– Что касается вас лично, – сказал я, – из всего того, что вы рассказали мне, очевидно, что вашим даром наблюдательности и замечательной способностью к быстрым выводам вы обязаны только своей систематической подготовке.

– До некоторой степени да, – задумчиво ответил Холмс. – Мои предки были помещики, которые, как мне кажется, вели образ жизни, свойственный их сословию. Но тем не менее, должно быть, эти способности в крови у меня. Может быть, я унаследовал их от бабушки, сестры французского художника Верне. Художественные задатки выливаются иногда в самые странные формы.

– Но почему вы знаете, что ваши способности вами унаследованы?

– Потому что мой брат Майкрофт одарен ими в еще большей степени, чем я.

Это было совершенной новостью для меня. Если в Англии существует еще один человек, одаренный такими необыкновенными способностями, то почему о нем не знает ни полиция, ни публика? Я задал этот вопрос моему приятелю, намекнув при этом, что он только из скромности признает брата выше себя. Холмс засмеялся.

– Дорогой Ватсон, я не разделяю мнения тех, кто считает скромность добродетелью, – сказал он. – Для логического ума все вещи должны быть такими, каковы они на самом деле, а ценить себя ниже того, что стоишь, такое же отклонение от истины, как и преувеличивать свои достоинства. Поэтому если я говорю, что Майкрофт одарен наблюдательной способностью в большей степени, чем я, то можете быть уверены, что это точная, непреложная истина.

– Он моложе вас?

– На семь лет старше.

– Как же случилось, что он неизвестен?

– О, он очень известен в своем кругу.

– В каком же?

– Да например, в клубе Диогена.

Я никогда не слыхал об этом учреждении, и, должно быть, это отразилось на моем лице, потому что Шерлок Холмс вынул из кармана часы и сказал:

– Клуб Диогена – страннейший из клубов Лондона, а Майкрофт самый странный из людей. Он ежедневно бывает в клубе от трех четвертей пятого до без двадцати минут восемь. Теперь шесть, и если желаете пройтись в такой прекрасный вечер, то я буду рад показать вам две лондонские диковинки.

Пять минут спустя мы уже шли по улице к Риджент-серкус.

– Вы удивляетесь, что Майкрофт не пользуется своим даром, чтобы стать сыщиком, – сказал мой приятель. – Он не способен к этому занятию.

– Но мне показалось, что вы сказали…

– Я сказал, что он обладает большей наблюдательностью и способностью делать выводы, чем я. Если бы искусство сыщика ограничивалось рассуждениями в кресле, то мой брат был бы величайшим в мире деятелем в области раскрытия преступлений. Но у него нет ни трудолюбия, ни энергии. Он не двинется с места, чтобы проверить свои рассуждения, и готов скорее признать себя неправым, чем потревожить себя, доказывая свою правоту. Много раз я обращался к нему в затруднительных случаях, и предлгаемые им объяснения всегда оказывались верными. А между тем он совершенно неспособен выяснить практическую сторону дела, которой надо заняться, прежде чем дело попадет в суд.

– Следовательно, это не его профессия?

– Нет. То, что мне доставляет средства к жизни, – для него только развлечение дилетанта. У него необыкновенная способность разбираться в цифрах, и он проверяет отчеты во многих правительственных учреждениях. Майкрофт живет в Пэлл-Мэлл и каждое утро ходит в Уайтхолл, а вечером возвращается оттуда. Из года в год он не делает иных прогулок и нигде не бывает, за исключением клуба Диогена, помещающегося как раз напротив его квартиры.

– Это название совершенно не знакомо мне.

– Весьма вероятно. В Лондоне, как вам известно, много людей, которые избегают общества или по застенчивости, или по нелюдимости. А между тем они не против того, чтобы почитать новые журналы и газеты, сидя в удобных креслах. Вот для людей подобного рода и устроен клуб Диогена, к членам которого принадлежат самые нелюдимые и необщительные люди в Лондоне. Никто не должен обращать ни малейшего внимания на другого. Нигде, за исключением приемной комнаты, не разрешается разговаривать, троекратное нарушение этого правила, доведенное до сведения правления, ведет к исключению виновного из числа членов. Брат был одним из основателей этого клуба, и я сам нахожу, что посещение его очень успокоительно действует на нервы.

Разговаривая, мы дошли до Пэлл-Мэлл со стороны Сент– Джеймс. Шерлок Холмс остановился у одного из подъездов и, сделав мне знак молчать, провел меня в переднюю. Через стеклянную перегородку я увидел большую роскошную комнату, где за газетами сидело много людей, каждый в своем уголке. Холмс ввел меня в маленькую комнату, где оставил меня, и через минуту вернулся с незнакомым мне человеком, в котором я сразу узнал его брата.

Майкрофт Холмс был гораздо выше и плотнее Шерлока. Он был положительно толст, но его лицо, хотя и массивное, носило следы того же проницательного выражения, которым так отличалось лицо его брата. Глаза, особенного водянистого светло-серого цвета, казалось, всегда смотрели тем взглядом, как бы проникающим куда-то в пространство, в глубину, какой я замечал у Шерлока только тогда, когда он напрягал все свои умственные способности.

– Рад познакомиться с вами, сэр, – сказал он, протягивая широкую, плоскую, как ласта тюленя, руку. – С тех пор как вы стали писать о Шерлоке, я со всех сторон только и слышу о нем. Между прочим, Шерлок, я думал, что ты зайдешь ко мне на той неделе, чтобы посоветоваться об истории в замке. Я думал, что, может быть, она окажется несколько трудноватой для тебя.

– Нет, я справился с ней, – улыбаясь, ответил мой приятель.

– Конечно, это Адамс?

– Да, Адамс.

– Я был уверен в этом с самого начала.

Братья сели у окна.

– Самое удобное место для каждого, кто желает изучать человечество, – сказал Майкрофт. – Взгляните, что за чудные типы! Например, вот хоть эти двое людей, направляющиеся к нам.

– Один – маркёр, а другой?

– Вот именно. Как ты думаешь, кто другой?

Незнакомцы остановились перед окном. Несколько меловых пятен на кармане жилета одного из них были единственными указаниями на его близость к бильярду, насколько я мог заметить. Другой был смуглый человек в сдвинутой на затылок шляпе и с несколькими свертками под мышкой.

– Должно быть, бывший военный, – сказал Шерлок. – И только что вышедший в отставку.

– По-моему, служил в Индии.

– Офицер в отставке.

– Думаю – артиллерист, – сказал Шерлок.

– И вдовец.

– Но имеет ребенка.

– Ребят, мой милый, ребят.

– Ну, уж это слишком, – смеясь, заметил я.

– Несомненно, нетрудно угадать, что человек такой выправки, очевидно привыкший повелевать, с таким загорелым лицом – военный, недавно вернувшийся из Индии, – ответил Холмс.

– Что он недавно оставил службу, видно из того, что он еще носит военные сапоги, – заметил Майкрофт.

– Походка у него не кавалериста, а между тем он носил фуражку набок, что видно по более светлой коже на одной стороне лба. Для сапера он слишком тяжеловесен. Он артиллерист.

– Потом траурный костюм указывает на то, что он потерял кого-то очень близкого. То, что он сам делает покупки, указывает на то, что он лишился жены. Вы видите, он покупает детские вещи. По погремушке можно заключить, что у него есть очень маленький ребенок. Жена, вероятно, умерла при родах. Книга с картинками под мышкой указывает на то, что ему приходится заботиться еще о другом ребенке.

Я начал понимать, почему мой приятель говорит, что его брат обладает еще большими способностями, чем он. Шерлок взглянул на меня и улыбнулся. Майкрофт взял щепотку табака из черепаховой табакерки и смахнул крошки с сюртука большим шелковым платком.

– Между прочим, Шерлок, – сказал он, – у меня есть нечто, как раз по сердцу тебе, – очень странное дело, о котором меня просили высказать свое мнение. У меня не хватило энергии заняться им как следует, но оно дало мне основание для очень интересных предположений. Если хочешь выслушать факты…

– С удовольствием, дорогой Майкрофт.

Майкрофт написал несколько слов на листке, вырванном из записной книжки, позвонил и отдал записку вошедшему лакею.

– Я попросил мистера Меласа зайти сюда, – сказал Майкрофк – Он живет над моей квартирой, и я немного знаком с ним. Вот почему он и обратился ко мне в своем затруднительном положении. Мистер Мелас – грек по происхождению и замечательный лингвист. Он зарабатывает себе на жизнь частично в качестве переводчика в судебных местах, а частично состоя проводником при богатых путешественниках с востока, останавливающихся в отелях Нортумберленд-авеню.

Через несколько минут к нам вошел маленький толстый человек. Оливковое лицо и черные как уголь волосы ясно выдавали его южное происхождение, хотя по разговору его можно было принять за образованного англичанина. Он пожал руку Шерлоку Холмсу, и его темные глаза заблестели от удовольствия, когда он узнал, что этот специалист желает выслушать его историю.

– Я не предполагаю, чтобы полиция поверила мне… честное слово, не предполагаю, – сказал он жалобным голосом. – Только потому, что им не приходилось слышать ничего подобного, они думают, что этого и быть не может. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, что стало с тем беднягой с пластырем на лице.

– Я вас слушаю, – проговорил Шерлок Холмс.

– Сегодня среда, – начал мистер Мелас, – ну, так это случилось в понедельник ночью… понимаете, только два дня тому назад. Я – переводчик, как, вероятно, уже сказал вам мой сосед. Я перевожу на разные языки, но так как я грек по происхождению и ношу греческую фамилию, то больше всего имею дело с этим языком. В продолжение многих лет я состою главным переводчиком с греческого языка в Лондоне, и мое имя хорошо известно во всех отелях.

Довольно часто случается, что за мной присылают в самое неподходящее время, в случаях каких-либо приключений с иностранцами или когда приехавшие с поздними поездами путешественники нуждаются в моих услугах. Поэтому я нисколько не удивился, когда в понедельник ночью ко мне явился некий мистер Латимер, очень элегантный молодой человек, и попросил меня поехать с ним в ожидавшем его кэбе.