Хью Пентикост - Запятнанный ангел

Кровь застучала у меня в висках. Это уже не шутка. Похоже на поступок каких-нибудь вандалов-подростков, бессмысленный, разрушительный.

Ну, сегодня вечером на машине мне отсюда не уехать. Я неторопливо поднял верх, закрыл окна и запер дверцы. До дома Гарриет было чуть больше мили, до «Вилки и Ножа» – все четыре.

Я дошел до Колони-роуд и почти напротив дороги, ведущей к театру, заметил яркие огоньки дома, в северном крыле которого виднелось огромное окно студии. Я прошел по мягкому ковру из сосновых иголок к парадному входу и постучал.

– Войдите!

Это был женский голос. Молодой голос.

Я открыл дверь. Комната за дверью представляла собой большую студию с холстами, сложенными у стены, мольбертом и столиком у окна, где валялись краски и кисти. На кушетке напротив двери сидела, подогнув под себя ноги, девушка с волосами огненного цвета и читала книгу. На ней была простая голубая рубашка, забрызганная краской, и тесные голубые джинсы. Выглядела она весьма привлекательно. Девушка кинула на меня вопросительный взгляд и вдруг спрыгнула с кушетки, словно ее укололи булавкой.

– Так это вы! – выпалила она гневно.

– Прошу прощения? – озадаченно спросил я.

– Это вы взяли мою пластинку. Кто вы такой и зачем вам понадобилось рыться в моих вещах, когда меня не было дома?

– Давайте начнем сначала, – сказал я, тоже слегка раскипятившись. – Я не копался в ваших вещах, а если это пластинка ваша, у меня есть к вам несколько вопросов.

– Кто вы такой? – спросила она все еще сердито.

– Меня зовут Дэвид Геррик. Я зашел узнать, нельзя ли от вас позвонить. Кто-то разломал мою машину, пока я был в театре на холме. Я хочу дозвониться в гараж и вызвать механика.

– Вы тот человек, которого вызвала Гарриет Брок?

– Вы это узнали из первых рук, от мисс Сотби, или до вас дошли слухи?

– А что случилось с вашей машиной? – осведомилась она.

– Кто-то разрезал шины и обивку. Я не предполагал, что в Нью-Маверике водятся несовершеннолетние преступники.

– Откуда у вас моя пластинка, если вы не взяли ее здесь?

До сих пор ни она, ни я не ответили ни на один вопрос. Я решил, что сделаю это первым.

– Кто-то поставил ее на проигрыватель в театре. Кто бы это ни был, он ушел, оставив ее там, и она крутилась и крутилась. Мне стало интересно, и я пошел посмотреть. Но сейчас единственное, что меня интересует, – спасти то, что осталось от моей машины.

Лицо девушки побледнело.

– Кто-то поставил «Аппассионату» в театре?

– Кто-то, не очень жаждавший, чтобы его увидели. А теперь можно мне позвонить?

– Насчет пластинки, – продолжала девушка, не обращая внимания на мою просьбу. – Мне очень интересно узнать, с какой стати кто-то взял ее, чтобы поставить в театре. Джон Уиллард играл «Аппассионату» в ту ночь, когда его убили. И мне это не безразлично, потому что я Пенни Уиллард.

Рыжеволосая девушка была дочерью Джона Уилларда, которой едва исполнилось три месяца, когда кто-то прострелил ему голову, и всего годик, когда ее мать заснула, чтобы проснуться уже в мире ином. Теперь в ее худеньких сильных ручках – будущее Нью-Маверика. Она не боялась прошлого. Она наняла Эда Брока, чтобы он раскрыл правду. Она не была забитой маленькой сироткой. В ней чувствовались решимость и мужество.

– Вы приехали, чтобы узнать, что произошло с Эдом Броком, да, мистер Геррик? – спросила она. Ее голубые глаза внимательно разглядывали меня, и я ясно ощутил, что на меня смотрит далеко не ребенок.

– Я приехал, чтобы помочь Гарриет, насколько это в моих силах, – ответил я. – Она и Эд – мои старые друзья.

– Окружной прокурор в Нью-Йорке интересуется этим делом?

– Нет, мисс Уиллард. Просто так случилось, что я работаю у него. Я здесь по собственной инициативе и в свободное время.

– Чем вы можете помочь Гарриет, если не узнаете, кто напал на Эда?

– Послушайте, мисс Уиллард, мы с вами незнакомы, – сказал я. – Чем я собираюсь заниматься или не собираюсь, это дело мое – и Гарриет.

– Не будьте занудой, – отозвалась она. – Если вы хоть что-то знаете о том, что здесь случилось, вам понятно, как я связана с этим делом. Несчастье с Эдом Броком произошло потому, что он работал на меня. Если вы найдете человека, напавшего на него, вы найдете и того, кто убил моего отца. Мне нужны ответы на оба эти вопроса. Я несу ответственность за Эда. Я не сую нос в то, что меня не касается.

Она говорила прямо и жестко: такая маленькая, такая сильная и одновременно такая очаровательно женственная.

– Я зануда, – согласился я. – Я знаю, насколько щедры и добры вы были к Гарриет.

– Добра! Я превратила ее жизнь в ад.

– Работа Эда заключалась в том, чтобы рисковать жизнью, – сказал я. – В этот раз у него не получилось. Печально, но это профессиональный риск. Вам не следует винить себя. Теперь отвечу на ваш первый вопрос: можно ли помочь Гарриет и хотя бы немного успокоить ее, не найдя того, кто убил вашего отца и пытался убить Эда. Разумеется, я приложу все усилия, чтобы найти убийцу. И между прочим, я хочу добраться до типа, который изуродовал мой автомобиль.

Она хитро улыбнулась:

– Вы любите свою машину, мистер Геррик?

– Страстно. И столь же страстно я не люблю людей, которые стараются меня запугать.

– Вы думаете, это оно и было – с пластинкой и машиной?

– Едва ли это можно счесть торжественной встречей, – съязвил я.

Пенни подошла к столику с красками около мольберта и взяла сигарету.

– Ответьте мне вот что. Если бы я заявила во всеуслышание, что я не намерена больше выяснять правду о моем отце, а вы увезли отсюда Броков, на этом все закончилось бы, мистер Геррик?

– Честный вопрос, и я дам на него честный ответ, – сказал я. – Возможно, да.

Она повернулась ко мне, щурясь от сигаретного дыма:

– Я готова поступить так, если вы мне скажете.

– Но вы не хотите этого делать?

– Я хочу узнать правду, – отрезала она. – Может быть, убийца точно знает, что Гарриет ничего не известно. Может быть, он даст им уехать. Но что бы я ни пообещала, здесь у него не будет твердой уверенности. Сдержу ли я свое обещание? Не пожелаю ли я снова вернуться к этому позже? Не лучше ли будет покончить со всеми сомнениями немедленно – насчет меня.

Я пристально посмотрел на нее. Она говорила о том, что не пришло в голову мне. Она была в опасности. Не меньше, чем Гарриет. Возможно, даже больше.

– Здесь происходят странные вещи, мистер Геррик. Вы слышали о Тэде Фэннинге?

– Кто такой Тэд Фэннинг? – спросил я. – И кстати, все в городе называют вас Пенни. Могу ли я тоже вас так называть, а вы звали бы меня Дэйв?

– Я не против, – ответила она. – Со мной происходят дурные вещи, Дэйв. – В ее голосе прозвучала внезапная горечь. – Я вдруг стала нечистой. Как прокаженная! Держитесь подальше от Пенни Уиллард!

– Ко мне это не относится, – сказал я, улыбаясь.

Краска залила ее лицо.

– Я люблю, – сказала она почти вызывающе. – Я люблю, и меня бросили. Мой парень ушел от меня – так запросто. Он стоял точно там, где стоите вы, Дэйв. «Мы никогда больше не увидимся, Пенни, – сказал он, – никогда в жизни». А потом повернулся и побежал так, словно все салемские ведьмы гнались за ним. Он ушел. Исчез. Пропал.

– Это и есть Тэд Фэннинг? – спросил я.

– Да.

– Тогда он идиот, – проговорил я.

Пенни задумчиво уставилась на меня. Она пыталась понять, не хочу ли я завести с ней романчик. Потом решила, что нет. А я не знал, хочу я или не хочу. Но знаю, что мне хотелось ей понравиться.

– Я бы выпила что-нибудь, – бросила она. – А вы как? Бурбон или шотландское виски?

– Бурбон со льдом, если можно.

Она показала на телефон:

– Пока я приготовлю нам выпить, вам стоило бы позвонить в полицию штата и сообщить о том, что случилось с вашей машиной. Посмотрят на нее до того, как ее увезут в гараж. Номер в начале телефонной книги.

Она была не только хорошенькой, но и практичной. Я позвонил в полицию. Мне сказали, что одна из патрульных машин заедет к Пенни примерно минут через десять. Когда я вернулся в комнату, она уже шла ко мне с бокалами, гибкая и грациозная. Я вспомнил, что ее мать была танцовщицей. Она протянула мне бокал и указала жестом на кожаное кресло, а сама снова взобралась на кушетку. С ней было легко. Словно со старым другом.

– Полиция штата и прокуратура утверждают, что не закрывали дело об убийстве отца, – сказала она, – но в действительности они перестали шевелиться через несколько месяцев после его смерти. На фестивале в ту ночь было пять тысяч человек, Дэйв, все в масках и маскарадных костюмах. Никто ничего не видел. Это мог быть кто угодно. У отца не было врагов.

– У него был враг, – возразил я.

Пенни стала рыться в кармане рубашки в поисках сигареты. Я поднес ей зажигалку.

– Вы знаете, что моя мать покончила с собой, когда мне был год? – спросила она.

– Я услышал об этом сегодня днем.

– Знаете почему?

– Нет.

– И я не знаю, – сказала Пенни и глубоко затянулась. – Когда она умерла, я осталась сиротой. Отец, хотя и был человеком искусства, умел вести дела. Он принял меры именно на такой случай. Его доверителями были банк в Нью-Йорке и его ближайший друг, художник Роджер Марч. Дядя Роджер первым из художников приехал в Нью-Маверик. Он помогал отцу во всех его начинаниях, был моим крестным и стал моим опекуном по условиям отцовского завещания, когда умерла мать. Я выросла в его семье. Его жена умерла много лет назад, но у него есть дочь Лора. Мы жили все вместе – Лора, ее муж Пол Фэннинг, их сын Тэд, который на два года старше меня, и я. Я росла как дочь Лоры, пока мне не исполнилось пять лет и меня не повели в детский дом. До этого я никогда не слышала о своих настоящих отце и матери. Я думала, что Лора – моя мама. Но дядя Роджер знал, что, как только я пойду в школу, я узнаю правду, поэтому он мне рассказал столько, сколько считал необходимым на случай, если кто-то захочет сделать мне сюрприз. Я была потрясена – и мучилась любопытством. Прошли, наверное, год или два, прежде чем я узнала всю историю. Она казалась мне странной. Я знакомилась со своим отцом через его книги и пластинки. Я даже знала звук его голоса, потому что он когда-то записал несколько народных песен. Много позже я увидела свою мать – в старом фильме, который показывали по телевизору.