– Слушаю, сэр, – проговорил он вежливо и подобострастно.

– Мы едем в «Валерио». А вчера ты работал?

– Да, сэр, днем.

Он включил передачу.

– Кто-нибудь еще был на линии в это время?

– Нет, сэр. Парень, который дежурит ночью, не приходит раньше шести вечера.

– Вызов в аэропорт Бэрбанка тебе вручили?

– Нет, сэр. – Беспокойство появилось в его глазах и уже не исчезало. – По-моему, нет.

– Но ты не уверен?

– Нет, сэр, уверен. Я сюда не ездил.

– Ты знаешь Ральфа Сэмпсона?

– Из «Валерио»? Да, сэр. Конечно знаю, сэр.

– Ты видел его в последнее время?

– Нет, сэр, уже несколько недель не встречал.

– Понятно. Кто передает тебе вызов?

– Оператор с пульта. Я надеюсь, что тут все нормально, сэр. Мистер Сэмпсон ваш друг?

– Нет, я только его служащий.

Остаток пути шофер молчал, жалея о зря потраченных «сэрах». Выходя, я протянул ему доллар, чем сильно его смутил. Миранда оплатила проезд.

– Мне бы хотелось осмотреть бунгало, – сказал я ей в вестибюле отеля. – Но сначала я должен поговорить с дежурным на пульте.

– Я возьму ключ и подожду вас, – согласно кивнула девушка.

Дежурный оказался старой девой, которая мечтает о мужчинах ночью и ненавидит их днем.

– Да? – буркнула она.

– Вы вчера получали из аэропорта заказ на машину.

– Мы не отвечаем на подобные вопросы.

– Это не вопрос, а утверждение.

– Мне некогда.

Ее голос звенел, как пенни, да и маленькие твердые глазки блестели, точно монеты.

Я положил на стол рядом с ее локтем доллар. Она взглянула на него так, словно он был заразным.

– Я позову управляющего.

– Хорошо. Я служащий мистера Сэмпсона.

– Мистера Ральфа Сэмпсона? – вздрогнув, переспросила она.

– Совершенно верно.

– Именно он вчера и звонил.

– Знаю, а что было потом?

– Он тут же перезвонил снова и отменил заказ, я даже не успела передать его шоферу. У мистера Сэмпсона изменились планы?

– Очевидно, Вы уверены, что оба раза на связи был он?

– О, да, – ответила она. – Я хорошо знаю мистера Сэмпсона. Он уже четыре года сюда ездит.

Вероятно, для того, чтобы заразный доллар не запачкал ей стол, она спрятала его в дешевую пластмассовую сумочку и сразу отвернулась к пульту, на котором горели три красные лампочки.

При моем появлении в вестибюле Миранда встала. Здесь было тихо, обстановка выглядела роскошно: толстые ковры, глубокие кресла. Мальчиков-рассыльных нарядили в лиловую форму. Миранда двинулась ко мне, подобно ожившей в музее нимфе.

– Ральф не появлялся тут около месяца. Я спрашивала помощника управляющего.

– Он дал вам ключ?

– Конечно. Аллан пошел отпирать бунгало.

Я последовал за девушкой по коридору, закончившемуся стальной дверью. Территория позади главного здания была разбита на небольшие аллеи, по сторонам которых красовались бунгало с лужайками и цветниками. Они занимали целый квартал, обнесенный высокой каменной оградой, похожей на тюремную. Однако заключенные могли жить здесь полной жизнью. К их услугам имелись теннисные корты, бассейны, ресторан, бар и ночной клуб. Единственное, в чем нуждались обитатели, так это в тугих бумажниках пли чековых книжках.


Бунгало Сэмпсона возвышалось над окружающими, участок тоже был больше других. Дверь оказалась распахнутой, и, пройдя через холл с неудобными, по виду испанскими, креслами, мы попали в просторную комнату с высоким потолком, обитым дубом. На диване перед холодным камином склонился над телефонным справочником Аллан Тэгерт.

– Хотел позвонить приятелю, – объяснил он, взглянув с улыбкой на Миранду. – Мне ведь все равно придется болтаться здесь.

– Я думала, что ты собираешься остаться со мной, – проговорила девушка неестественно высоким голосом.

– Вот как?

Я оглядел помещение. Оно было солидно обставлено и полностью лишено индивидуальности, подобно большинству комнат в отелях.

– Где ваш отец держит личные вещи?

– Наверное, в спальне. У него тут мало припасено: только несколько смен белья.

Миранда показала мне дверь по другую сторону холла и включила свет.

– Господи, что же он сотворил!

Комната была двенадцатигранной, без окон, освещаемая скрытым красным светом. Стены от пола до потолка затягивала красная драпировка. В центре стояла громадная кровать и массивное кресло. Их покрывал такой же темно-красный материал. Но венцом всему служило круглое зеркало на потолке, повторявшее комнату, только вверх ногами. Мое сознание погрузилось в красный туман, и я нашел подходящее сравнение: бордель в неаполитанском стиле, куда я случайно попал однажды в Мехико.

– Не удивляюсь, что он пил, если ему приходилось здесь спать, – заметил я.

– Прежде тут было не так, – сказала Миранда. – Он все переделал.

Я обошел комнату. Каждую из двенадцати панелей украшал золотой знак Зодиака – Овен, Телец, Близнецы и девять остальных.

– Ваш отец увлекался астрологией? – спросил я.

– Да, – смущенно ответила девушка. – Я пыталась с ним спорить, но ничто не помогло. Конечно, он сильно изменился после гибели Боба, но я не думала, что его отчаяние зайдет так далеко.

– А консультанта-астролога он себе выбрал? – поинтересовался я. – Их теперь полным-полно.

– Не знаю.

За занавеской я обнаружил гардероб, битком набитый рубашками, брюками и костюмами, начиная с тех, что используются для игры в гольф, и заканчивая вечерними. Я тщательно обследовал карманы. В одном пиджаке оказался бумажник, заполненный кучей двадцатидолларовых банкнот и некоей фотографией.

Я поднес ее к лампочке, освещавшей внутренность шкафа. На фото было запечатлено лицо прорицательницы с грустными черными глазами и полным усталым ртом. Лицо обрамляли темные волосы, прямо спадавшие на высокий воротник черного платья, переходящего в искусственную тень по краям снимка. В углу красовались белые буквы, написанные женской рукой:

«Ральфу от Фэй с благословением».

Где-то я видел это лицо с меланхоличными глазами. Бумажник я сунул обратно в пиджак, а карточку оставил себе.

– Смотрите, – сказала Миранда, когда я вернулся в комнату.

Она лежала на кровати, ее юбка задралась выше колен, тело точно пылало в красном свете. Она закрыла глаза и спросила:

– О чем вас заставляет думать эта сумасшедшая комната?

Ее волосы походили на горящий факел, обращенное вверх лицо было замкнуто н безжизненно. Девушка полыхала, подобно жертве на алтаре язычников.

Я подошел и положил руку ей на плечо. Кровавый свет пронизал мою кисть, напомнив, что у меня есть скелет.

– Откройте глаза, – сказал я.

– Ну как, понравилось. Жертва на языческом алтаре. Похоже на Саламбо.

– Вы слишком много читаете, – заметил я.

Моя рука покоилась на ее плече, ощущая загорелое тело. Миранда повернулась и притянула меня к себе. Я почувствовал на щеке ее горячие губы.

– Что здесь происходит? – спросил Аллан, появляясь в дверях.

В красном свете он казался холериком, но улыбался своей обычной полуулыбкой. По-моему, происходящее ему нравилось.

Я встал и одернул пиджак. Мне ситуация не нравилась совсем. Я давно не прикасался ни к чему столь свежему, как эта девушка. Она заставила бежать кровь по моим жилам с быстротой лошади на скачках.

– Что у вас такое твердое под пиджаком? – громко спросила меня Миранда.

– Кобура.

Я достал снимок темноволосой женщины и обратился к ним обоим:

– Вы никогда ее не видели? Она подписалась «Фэй».

– Я – нет, – заявил Аллан.

– Я тоже, – вторила ему Миранда.

В глазах ее сияла торжествующая улыбка, адресованная Аллану, точно она выиграла сражение.

Девушка использовала меня, чтобы вызвать у него ревность, и я разозлился. Да еще красная комната раздражала. Она была подобна внутренностям больного мозга, без глаз, чтобы выглянуть наружу, с одним только перевернутым изображением.

Я вышел на улицу.

Глава 5

Я надавил кнопку звонка, и в ту же минуту в переговорной трубке прожурчал приятный женский голос:

– Кто там?

– Лу Арчер. Морис дома?

– Да, поднимайтесь наверх.

Она включила механизм, открывающий входную дверь, и подождала, пока я заберусь по лестнице, – полная, увядшая блондинка, счастливая вдвоем замужестве.

– Давно не виделись.

Я вздрогнул, но она ничего не заметила.

– Морис все утро провел на службе. И теперь только еще завтракает.

Я взглянул на часы: половина четвертого. Морис Крэм, ночной репортер и обозреватель, работал с семи вечера до пяти утра.

Его жена проводила меня через комнату, представлявшую собой комбинацию из спальни и столовой, заваленную книгами и газетами, с неубранной постелью на тахте. Морис сидел за кухонным столом в купальном халате, вытаращившись на глазунью из двух яиц, которая, в свою очередь, смотрела на него. Это был брюнет невысокого роста с темными проницательными глазами за дымчатыми стеклами очков. В его голове скрывался мозг, подобный картотеке, содержавшей всю статистику жизни Лос-Анджелеса.

– Доброе утро, Лу, – кивнул Морис, не вставая.

Я уселся напротив.

– Уже, давно вторая половина дня.

– Для меня еще утро. Время – понятие относительное. «Летом, когда я отправляюсь спать, желтое солнце весь мир расплавляет» – Роберт Льюис Стивенсон. Так какое полушарие моего мозга ты собираешься присвоить сегодняшним утром?