– Может быть, вы желаете, чтобы я остался там на ночь?
– Я только что хотел предложить это вам.
– Значит, если мой ночной приятель снова навестит меня, то увидит, что птичка улетела. Мы все в ваших руках, мистер Холмс, и вам только следует говорить нам, что мы должны делать. Может быть, вы желаете, чтобы Джозеф поехал с нами и присматривал за мной?
– О нет! Мой друг Ватсон – медик, как вам известно, он и присмотрит за вами. Если позволите, мы позавтракаем здесь, а потом все трое отправимся в город.
Его предложение было принято. Мисс Гаррисон, согласно совету Холмса, отказалась выйти из спальни. Я не понимал маневров моего приятеля. Может быть, он просто хотел удержать барышню от свидания с Фелпсом. Молодой человек, обрадованный сознанием выздоровления и возможностью действовать, завтракал с нами в столовой. Холмс приготовил нам еще сюрприз: он проводил нас на станцию, посадил в вагон и затем спокойно объявил, что не намерен уезжать из Уокинга.
– Тут есть два-три пунктика, которые мне хотелось бы выяснить до отъезда, – сказал он. – Ваше отсутствие, мистер Фелпс, облегчит до известной степени это дело. Ватсон, будьте добры, когда приедете в Лондон, отправляйтесь с нашим приятелем прямо на Бейкер-стрит и оставайтесь с ним, пока я не приеду. Вы – старые товарищи по школе, и вам есть о чем поговорить. Мистера Фелпса вы можете поместить в спальне; я буду дома к завтраку, так как есть поезд, который приходит в Ватерлоо в восемь часов.
– А как же насчет расследований в Лондоне? – заметил Фелпс.
– Мы можем завтра заняться этим. Я полагаю, что в настоящее время мое присутствие полезнее здесь.
– Скажите там, в Брайарбрэ, что я надеюсь вернуться завтра к вечеру, – крикнул Фелпс, когда поезд тронулся от платформы.
– Вряд ли я попаду в Брайарбрэ, – ответил Холмс и весело махнул рукой, когда мы отъезжали от станции.
Фелпс и я много говорили об этом неожиданном поступке Холмса, но ничего не могли придумать.
– Я полагаю, что он хочет узнать что-нибудь насчет вчерашнего нападения. Что касается меня, то я не верю, чтобы это был простой вор.
– Что же вы думаете?
– Можете, если хотите, приписать это расстройству нервов, – но мне кажется, что вокруг меня идет серьезная политическая интрига, и, по непонятной для меня причине, заговорщики покушаются на мою жизнь. Это звучит чрезвычайно высокопарно и нелепо, но обратите внимание на факты! Зачем вору пытаться пробраться в спальню, да еще с длинным ножом в руках?
– Вы уверены, что это не было долото?
– О нет, это был нож. Я ясно видел, как сверкнуло лезвие.
– Но с чего станут так яростно преследовать вас?
– Ах! В этом-то и вопрос.
– Ну, если Холмс думает то же самое, то, может быть, этим и можно объяснить его действия. Если ваше предположение верно, то, поймав того, кто покушался на вас ночью, он может легко найти и похитителя морского договора. Глупо же предполагать, что у вас два врага, один из которых обворовывает вас, а другой угрожает вашей жизни.
– Но мистер Холмс сказал, что он не возвратится в Брайарбрэ.
– Я уже давно знаю его и уверен, что он ничего не делает без основательного повода, – сказал я, и наш разговор перешел на другие предметы.
Денек выдался тяжелый. Фелпс был еще слаб после продолжительной болезни, раздражителен и нервен вследствие перенесенных им потрясений. Напрасно я старался заинтересовать его Афганистаном, Индией, специальными вопросами – всем, что только могло бы отвлечь от его мыслей. Он постоянно возвращался к утерянному договору, выказывал свое удивление, свои предположения о том, что делает Холмс, какие шаги предпринимает лорд Холдхерст, какие новости мы получим утром. К вечеру волнение его достигло высшего напряжения.
– Вы безусловно доверяете Холмсу? – спросил он.
– Я был свидетелем многих замечательных дел, в которых он принимал участие.
– А ему когда-нибудь удавалось освещать мрак, подобный тому, который царит в данном случае?
– О, мне известно, что он разрешал вопросы потруднее вашего.
– Но не такого важного значения?
– Ну, не знаю. Насколько мне известно, ему были поручены весьма важные дела трех царствующих домов Европы.
– Вы хорошо его знаете, Ватсон? Он так непроницаем, что я положительно не понимаю его. Как вы думаете, есть у него надежда на успех?
– Он ничего не говорил.
– Это дурной знак.
– Напротив, я заметил, что он всегда разговорчив, если не напал на след. В противоположном случае и когда он еще не вполне уверен в верности своих предположений, он бывает очень молчалив. Ну, мой друг, беспокойством делу не пособишь, поэтому ложитесь-ка спать, чтобы завтра встать свежим и готовым ко всему, что может ожидать вас.
Наконец мне удалось уговорить его последовать моему совету, хотя, судя по его возбужденному виду, трудно было надеяться, что он будет спать. Волнение его заразило и меня, и я метался полночи, раздумывая о странной тайне и придумывая сотни объяснений, одно противоречивее другого. Зачем Холмс остался в Уокинге? Почему он просил мисс Гаррисон остаться целый день в комнате больного? Почему он не сказал обитателям Брайарбрэ, что намеревается остаться там? Я напрасно ломал голову, стараясь найти объяснения этих фактов, пока наконец не заснул.
Я проснулся в семь часов и тотчас же пошел в комнату Фелпса. Он был страшно бледен и измучен бессонной ночью. Первым его вопросом было, приехал ли Холмс.
– Он будет здесь в обещанное время, ни минутой раньше или позже, – сказал я.
И слова мои оказались справедливыми, так как тотчас после восьми часов к подъезду быстро подъехала карета и из нее вышел наш друг. Стоя у окна, мы увидели, что левая рука у него подвязана, а лицо бледно и сердито. Он вошел в подъезд, но прошло некоторое время, прежде чем он поднялся наверх.
– У него такой вид, как будто он потерпел неудачу! – воскликнул Фелпс.
Я вынужден был сознаться, что он прав.
– В конце концов следует предположить, что разгадка тайны находится в городе, – сказал я.
Фелпс тяжело вздохнул.
– Не знаю почему, но я так надеялся на его возвращение, – сказал он. – Но ведь вчера рука у него не была подвязана? Что же случилось с ним?
– Вы не ранены, Холмс? – спросил я, когда мой друг вошел в комнату.
– Пустая царапина… благодаря собственной моей неловкости, – ответил он, раскланиваясь с нами. – Ваше дело, мистер Фелпс, действительно одно из самых темных, которые мне приходилось распутывать.
– Я боялся что оно окажется выше ваших сил.
– Удивительно интересный случай.
– Повязка указывает на какие-то приключения, – заметил я. – Не расскажите ли вы нам, что случилось с вами?
– После завтрака, мой милый Ватсон. Вспомните, что сегодня утром я дышал воздухом Суррея на протяжении тридцати миль. Вероятно, нет ответа на мое объявление о номере кэба? Ну, что же, нельзя ожидать удачи во всем.
Стол был уже накрыт, и только я собрался позвонить, как миссис Хадсон принесла чай и кофе. Через несколько минут она вернулась с тремя закрытыми блюдами, и мы все уселись у стола: Холмс страшно голодный, я полон любопытства, Фелпс в глубочайшем унынии.
– Миссис Хадсон оказалась на высоте обстоятельств, – сказал Холмс, снимая крышку с блюда, на котором лежали тушеные цыплята. – Ее стряпня несколько однообразна, но она, как шотландка, умеет приготовить подходящий завтрак. Что там у вас, Ватсон?
– Яичница с ветчиной, – ответил я.
– Хорошо. А вы что желаете, мистер Фелпс? Цыпленка, яиц? Положить вам, или вы сами возьмете?
– Благодарю вас, я не могу есть, – сказал Фелпс.
– Ну, попробуйте-ка блюдо, которое перед вами.
– Благодарю вас, право, не могу.
– Надеюсь, что вы по крайней мере не откажетесь положить мне, – сказал Холмс, лукаво подмигивая.
Фелпс поднял крышку, громко вскрикнул и устремил неподвижный взор в одну точку. Лицо его стало бледнее блюда, на которое он смотрел. Посредине блюда, наискось, лежал сверток голубовато-серой бумаги. Фелпс схватил его, прочел, пожирая глазами, и как бешеный пустился скакать по комнате, прижимая бумагу к груди и взвизгивая от восторга. Потом он бросился в кресло в полном изнеможении, так что нам пришлось дать ему бренди, чтобы предотвратить обморок.
– Ну-ну, – успокоительно сказал Холмс, поглаживая его по плечу. – Нехорошо было с моей стороны так поразить вас, но Ватсон вам скажет, что я люблю драматические положения.
Фелпс схватил его руку и поцеловал.
– Да благословит вас Бог! – вскрикнул он. – Вы спасли мою честь.
– Ну, знаете, ведь и моя была задета, – возразил Холмс. – Уверяю вас, что мне так же невыносимо было бы не добиться успеха в деле, как вам не исполнить данного вам поручения!
Фелпс запрятал драгоценный документ в самый глубокий карман сюртука.
– У меня не хватает духа прервать ваш завтрак, а между тем я умираю от нетерпения узнать, где и как вы достали договор.
Шерлок Холмс выпил чашку кофе и занялся яичницей с ветчиной. Потом он встал, зажег трубку и уселся в свое кресло.
– Расскажу вам, что я сделал сначала и что случилось потом, – сказал он. – Расставшись с вами на станции, я совершил восхитительную прогулку по очаровательной местности Суррея и дошел до хорошенькой деревушки Рипли, где напился чаю в гостинице, наполнил свою фляжку и запасся сандвичами. Я остался там до вечера, а потом отправился в Уокинг и как раз после заката солнца очутился на большой дороге у Брайарбрэ. Я подождал, пока на дороге не стало народу, – да, кажется, и вообще эта дорога не очень многолюдна – и перелез через забор в парк.
– Но ведь, наверное, калитка была отперта? – заметил Фелпс.
– Да, но у меня особые вкусы в подобных случаях. Я выбрал место, где стоят три сосны, и под их защитой перелез через забор так, что никто не мог увидеть меня. Перебравшись на другую сторону, я пополз от куста к кусту – доказательством чего может служить плачевное состояние моих брюк, – пока не дополз до группы рододендронов как раз против окна вашей спальни; тут присел на корточки и стал ждать. Шторы в вашей комнате не были опущены, и я мог видеть мисс Гаррисон, сидевшую у стола за чтением. Было четверть одиннадцатого, когда она захлопнула книгу, закрыла ставни и вышла из комнаты. Я слышал, как она затворила дверь и повернула ключ в замке.
Захватывающая история!
Прекрасное путешествие в прошлое!
Незабываемое прочтение!
Отличное прочтение!
Отличное произведение!
Великолепное произведение Артура Конан Дойла!
Великолепное погружение в мир Шерлока Холмса!
Невероятно захватывающее чтение!
Захватывающее чтение!
Очень интересно!