– Чудесно, Ватсон, – сказал Холмс, когда я указал ему эти следы, – вы избавили нас от длинной прогулки, которая привела бы нас обратно к нашим собственным следам.

Нам не пришлось идти далеко. Следы оканчивались у асфальтовой дорожки, которая вела к мейплтонским конюшням. Навстречу нам выбежал грум.

– Мы не позволяем бродягам шляться здесь, – сказал он.

– Я хотел только спросить кое-что, – сказал Холмс, запуская указательный и большой пальцы в карман жилета. – Не будет слишком рано, если я зайду завтра в пять часов утра, чтобы повидать вашего хозяина, мистера Сайласа Брауна?

– Господь с вами, сэр; уж кто-кто, а он всегда будет, когда надо, потому что встает раньше всех. Но вот и он сам, сэр, и ответит на ваш вопрос. Нет, сэр, нет, он прогонит меня, если увидит, что я взял деньги. После, если вам угодно.

В ту минуту, как Шерлок Холмс положил обратно в карман вынутые им полкроны, из ворот вышел пожилой господин свирепого вида, с хлыстом в руке.

– Это что такое, Доусон? – крикнул он. – Что за болтовня! Ступай, берись за дело! А вы… какого черта вам здесь надо?

– Надо поговорить с вами минут десять, любезный сэр, – ответил Холмс самым ласковым тоном.

– Некогда мне разговаривать со всякими бродягами. Убирайтесь, а не то спущу собаку.

Холмс наклонился и шепнул что-то на ухо тренеру. Тот сильно вздрогнул и вспыхнул до ушей.

– Это ложь! – крикнул он. – Дьявольская ложь!

– Отлично! Станем мы обсуждать это здесь, при всех, или переговорим у вас в доме?

– О, войдите, если желаете.

Холмс улыбнулся.

– Я задержу вас только на несколько минут, Ватсон, – сказал он. – Ну-с, я к вашим услугам, мистер Браун.

Прошло минут двадцать и румяная заря перешла в серые сумерки, когда Холмс и тренер вышли из дома. Никогда не случалось мне видеть, чтобы за такое короткое время человек мог так измениться, как Сайлас Браун. Лицо его было смертельно бледно, на лбу блестели капли пота, а руки тряслись так, что хлыст колыхался, как ветка на ветру. Вся дерзость и заносчивость исчезли, и он покорно шел рядом с моим товарищем, словно собака за хозяином.

– Ваши указания будут исполнены. Все будет исполнено, – говорил он.

– Ошибки быть не должно, – сказал Холмс, оглядываясь на него. Браун вздрогнул, прочтя угрозу в его глазах.

– О нет, ошибки не будет. Все будет как следует. Сделать изменения заранее или нет?

Холмс задумался на одно мгновение и потом громко расхохотался.

– Нет, не делайте изменений. Я напишу вам об этом. Смотрите, без плутовства, или…

– О, вы можете поверить мне, поверить вполне.

– Берегите, как свою собственность.

– Можете положиться на меня.

– Да, думаю, что могу. Ну, завтра я извещу вас.

Он повернулся на каблуках, не обратив внимания на протянутую ему дрожащую руку, и мы отправились в Кингз-Пайлэнд.

– Мне редко приходилось встречать такое соединение заносчивости, трусости и низости, как в мистере Сайласе Брауне, – заметил Холмс дорогой.

– Так лошадь у него?

– Он попробовал было отрицать это, но я так подробно описал ему все его действия в то утро, что он убежден, будто я следил за ним. Вы, конечно, заметили особую четырехугольную форму носков сапог на следе? Его сапоги как раз подошли к этим следам. К тому же ни один из его подчиненных не осмелился бы сделать подобной штуки. Я описал ему, как он, по обыкновению, встал раньше всех и увидал чужую лошадь, бродившую по торфу, как он подошел к ней и изумился, узнав по белому пятну на лбу лошади, от которого она получила свое имя, что случай отдает в его власть единственного коня, могущего побить того, на которого он поставил свои деньги. Потом я описал ему, как первым его порывом было отвести лошадь в Кингз-Пайлэнд, как дьявол внушил ему скрыть лошадь до окончания скачек, как он провел ее обратно и спрятал в Мейплтоне. Когда я подробно рассказал ему это, он перестал запираться и стал думать только о спасении своей шкуры.

– Но ведь его конюшни были обысканы?

– О, у такого старого барышника всегда найдется укромное местечко.

– А вы не боитесь оставить лошадь у него? Ведь ему выгодно искалечить ее.

– Милый мой, он будет беречь ее как зеницу ока. Он знает, что единственная надежда на помилование – это сохранить лошадь в полной безопасности.

– Полковник Росс произвел на меня впечатление человека, не склонного миловать.

– Дело касается не одного только полковника Росса. Я следую моему методу и говорю только то, что считаю нужным. В том-то и выгода моего неофициального положения. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, что полковник отнесся ко мне несколько свысока. Вот я и хочу немного позабавиться на его смет. Не говорите ему ничего о лошади.

– Конечно, не скажу без вашего позволения.

– И, само собой разумеется, это незначительный вопрос в сравнении с тем, кто убил Джона Стрейкера.

– Теперь вы займетесь этим делом?

– Напротив, сегодня вечером мы уедем в Лондон.

Я был совершенно поражен этими словами моего друга. Мы пробыли только несколько часов в Девоншире, и мне казалось непонятным, почему он бросает поиски, начавшиеся таким блестящим образом. Но я не добился от него ни единого слова, пока мы не вернулись в дом тренера. Полковник и инспектор ожидали нас в гостиной.

– Мой друг и я возвращаемся в Лондон с экспрессом, отходящим в двенадцать часов ночи, – сказал Холмс. – Приятно было подышать чудным воздухом Дартмура.

Инспектор широко раскрыл глаза, а у полковника мелькнула на губах насмешливая улыбка.

– Итак, вы потеряли всякую надежду найти убийцу бедного Стрейкера, – сказал он.

Холмс пожал плечами.

– Действительно, встретилось много серьезных препятствий, – сказал он. – Однако я твердо надеюсь, что ваша лошадь будет скакать во вторник, и прошу вас держать жокея наготове. Нет ли у вас фотографической карточки мистера Джона Стрейкера?

Инспектор вынул из кармана конверт, взял из него фотографическую карточку и подал ее Холмсу.

– Вы предупреждаете все мои желания, дорогой Грегори. Могу я попросить вас подождать одну минуту, пока я поговорю со служанкой?

– Должен признаться, я несколько разочаровался в нашем лондонском консультанте, – резко сказал полковник Росс, когда мой друг вышел из комнаты. – Мы ни на шаг не продвинулись со времени его приезда.

– По крайней мере, вы имеете обещание, что ваша лошадь будет скакать во вторник.

– Да, обещание-то я имею, но предпочел бы иметь лошадь, – сказал полковник, пожимая плечами.

Я только что собирался возразить в защиту моего друга, как он сам вошел в комнату.

– Ну-с, джентльмены, я готов отправиться в Тависток, – сказал он.

Когда мы садились в экипаж, один из конюхов держал дверцу. Очевидно, Холмсу пришла какая-то внезапная мысль: он наклонился и дотронулся до рукава конюха.

– У вас в загоне есть овцы; кто смотрит за ними?

– Я, сэр.

– Не случалось ли с ними чего-нибудь особенного за это время?

– Ничего особенного, сэр, только три из них охромели в последние дни.

Я видел, что Холмс был очень доволен этим известием: он посмеивался и потирал руки.

– Попал в цель, Ватсон, прямо в цель! – сказал он, ущипнув меня за руку. – Грегори, советую вам обратить внимание на эту странную эпидемию у овец. Поезжай, кучер!

По выражению лица полковника Росса было ясно видно, что он по-прежнему невысокого мнения об искусстве моего друга; зато по лицу инспектора я заметил, что он очень внимательно слушает моего друга.

– Вы считаете это важным обстоятельством? – спросил он.

– Чрезвычайно важным.

– Нет ли еще чего-нибудь, на что вы желали бы обратить мое внимание?

– На странное поведение собаки ночью.

– Она ничего не делала.

– Вот это-то и странно, – заметил Шерлок Холмс.

Через четыре дня мы с Холмсом снова ехали на поезде в Винчестер, где должны были состояться скачки на Уэсскский приз. Полковник ожидал нас, как было условлено, у станции, и мы поехали в его экипаже за город, к месту скачек. Лицо полковника было серьезно и обращение чрезвычайно холодно.

– Я не видел своей лошади, – сказал он.

– Я надеюсь, вы узнаете ее, когда увидите? – спросил Холмс.

Полковник сильно рассердился.

– Двадцать лет я постоянно бываю на скачках, и никто не предлагал мне подобного вопроса, – сказал он. – Ребенок может узнать Сильвер-Блэза по белому пятну на лбу и по крапинкам на передней ноге.

– Как ставки?

– Тут происходит что-то странное. Вчера можно было получить пятнадцать к одному, но затем ставки стали все уменьшаться и уменьшаться и теперь еле ставят три к одному.

– Гм! – проговорил Холмс. – Очевидно, кто-то что-то знает.

Когда экипаж въехал за ограду, я взглянул на программу скачек.

«Уэссекский приз. – 1000 соверенов, с подписными 50 соверенов с каждой для лошадей четырех и пяти лет. 2-й лошади – 300 фунтов. 3-й – 200 фунтов. Дистанция одна миля пять фурлонгов.

1. Негр, владелец мистер Хит Ньютон (красный картуз, коричневый камзол).

2. Боксер, владелец полковник Уордлоу (розовый картуз, черный камзол).

3. Десборо, владелец лорд Бэкуотер (желтый картуз, рукава того же цвета).

4. Сильвер-Блэз, владелец полковник Росс (черный картуз, красный камзол).

5. Ирис, владелец герцог Балморал (картуз и камзол полосатые, желтого и черного цвета).

6. Рашпиль, владелец лорд Синглфорд (пурпуровый картуз, черные рукава)».

– Мы положились на ваши слова и сняли нашу вторую лошадь, Баярда – сказал полковник. – Что это? Сильвер-Блэз фаворит?

– Пять к четырем против Сильвер-Блэза! – ревела толпа. – Пять к четырем против Сильвер-Блэза! Пятнадцать к пяти против Десборо!

– Лошади в полном составе, – заметил я. – Все шесть налицо!

– Все шесть налицо? Так моя лошадь скачет? – кричал полковник в сильном волнении. – Но я не вижу ее, не вижу моих цветов.