Первое, что пришло в голову кучера, когда он увидел, что ничем не может помочь своему бедному хозяину, было открыть дверь. Но тут он встретил непредвиденное затруднение. Ключа в дверях не было, и как он ни искал в комнате, нигде его не мог найти. Тогда он тем же путем через окно вышел из комнаты, чтобы дать знать полиции и позвать доктора. Миссис Барклай, которую, конечно, все подозревали в убийстве мужа, была перенесена в бессознательном состоянии в свою комнату. Тело же полковника положили на кушетку и составили протокол.

Старый воин умер от рваной раны, нанесенной ему в затылочную часть головы каким-то тупым орудием. Какого рода это тупое орудие, определить было нетрудно, так как оно валялось тут же, на полу около тела. Это был изогнутый нож, сделанный из очень твердого дерева, с костяной ручкой. У полковника была большая коллекция различного рода оружия, собранная им во всех странах, где ему приходилось воевать или ездить по делам службы. Должно быть, и этот нож был в числе его трофеев. Опрошенные слуги уверяли, что никогда раньше не видали у полковника подобного оружия, но этому нельзя придавать большого значения, потому что они могли и не заметить его среди массы редких вещей, находящихся в доме. Кроме этого, ничего особенно важного не было замечено полицией; одно только обстоятельство поражало всех: ни у миссис Барклай, ни у полковника и нигде в целом доме не могли найти ключа, которым была закрыта дверь изнутри до совершения преступления. Чтобы открыть дверь, пришлось в конце концов позвать слесаря из Олдершота.

Вот в каком положении находилось дело, Ватсон, пока я не приехал по просьбе майора Мерфи во вторник утром, чтобы помочь розыскам полиции. Вы согласитесь со мной, что это дело даже в том виде, как я его вам рассказал, представляет большой интерес, но мои собственные розыски на месте преступления убедили меня, что оно гораздо интереснее, чем кажется с первого раза.

Я начал с того, что опросил еще раз прислугу, но она ничего нового мне не рассказала. Одну только интересную подробность припомнила горничная Джейн Стюарт. Вы помните, что она, услышав спор, спустилась в кухню и привела с собой остальную прислугу. Она говорила, что когда в первый раз подошла к двери, господа говорили такими сдавленными голосами, что невозможно было разобрать ни одного слова. Когда же я стал настаивать, чтобы она припомнила, что говорили господа, то она призналась, что слышала дважды произнесенное госпожой имя Дэвид. Это обстоятельство хоть немножко объясняет нам причину спора. Если вы помните, имя полковника – Джеймс.

Затем нельзя упускать из виду еще одно обстоятельство. На полицию и даже на слуг произвело ужасное впечатление лицо полковника. Трудно себе представить, чтобы лицо храброго воина могло носить отпечаток такого смертельного ужаса и страха. Не может быть сомнения, что он уже раньше предвидел свою судьбу, и потому находился под впечатлением ужасного страха. В одном я согласен с предположением полиции: он не мог бы так испугаться, если бы видел желание жены убить его. Но, хотя рана и была нанесена ему в затылочную часть головы, он мог, желая избежать удара, как раз в это время повернуть голову. У жены полковника началось воспаление мозга, и потому узнать от нее ничего нельзя, так как она лежит без памяти.

От полиции я узнал, что мисс Моррисон, которая ходила на заседание, отказалась объяснить причину, почему миссис Барклай вернулась домой в дурном расположении духа.

Много трубок выкурил я, Ватсон, обдумывая все эти факты и стараясь восстановить истину. Не может быть сомнения, что преступление откроется само собой, как только выяснится, куда исчез ключ от дверей. В комнате его нет, следовательно, его кто-то унес. Ни полковник, ни его жена не могли унести с собой ключ, это совершенно ясно, следовательно, в комнате было какое-то третье лицо. А это третье лицо могло свободно проникнуть и уйти из комнаты через открытое окно. Я был убежден, что тщательное исследование комнаты и лужайки около дома откроет мне следы этой таинственной особы. Вы знаете мой метод, Ватсон. Ни одна пядь земли не осталась не исследованной мной, и в конце концов я открыл следы, хотя, признаться, совсем не такие, каких ожидал. На основании этих исследований я пришел к заключению, что в комнате действительно был посторонний человек, прошедший через лужайку со стороны дороги. Я нашел несколько ясных следов человеческих ног, один на самой дороге, в том месте, где он перелезал через низкий забор, два – на лужайке и два самых ясных следа – на земле под самым окном. Очевидно, этот человек быстро перебежал через лужайку, потому что носки его ног гораздо больше углублялись в землю, чем пятки. Но это меня нисколько не удивило, так как я ожидал найти его следы; гораздо больше поразил меня и заставил поломать голову его спутник.

– Его спутник?

Холмс вынул из кармана сложенный лист тонкой бумаги и осторожно развернул его на колене.

– Что вы скажете об этом? – продолжал он, подавая мне бумагу.

На бумаге были нарисованы следы какого-то маленького животного. Всего было пять отпечатков ног с длинными когтями, каждый след величиной приблизительно с десертную ложку.

– Это собака, – сказал я.

– Разве вы слышали когда-нибудь, чтобы собака бегала по занавескам? А я нашел следы этого странного животного на занавесках.

– Что же тогда, обезьяна?

– Но это не след обезьяны.

– Что же тогда это может быть?

– Ни собака, ни обезьяна, ни кошка и никакое другое родственное им животное. Я пробовал определить, что это за животное, при помощи измерений. Вы видите, что расстояние между передними и задними лапами не больше пятнадцати дюймов. Если прибавить к этому длину шеи и головы, то получится животное длиной не меньше двух футов, а может быть, и больше, если у него есть хвост. Произведем еще одно измерение. Животное двигалось, и потому у нас есть длина его шага. Во всяком случае длина его не больше трех футов. На этом основании мы можем вообразить себе животное с длинным туловищем и коротенькими лапами. Жалко, что оно не соблаговолило оставить нам хоть маленький клочок своей шерсти. Ко всему этому надо прибавить, что оно ползает по занавескам и принадлежит к разряду плотоядных.

– Откуда вы знаете, что оно плотоядное?

– Высоко на стене висела клетка с канарейкой, и это животное вскарабкалось по занавеске, чтобы достать птицу.

– Какое же, по вашему мнению, это животное?

– О, если бы я мог ответить вам на этот вопрос, я бы знал, кто убил полковника Барклая. Одно могу вам сказать, что это животное похоже на куницу и, может быть, даже немножко больше ее.

– Но какое оно имеет отношение к преступлению?

– Пока это еще неизвестно, хотя мы и гак уже очень много знаем. Нам известно, что какой-то человек стоял на дороге и был свидетелем ссоры между супругами Барклай, потому что шторы не были спущены и окно было открыто. Мы знаем также, что он перебежал через лужайку и проник в комнату в сопровождении странного животного, и предполагаем, что он либо убил полковника, либо полковник, что весьма вероятно, при виде его так испугался, что упал и разбил себе голову об угол камина. Непонятно одно обстоятельство: зачем было этому человеку уносить с собой ключ.

– По-моему, ваши наблюдения и выводы сделали это преступление еще более таинственным и запутанным.

– Согласен с вами, но это только доказало мне, что дело гораздо труднее, чем оно казалось с первого взгляда, и навело на мысль, что я неправильно взялся за дело и что надо рассматривать его с другой точки зрения. Но, право, Ватсон, я задерживаю вас. Ложитесь спать, а завтра по дороге в Олдершот я успею рассказать вам остальное.

– Благодарю покорно! Вы остановились на самом интересном месте. Нет уж, досказывайте до конца.

– Миссис Барклай ушла из дома в половине восьмого в хорошем расположении духа. Она никогда вообще не была слишком нежна со своим супругом, но, уходя из дома, как уверяет кучер, она не была с ним в ссоре. Вернувшись домой, она первым делом прошла в комнату, где меньше всего могла рассчитывать встретить своего мужа, и потребовала чаю, что обыкновенно делают взволнованные чем-нибудь женщины, и наконец, когда в комнату к ней вошел полковник, сейчас же стала с ним ссориться. Очевидно, в промежуток времени между половиной восьмого и девятью часами случилось что-то, что восстановило ее против мужа. Но все это время с ней неотступно была мисс Моррисон. Очевидно, эта девушка знает, но скрывает, что случилось в эти полтора часа.

Сначала я думал, что, может быть, старый солдат стал втихомолку ухаживать за молодой девушкой и что та в порыве откровенности призналась его жене. Этим вполне можно было бы объяснить дурное расположение миссис Барклай, а также нежелание мисс Моррисон рассказать всю правду. Но такое предположение само собой рушилось, когда я вспомнил, что миссис Барклай упоминала про какого-то Дэвида; к тому же полковник так любил свою жену, что наверняка ни за кем не стал бы ухаживать. Нелегко было разобраться в этой путанице; тем не менее, я совершенно отбросил мысль, что между полковником и мисс Моррисон существовала какая-нибудь тайная связь, но еще больше прежнего пришел к убеждению, что мисс Моррисон должна знать, почему миссис Барклай вдруг так переменилась к своему мужу. Поэтому я принялся за мисс Моррисон, рассказал ей свои догадки и предупредил, что больше всех подозревают в преступлении миссис Барклай, и потому, если она, мисс Моррисон, не захочет рассказать всю правду и прояснить дело, ее подруга очутится на скамье подсудимых.

Мисс Моррисон – маленькое эфирное создание с робкими глазами и белокурыми волосами, вопреки моим ожиданиям, оказалась девушкой довольно проницательной и рассудительной. Прежде чем ответить, она подумала некоторое время, потом повернула ко мне свое лицо, по которому я сразу догадался, что она на что-то решилась, и рассказала мне поистине замечательную вещь. Передаю вам дословно ее слова: «Я обещала своей подруге никому не говорить о том, что видела и слышала, и хотела свято исполнить свое обещание. Но теперь, когда она сама больна и не может оправдаться, и когда, как вы говорите, я могу спасти ее или, по крайней мере, снять с нее позорное пятно подозрения, я считаю себя свободной от обещания. Извольте, я расскажу вам, что случилось в понедельник вечером.