– Мне нужно, чтобы вы вспомнили об одной девушке.

– Здесь их столько проходит, что вряд ли я отличу одну от другой. В основном я гляжу на мужчин, – добавил он с улыбкой, – ведь платят они.

– Я понимаю. Поговорим о девушке позже! Сейчас меня интересует другое: нравится вам вкалывать на Пьера Раснольда?

Доджесс подскочил, буквально побагровев под своим загаром, но оправился довольно быстро и, неприязненно посмотрев на Гирланда, изрек:

– Я не знаю такого. Простите, но мне надо работать.

– Не прикидывайтесь дураком, Я должен с вами только побеседовать. Мне известно, чем вы зарабатываете, но я здесь не для того, чтобы устраивать вам неприятности. Как вы смотрите на то, чтобы получить сотню долларов?

– Я ведь объясняю, что мне нужно заниматься делом.

Доджесс отошел.

– Если вам не требуются деньги, я могу позвонить сейчас инспектору Дюппе в полицию нравов. Выбирайте!

Доджесс поколебался, потом взглянул на Гирланда.

– Кто вы, черт возьми?

– Считайте меня приятелем, – улыбнулся Гирланд и вытащил из кармана десять банкнот по десять долларов.

– Это за те незначительные сведения, которые останутся между нами. Не делайте такого лица. Вы мне не нужны. Я хочу найти некую девушку, изображавшую с вами один номерочек перед объективом камеры Раснольда.

Доджесс посмотрел на деньги, отпил из стакана и еще раз посмотрел.

– Это мне, да?

– Да, просто за информацию.

Доджесс колебался, но притяжение денег было слишком мощным. Он прикончил свой «Бурбон» и налил второй.

– Что вы желаете знать? – спросил он наконец.

– Я случайно напал на один ролик под названием «Парижский сувенир», где вы снимались в маске с одной брюнеткой. Снято еще три фильма. Это вам что-нибудь говорит?

Доджес не спускал глаз с банкнот.

– Они все для меня?

Гирланд подтолкнул к нему пять купюр.

– Вот. А остальные потом.

Бармен схватил их и сунул в карман.

– Строго конфиденциально.

– Строго. Что вам известно об этом фильме?

– Ну, Раснольд объяснил мне, что тут должен быть особый трюк. Я снимаюсь в его фильмах, поскольку это и доход и удовольствие. Всего два-три раза в неделю. И вот в прошлом месяце он мне позвонил. Я пришел в его студию и там увидел эту девушку. Прежде я ее никогда не встречал… новенькая.

Он замолк. Воспоминания, похоже, были для него приятными, так как его лицо осветилось чувственной улыбкой.

– Очень способная любительница… понимаете, исключительно способная!

– Вы знаете ее имя?

– Нет. Раснольд называл ее «милая», и я сообразил, что они близки. Сделали четыре фильма… Раснольд заплатил мне по пятьдесят долларов за каждый. Это был настоящий праздник.

– Слушайте, а почему вы решили, что девушка и Раснольд близки?

– Ну, по манере говорить… Видно же. В общем, Раснольд наверняка влюблен в нее.

– И все-таки снимает сцены, в которых вы с ней…?

Доджесс пожал плечами.

– Это же ничего не значит… это работа. Я работал и с порядочными женщинами, снимался у их мужей. Когда делают порно, повторяю, то просто работают. К тому же мне показалось, что эта девушка находилась под действием наркотиков.

– Что?

– Ну, вы знаете такие: ЛСД. Она была горячая как печка.

– Она приняла ЛСД?

– Я в этом уверен.

Гирланд скривился.

– А вообще они разговаривали? Вы что-нибудь слышали?

– Понимаете, между съемками я отдыхаю, – ответил Доджесс с раздражающим смешком. – И пока я успокаивался, они беседовали в углу Собирались поехать в Термит, как только закончат.

– Что вам известно о Раснольде?

– Ничего особенного, – пожал плечами бармен. – Когда он свободен от съемок и не фотографирует разных снобов, то занимается своей бандой: ассоциацией под названием «Освобождение». Он пытался и меня втянуть туда, но я этим не интересуюсь. Страшная глупость. Нечего биться о стены головой. Но он прилично на этом зарабатывает. Каждый новичок должен внести тысячу франков, а денежки текут в карман Раснольда.

Открылась дверь, и появились четыре американских туриста с фотоаппаратами и камерами на животах. Умирая от жажды, они взобрались на табуреты.

– Я вижу, у вас появилась работа, – сказал Гирланд, подвигая остальные банкноты к Доджессу. – Забудьте о том, что вы меня видели.

Он вышел из бара с убеждением, что следующим этапом должен стать Гермиш, но прежде необходимо добыть некоторые сведения.

Он отправился в посольство США.

Глава 4

В аэропорту Орли Шерман влажными от волнения руками протянул свой паспорт человеку в форме. Служащий взглянул на фотографию, поставил штамп и вернул документ с легким кивком головы.

Шерман проник за барьер и, взглянув на табло, выяснил, что должен подойти к выходу номер десять. До отлета оставалось двадцать пять минут. Он купил «Нью-Йорк таймс» и детективы, но едва собрался отправиться к выходу номер десять, как голос из репродуктора произнес:

«Рейс 0-25 в Нью-Йорк задерживается на один час. Пассажиров просят собраться в центре зала».

Шерман побледнел. Это уже опасно. Чем дольше он будет сидеть в аэропорту, тем больше вероятность быть узнанным.

– Это неприятно, особенно для вас, – заметил кто-то рядом с ним.

Шерман быстро повернулся и увидел поблизости маленького толстого загорелого типа.

У него были тяжелые веки, массивный горбатый нос. Он был одет в прекрасно сшитый твидовый костюм, на руке висело кашемировое пальто, громадный бриллиант блестел на пальце. Рубашка и туфли из крокодиловой кожи окончательно убеждали в его богатстве и могуществе.

Ничего удивительного. Это был Генрих Радниц, всемирно известный богач, настоящий паук, чьи лапы держали банкиров, государственных деятелей и даже маленьких королей.

Радница Шерман хотел бы видеть сейчас меньше всего. Тем более что проницательный Радниц его, безусловно, узнал. Блефовать было незачем.

– Нас не должны заметить вместе, – быстро прошептал Шерман. – Это очень опасно.

– И все же нам надо поговорить, – ответил Радниц. – Дверь «А»… Входите, я чуть позже.

– Сожалею, Радниц…

– У вас нет выбора. – Радниц лениво оглядел Шермана и добавил: – Надеюсь, вы не строите никаких иллюзий?

Угроза была очевидной.

Шерман мгновение поколебался, потом пошел. Он толкнул дверь «А» и очутился в прекрасно обставленном зале ожидания, предназначенном, похоже, для особо важных лиц. Через несколько секунд к нему присоединился Радниц. Он запер дверь на ключ.

– Могу я спросить, что вы здесь делаете, Шерман? Вы путешествуете с чужим паспортом, приклеив себе смешные усы. Вы что, сошли с ума?

Шерман выпрямился во весь рост. Несмотря на страх, который внушал ему Радниц, он пытался сохранить достоинство. Ибо припомнил, что он будущий президент США, и подумал, что толстый немец не должен об этом забывать.

– Я не понимаю, о чем вы толкуете? Я чувствую себя прекрасно. Если вам так интересно, то приехал я по личному делу, настолько срочному, что вынужден был прибегнуть к маскировке.

Радниц уселся в одно из объемистых кресел. Потом вынул из кармана портсигар, обтянутый моржовой кожей, выбрал сигару, тщательно обрезал ее кончик золотыми ножничками и медленно раскурил. Когда сигара разгорелась, он поднял глаза на Шермана. Тот сидел на ручке кресла, нервно потирая лоб.

– Достаточно срочное и личное? Настолько, чтобы вы рисковали своими выборами? – спросил он.

– Спокойно. Это вас не касается. Я бы не приехал сюда без крайней нужды.

– Дорогой друг, вы, кажется, забыли о нашем соглашении. Позвольте напомнить, что деньги, которые дают вам возможность надеяться на победу в выборной кампании, составляют сумму в тридцать пять миллионов долларов. Припомните также, что половина этих денег – моя.

Радниц наклонился вперед, сдерживая бешенство, и произнес:

– Вы полагаете, что я разрешу выкидывать подобные глупости человеку, который столько мне должен? Идиотское поведение! Мягко говоря! Вы совершенно спятили, и риск, которому вы подвергаетесь, приехав сюда, меня удивляет. Если кто-нибудь вас узнает… журналист… неважно кто… вы можете сказать «адью» своему президентству, а я своим деньгам. Я пообещал вам, что вы будете президентом. В обмен вы пообещали мне контракт… и вот вы здесь… в Париже…

Шерман нервно заерзал. Они действительно заключили соглашение. Радниц хотел получить контракт на строительство, стоящее примерно пятьсот миллионов долларов, а Шерман посулил ему, если станет президентом, обеспечить сделку на выгодных условиях.

Конечно, без колоссального политического влияния и фантастического богатства Радница Шермана никогда бы не назвали кандидатом в президенты, несмотря на собственное его не маленькое богатство.

И соглашение заключили.

У Шермана оставалось еще обаяние, которое привлекало к нему сторонников, и, хотя в этой маленькой комнате оно вряд ли помогло бы, он попытался улыбнуться.

– Ну, Радниц, вам нечего беспокоиться. Ведь вы ничего бы не узнали о моем путешествии, не встреть меня здесь случайно. Так и другие не узнают.

– Неужто? – произнес Радниц. – Я был в курсе ваших планов еще до того, как вы покинули Нью-Йорк. Я знал, что вы в Париже, что встречались с Дорном из ФБР, и потому я здесь. Мне необходимо выяснить, ради чего вы так рисковали.

– Вы знали? – выдохнул Шерман, бледнея. – Я вам не верю… как вы смогли пронюхать?

Радниц нетерпеливо махнул рукой.

– В вас, Шерман, одно из самых больших моих капиталовложений. Хорошо оплачиваемые агенты всегда информируют меня о всех вкладах, и о вас в частности. Я повторяю вопрос: зачем вы здесь?