– Нет, но, если что-то случится, мы должны быть готовы. Сделаете?

– Конечно!

– Вообще он неплохой юноша, – заметил Грэйвс, когда Аллан ушел, – но я не могу не обращать на него внимания. Прекрасно. Раньше я никогда не был ревнив.

– А ты любил раньше?

– Нет, до сих пор не доводилось.

Берт опустил плечи, словно под тяжестью фатальности и безнадежности. Он влюбился впервые и навсегда. Мне стало жаль его.

– Слушай, а почему Миранда была подавлена? – спросил он. – Из-за истории с отцом?

– Отчасти. Кроме того, она чувствует, что семья распалась. Девушке нужно приобрести устойчивость.

– Я знаю. Это одна из причин, по которой я хочу на пей жениться. Впрочем, есть и другие, я не говорил тебе о них?

– Пока нет, – ответил я и рискнул задать прямой вопрос: – Наверное, не последняя роль принадлежит деньгам?

– У Миранды нет своего капитала.

– Но ведь будет?

– Конечно… когда отец умрет. Я Составлял его завещание; она получит половину. Я не откажусь от денег, – криво усмехнулся Берт, – но я не охочусь за приданым, если ты это имеешь в виду.

– Нет, другое. Девушка может стать наследницей раньше, чем ты думаешь. Старик в Лос-Анджелесе вращался в компании мошенников. Он никогда не упоминал имя некой Йстебрук? Фэй Истебрук? Не говорил о мужчине по фамилии Трой?

– Ты знаешь Троя? Кстати, что это за тип?

– Бандит, – ответил я. – Болтают, что он даже совершал убийства.

– Ничего удивительного. Я пытался убедить Сэмпсона держаться подальше от Троя, но старик дурным человеком его не считал.

– Ты встречал Троя?

– Сэмпсон представил меня ему в Лас-Вегасе несколько месяцев назад. Потом мы прогуливались, втроем, и многие люди с ним здоровались. Например, все до одного крупье, а это характеризует человека.

– Не совсем. Ведь у него было собственное игорное заведение в Лас-Вегасе. Он занимался множеством вещей, и киднаппингом, наверное, тоже бы не погнушался. Как Трой связался с Сэмпсоном?

– По-моему, Трой работал на Сэмпсона, но точно не скажу. Он подозрительный тип. Наблюдал, как мы с Сэмпсоном играли, а сам даже не притронулся к картам. В ту ночь я просадил почти тысячу. А Сэмпсон выиграл четыре.

Берт уныло улыбнулся.

– Может, Трой производил хорошее впечатление? – предположил я.

– Возможно, Но я от него содрогался. Ты думаешь, он замешан в нашу историю?

– Постараюсь выяснить, – сказал я. – Сэмпсон нуждался в деньгах, Берт?

– Что ты! Он миллионер.

– Тогда какие у него могли возникнуть дела с ничтожеством, подобным Трою?

– Ему просто было скучно. Его слава осталась в Техасе и Оклахоме, и он затосковал. Сэмпсон прирожденный бизнесмен, так же как я – прирожденный транжира. Он несчастлив, если не делает деньги, а я – если не трачу их.

Вошла Миранда, и Берт замолчал.

– Вы готовы? – спросила она. – Не грусти без меня, Берт.

Она похлопала его по плечу. Её светло-коричневое пальто было распахнуто, и небольшие высокие груди под свитером выглядели как оружие: наполовину нетерпеливо обещали, наполовину угрожали. Она распустила волосы и убрала их за уши. Когда она наклонила к Берту сияющее лицо, он поцеловал ее легко и нежно.

Я снова почувствовал к нему жалость. Он был сильным, интеллигентным мужчиной, но рядом, с ней в своем облегающем деловом, костюме начинал походить на обиженного мальчика. Берт слишком устал и постарел, чтобы приручить такую живую девушку, как Миранда.

Глава 15

По краям бегущей вверх дороги тянулись заросли вечнозеленого карликового дуба. Зафиксировав ногой акселератор, я держал скорость на восьмидесяти. По мере того как мы поднимались, дорога становилась уже, а повороты круче. Я бросал быстрые взгляды на покрытые валунами склоны, видел каньоны шириной в милю, заросшие горным дубом и перекрытые телефонными проводами. Один раз в просвете между горами мелькнул океан, походивший на низкую синюю тучу. Он тотчас скрылся из виду, а дорога запетляла среди голых скал, иногда загораживаясь седыми холодными облаками.

Снаружи облака казались тяжелыми и плотными, но, когда мы въезжали в них, они словно таяли, превращаясь в белые волокна на фоне асфальта. Пустынные отвесные скалы в дымке тумана теснили нас. Сидя в машине выпуска 1946 года, рядом с девушкой последней модели, я легко мог вообразить, что мы пересекли границу между атомным веком и каменным, когда человек только начал ходить на двух ногах и определять время по солнцу.

Туман сгустился и ограничил видимость до восьмидесяти метров. Последние повороты я преодолел на второй скорости.

Затем дорога стала прямой. Натужно ревевший мотор увеличил обороты, и вскоре мы увидели долину, похожую в солнечном свете на чашу, наполненную сливочным маслом. На другой ее стороне возвышались неумолимые горы.

– Разве это не удивительно? – спросила Миранда. – Как бы пасмурно ни было в Санта-Терезе, в долине всегда светит солнце. В сезон дождей я часто сбегала сюда и наслаждалась им в полном одиночестве.

– Я тоже люблю солнце.

– Правда? Вот уж не думала, что вам нравятся такие простые вещи, как солнышко. Ведь вы неоновый человек, разве нет?

– Ну, коли вы так утверждаете…

Она замолчала, глядя на прыгающую дорогу и голубое небо, уплывающее назад. Потом дорога выровнялась и побежала через желто-зеленую долину, похожую теперь на шахматную доску. Кроме мексиканцев на полях, нам никто не попадался, я прибавил скорость. Стрелка спидометра доползла до ста сорока пяти.

– От кого вы удираете, Арчер? – насмешливо спросила девушка.

– Ни от кого. Дать вам серьезный ответ?

– Он бы внес в беседу приятное разнообразие.

– Мне нравится небольшая опасность. Опасности, контролируемая мною. Я становлюсь сильнее, когда держу жизнь в своих руках, ибо, черт возьми, я не собираюсь с ней расставаться.

– Если не проколете шину.

– У меня такого не случалось.

– Скажите, – произнесла она, – вы потому и выбрали свою работу? Из любви к опасности?

– Смысл в ваших словах есть, но они не верны.

– Почему же тогда?

– Работу сыщика оставил мне другой человек.

– Ваш отец?

– Нет, я сам, каким был в молодости. Я думал, что мир делится на хороших людей и плохих, что, привлекая к ответственности некоторых типов, можно наказать зло, Но все было только мечтами и пустым звуком.

– Продолжайте.

– Я грязный субъект. Зачем же мне портить вас?

– Я уже испорчена. И потом, я не поняла вашей мысли.

– Могу начать сначала. Когда в 1935 году я поступил работать в полицию, то считал, что порочный человек уже рождается таким, будто с заячьей губой: Работа копа, думал я, состоит в том, чтобы найти этих людей и посадить в тюрьму. Но порок не так прост. Он сидит в каждом, а наружу выходит или не выходит в силу ряда обстоятельств: удобного случая, материального давления, неудач, нехорошего друга. Несчастье в том, что полицейский уличает человека кустарными методами и сразу выносит приговор.

– А вы?

– Я тоже выношу, причем каждому, с кем встречаюсь. Обучение в полицейской школе вооружает научной дедукцией, и это играет свою роль. Основная часть моей работы заключается в наблюдении за людьми и осуждений их.

– И вы во всех находите пороки?

– Почти. Либо я стал злее, либо люди сделались хуже. Во время войны и инфляции всегда увеличивается число подлецов, и большинство из них обитает в Калифорнии.

– Вы совсем не говорите, о своей семье, – заметила девушка.

– Это не обязательно.

– Кстати, вы бы непременно осудили Ральфа. Всегда, сколько я его знаю, он отличался довольно подлым, поведением.

– Всю вашу жизнь?

– Всю мою жизнь.

– Я и не предполагал, что у вас такие чувства к нему.

– Я старалась его понять, – продолжала девушка. – Наверное, он испорчен с молодости. Начал-то он с пустого места. Ведь его отец, фермер-арендатор, своей земли не имел. И я могу уяснить, почему Ральф всю жизнь приобретает именно землю. Но не подумайте, что поскольку он сам вышел из бедняков, то сочувствовал им. Например, забастовщики на ранчо. Они получают ничтожное жалованье и живут в ужасных условиях, но Ральфа это не волнует. Наоборот, он старается, заморив их голодом, прекратить забастовку. До него просто не доходит, что мексиканские рабочие тоже люди.

– Вполне распространенная и удобная позиция, она помогает обирать людей, не замечая их человеческой сущности. В молодости я часто задумывался над такими вещами.

– А меня вы осуждаете? – спросила она после паузы.

– Не совсем верная формулировка. Я считаю, что в вас присутствуют все хорошие задатки, но они могут исчезнуть.

– Почему? Какой мой главный недостаток?

– Хвост на вашем воздушном змее. Вы не в силах ускорить время, но должны уловить его ход и заставить работать на вас.

– Вы удивительный человек, – тихо промолвила она. – Не представляла, что вы способны рассуждать о таких вещах. Интересно, а как насчет осуждения себя самого?

– Никак, если мой недостаток поддается исправлению. Правда, я прошлой ночью себя осудил. Я напился, как свинья, и увидел свое лицо в зеркале.

– Каков же был приговор?

– Суд отложил его вынесение, подвергнув виновного устному порицанию.

– И потому вы так гоните?

– Возможно.

– А мне кажется, что у вас другая причина. По-моему, вы, как ребенок, удираете от чего-то. Желание смерти.

– Давайте без тарабарщины. Вы сами быстро ездите?

– По этой дороге на «кадиллаке»… обычно под сто семьдесят.