Рассел Хант сидел за своим столиком, обхватив руками голову.

Тимоти лаял на старого официанта, как терьер, загнавший в угол маленькое животное. Распорядитель ресторана объяснял, что картофельное пюре будет готово через пятнадцать минут.


Глава 8

В голливудском баре «Рузвельт» она пожаловалась на плохой воздух и заявила, что чувствует себя старой и несчастной. Я сказал, что все это ерунда, но тем не менее мы перешли в «Зебра Рум». Она начала пить неразбавленное ирландское виски. Здесь ей не понравился мужчина за соседним столиком: он, слишком пристально ее рассматривал. Я предложил прогуляться. Она зашагала вниз по Уилшир так, словно старалась пробиться в другое измерение. Потом мы сели в «бьюик», и по ее желанию я остановил, его около «Амбассадора». Свою машину я бросил возле «Свифта».

В «Амбассадоре» она поссорилась с барменом, заявив ему, что он втихомолку над ней смеется. Тогда я по-вез её в бар низшего разряда в Хэнтон-Парк, где обычно были свободные места. Люди везде узнавали Фэй, но никто к ней не подходил. Даже официантки, не суетились. Фэй постепенно теряла популярность.

В баре «Хэнтон» было пусто, единственная компания сидела в другом конце зала. Подвал с мягким освещением казался похоронным залом, в котором лежал убитый нами вечер. Фэй Истебрук побледнела, как смерть, но держалась прямо, разговаривала, пила и, возможно, даже думала.

Я старался направить беседу на «Валерио», надеясь, что она упомянет – его. Еще немного выпивки, и я сам рискну произнести это слово. Я надирался вместе с ней, но так, чтобы не опьянеть. Моя болтовня была совершенно бессмысленна, а она ничего не замечала. Я ждал, когда она дойдет до того состояния, что начнет говорить что взбредет в голову. Арчер – божественный Близнец – и повивальная бабка у черты забвения…

Я посмотрелся в зеркало и страшно себе не понравился. Лицо мое осунулось и казалось хищным. Нос выглядел слишком тонким, а уши чересчур плотно прилегали к голове. Веки у меня обычно опускаются с внешней стороны и делают глаза похожими на треугольники. Но сегодня мои глаза походили на крошечные каменные клинья, вбитые пониже бровей.

Фэй склонилась над баром, зажав руками подбородок и уставившись в наполовину пустой бокал. Испарилась ее гордость, выпрямлявшая фигуру и контролировавшая выражение лица. Она сгорбилась, отхлебывая горечь с самого дна жизни и бормоча элегии:

– Он никогда не заботился, о себе, но имел тело борца и голову, индейского вождя. Отчасти он и был индейцем. Милый друг, тихий, спокойный, молчаливый. По настоящему страстный однолюб, последний однолюб, которого я знала. Он заболел туберкулезом и летом умер. Это сломило меня. С тех пор я не могу прийти в себя. Он был единственным, кого я любила!

– Как, вы говорите, его звали?

– Вилли, – Фэй лукаво посмотрела на меня. – Но я не упоминала этого. Он был моим мастером. У меня одной из первых появился большой загородный дом в долине. Целый год мы были вместе, потом его не стало. Это произошло двадцать пять лет назад, и, честное слово, лучше бы я умерла сама.

Она подняла сухие глаза и встретила в зеркале мой взгляд. Мне захотелось мимикой ответить на ее грусть, но я не знал как. Тогда я улыбнулся, чтобы подбодрить себя. В конце концов, я был неплохим солдатом. Спутником хулиганов, проституток, трудных типов и простаков. Каждый мог нанять меня на работу за пятьдесят долларов в день, но все же я был неплохим солдатом.

В уголках моих глаз и около ноздрей собрались морщинки, губы растянулись, но улыбка не получилась. В зеркале отразился лишь голодный взор – усмешка койота. Эти глаза видели слишком много баров и захудалых отелей, богатых любовных гнезд, залов суда и тюрем, трупов и полицейских участков. Если я сам находил свое лицо странным, то каким оно могло показаться окружающим? Я поймал себя на мысли, что хотел бы услышать об этом от Миранды Сэмпсон.

– К черту трехдневные вечеринки, – бормотала Фэй, – к черту лошадей, к черту изумруды и яхты. Один хороший друг лучше всей богатств вместе взятых, а у меня не было настоящего друга. Сим Кунц называл себя моим другом, но он заявил, что я снимаюсь в последней картине. Я прожила свою жизнь еще двадцать пять лет назад и сейчас никому не нужна. Ты не станешь связываться со мной, Арчер.

Она была права, но тем не менее я заинтересовался ею помимо своей работы. Она прошла длинный путь вниз с вершины славы и знала, что такое страдание. В ее речах присутствовали фальшивые слезы и прочие атрибуты, которым она научилась на репетициях. Это звучало и вульгарно, и прИятно-бесчувственно. Похоже, она провела детство на окраине Чикаго, Детройта или Индианаполиса.

Фэй допила свой бокал и встала.

– Отвези меня домой, Арчер.

Я соскользнул с табурета с: прожорством жиголо и взял ее под руку.

– Вам нельзя уезжать в таком виде. Надо выпить еще, чтобы прийти в себя.

– Ты хороший…

Я не отличался толстокожестью и потому сразу почувствовал иронию.

– Только я не могу здесь оставаться. Это же морг. Ответьте, ради бога, – крикнула она бармену, – куда подевались все забавники?

– А вы разве не забавница, мадам?

Я увел ее от начала новой ссоры вверх по лестнице, на улицу, В воздухе висел светящийся туман с расплывавшимися пятнами неоновых ламп. Беззвездное небо над крышами домов казалось низким и тусклым. Фэй затрясло: я ощутил дрожь ее руки.

– На соседней улице есть хороший бар, – сказал я.

– «Валерио»?

– Вроде бы.

– Ладно. Еще немного выпью – и домой.

Я открыл дверцу «бьюика» и помог ей сесть. Она тяжело навалилась грудью мне на плечо. «Лучше бы вместо нее была мягкая подушка, набитая перьями, а не воспоминаниями и переживаниями», – подумал я и тронулся в путь.

Официантка в «Валерио» назвала Фэй по имени и проводила нас в свободную кабину. Бармен, симпатичный молодой грек, подошел к ней, чтобы сказать «привет» и спросить о мистере Сэмпсоне.

– Он еще в Неваде, – ответила Фэй.

Я посмотрел ей в лицо, и, перехватив мой взгляд, она объяснила:

– Это мой хороший друг. Мы заходим сюда, когда он бывает в городе.

То ли поездка через два квартала, то ли радушная встреча привели ее в норму. Фэй почти развеселилась. Может, я сделал ошибку, приехав сюда.

– Замечательный старик, – заметил бармен. – Мы чувствуем его отсутствие.

Ральф удивительный, удивительный человек, – живо отреагировала Фэй. – Милый друг.

Бармен принял заказ и удалился.

– Вы составляли на него гороскоп? – спросил я, – Я имею в виду вашего друга.

– Как ты догадался? Он Козерог. Прекрасная личность и, как ни странно, преуспевающая. Хотя у него и была в жизни трагедия. Его единственный сын погиб на войне. Понимаешь, звезда Ральфа расположена в квадрате Урана. Впрочем, ты не можешь знать, что это означает для Козерога.

– Нет, не могу. И многое оно значит?

– Да, очень. У Ральфа развивалась духовная сторона. Уран противостоит ему, но остальные планеты с ним. Это придало Ральфу мужество. – Она придвинулась ко мне и шепнула по секрету: – Я бы с удовольствием показала тебе комнату, которую переделала для него. Тут, в одном из бунгало, но нам ключей не дадут.

– А он сейчас здесь?

– Нет, в Неваде. У него безумно уютный дом в пустыне.

– Вы когда-нибудь бывали там?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – Фэй улыбнулась со страшным кокетством. – Ты не будешь ревновать?

– Но ведь ты говорила, что у тебя нет друзей.

– Неужели? Значит, я забыла про Ральфа.

Бармен принес выпивку. Я опорожнил свой бокал и уставился И конец зала. В вестибюле, позади молчавшего рояля, отворилась дверь, и в нее вошли Миранда а Алланом Тэгертом.

– Извини, – сказал я Фэй.

Когда я встал, Миранда заметила меня и пошла навстречу. Я приложил палец к губам и жестом направил ее обратно. Она недоумевающе открыла рот и покачала головой.

Аллан соображал быстрее. Он взял ее за руку у вытолкнул обратно. Я последовал за ними, но прежде оглянулся, Бармен смешивал коктейль, официантка обслуживала клиента, Фэй не поднимала глаз от скатерти. Я закрыл за собой дверь.

Миранда тут же обратилась ко мне:

– Я ничего не понимаю. Ведь вы, кажется, искали Ральфа.

– Я устанавливаю знакомство. Пожалуйста, уходите побыстрее.

Миранда готова была заплакать.

– Но я специально за вами охотилась.

Тогда я попросил Аллана:

– Уведите ее, пока она не сорвала мне ночную работу. Если возможно, вообще уезжайте из города.

За три часа общения с Фэй терпение мое истощилось.

– Дело в том, что вам звонила миссис Сэмпсон, – сказал Аллан.

Слуга филиппинец стоял поблизости и слушал наш разговор.

Я отвел их за угол и поинтересовался:

– Насчет чего?

– У нее есть известия о Ральфе. – Глаза Миранды горели янтарем, как у лани. – Получено срочное письмо. Ральф просит прислать ему денег. Вернее, не прислать, а держать их наготове.

– Какую сумму?

– Сто тысяч долларов.

– Повторите еще раз.

– Он хочет наличными или ценными бумагами сто тысяч долларов.

– А она найдет столько?

– У себя нет, но она сумеет все устроить. Альберт Грэйвс обладает правами представителя Ральфа.

– Что он собирается делать с деньгами?

– Он пишет, что сообщит об этом позже, сам или через посыльного.

– Вы уверены, что он лично написал это письмо?

– Элен заявила, что почерк его.

– Он не объяснил, где находится?

– Нет, но на конверте стоит штемпель Санта-Марии, Может, он там?