Я сказал, что примерять мне некогда и я хочу, чтобы все было упаковано по отдельности. Потом я отворила дверь и позвала Жанну. Она вышла из машины, лицо ее выражало усталость.

— Это слишком дорого. Не выпишешь мне чек?

Она вошла в магазин впереди меня. Пока она возилась с чеком, я взяла первые готовые пакеты, сказала, что отнесу их в машину, и вышла.

На приборной доске «фиата» я прикрепила заготовленную заранее записку, которая была у меня в кармане пальто:

«Жанна, не тревожься, не устраивай розыски, я вернусь домой или позвоню. Тебе нечего меня бояться. Не знаю, что именно внушает тебе опасения, но я целую тебя в то место, куда ударила, потому что я тебя люблю и страдаю от того, что сделала это: ведь тем самым я начала походить на твои россказни обо мне».

Когда я уходила прочь, полицейский сделал мне замечание, что машину нельзя оставлять во втором ряду. Я ответила, что она не моя и меня это не касается.

Убивала ли?

Такси доставило меня на бульвар Сюше, к зданию с большими окнами — похоже, недавней постройки. На табличке у двери подъезда я увидела фамилию того, кого искала. Я поднялась на четвертый этаж пешком — лифту почему-то не доверилась — и не раздумывая позвонила. Приятель, любовник, влюбленный, коршун — какая, в сущности, разница?

Открыл мне мужчина лет тридцати — в сером костюме, высокий, приятной наружности. Из глубины доносились звуки оживленной беседы.

— Франсуа Шанс?

— Он обедает не здесь. Вы хотели бы его увидеть? Он не говорил мне, что у него назначена встреча.

— Нет, встречи он не назначал.

Он неуверенно впустил меня в просторную пустую прихожую с голыми стенами, оставив дверь открытой. У меня не было ощущения, что раньше я встречала его, но он как-то странно оглядывал меня с головы до ног. Я спросила его, кто он.

— Как это, кто я? А вы?

— Меня зовут Мишель Изоля. Я недавно вышла из клиники. Я знаю Франсуа. Мне нужно с ним поговорить.

Мужчина — это было ясно по его растерянному виду — тоже знал Мишель Изоля. Он медленно отступил, с сомнением качая головой, потом, пробормотав «прошу прощения», нырнул в одну из комнат в глубине. Оттуда он вернулся с мужчиной постарше, погрузнее, не таким симпатичным — в руке тот держал салфетку и что-то дожевывал.

— Мики!

Лет ему было, наверное, около пятидесяти, волосы на висках редкие, лицо дряблое. Бросив салфетку в руки тому, кто открывал мне дверь, он поспешил мне навстречу.

— Идем, не стой здесь. Почему ты не позвонила? Ну иди же.

Он затащил меня в одну из комнат, закрыл дверь. Положив ладони мне на плечи, удерживал меня перед собой на расстоянии вытянутых рук. После долгих мгновений придирчивого осмотра он заявил:

— Да, вот уж сюрприз так сюрприз! Узнать тебя, разумеется, нелегко, но ты очаровательна и выглядишь вполне здоровой. Садись, рассказывай. Как твоя память?

— Вы в курсе?

— Ну разумеется, я в курсе! Мюрно позвонила мне еще третьего дня. Она с тобой не приехала?

Комната, похоже, служила ему кабинетом. Тут был заваленный папками большой письменный стол красного дерева, строгие кресла, книги на полках за стеклом.

— Когда ты вышла из клиники? Сегодня утром? Хоть глупостей не натворила?

— Кто вы?

Он как раз усаживался напротив меня, брал мою руку в перчатке. Вопрос мой застиг его врасплох, потом — судя по тому, как менялось выражение его лица, — удивил, позабавил и, наконец, завершив свое стремительное путешествие по его мозгу, огорчил.

— Ты не знаешь, кто я, и приходишь ко мне! Что происходит? Где Мюрно?

— Она не знает, что я здесь.

Я чувствовала, что его изумление растет с каждым мигом, что на самом деле все гораздо проще, чем мне представлялось. Он отпустил мою руку.

— Если ты меня не помнишь, то откуда у тебя мой адрес?

— Из письма.

— Из какого письма?

— Которое я получила в клинике.

— Я тебе не писал.

Теперь настал мой черед вылупить глаза. Он смотрел на меня так, как смотрят на животное, — по выражению его лица я видела, что он сомневается уже не в памяти моей, но в рассудке.

— Погоди-ка, — сказал он вдруг. — Посиди здесь.

Я поднялась одновременно с ним и преградила ему дорогу к телефону. Помимо своей воли я повысила голос, я принялась кричать:

— Не делайте этого! Я получила письмо, на конверте был ваш адрес. Я приехала узнать, кто вы, и услышать от вас, кто я!

— Успокойся. Я ни слова не понимаю в том, что ты городишь. Если Мюрно не в курсе, мне нужно ей позвонить. Не знаю, как ты вышла из клиники, но ясно видно, что это произошло без чьего бы то ни было разрешения.

Он снова взял меня за плечи и попытался усадить назад в кресло. Лоб и нос у него были мертвенно-бледные, но щеки внезапно побагровели.

— Умоляю вас, вы должны мне все объяснить. Может, я и напридумывала всяких глупостей, но я не сумасшедшая. Умоляю вас.

Так и не сумев меня усадить, он сдался. Когда он сделал очередное движение к стоящему на столе телефону, я удержала его за руку.

— Успокойся, — сказал он. — Я не хочу тебе плохого. Я знаю тебя миллион лет.

— Кто вы?

— Франсуа! Я адвокат. Веду дела Рафферми. Включен в «Главную книгу».

— В «Главную книгу»?

— В книгу выплат. Там все, кто работал на нее. Кто проходил по платежным ведомостям. Я друг, это долго объяснять. Это я занимался ее контрактами во Франции, понимаешь? Садись.

— Вы не писали мне после пожара?

— Нет. Мюрно попросила меня этого не делать. Я справлялся о тебе, как все, но не писал. Да и что бы я тебе сказал?

— Что я буду принадлежать вам вечно.

Произнося вслух эти слова из письма, я осознала, какая это неимоверная глупость — представить себе, чтобы дядька с тяжелым подбородком, который годится мне в отцы, мог написать нечто подобное.

— Что? Да это же курам на смех! Я бы себе никогда не позволил! Где это письмо?

— Оно у меня не с собой.

— Послушай, Мики. Я не знаю, что у тебя на уме. Немудрено, что в своем теперешнем состоянии ты воображаешь себе бог весть что. Но прошу тебя, дай мне позвонить Мюрно.

— Да это как раз Жанна и навела меня на мысль вас навестить. Сначала я получила от вас любовное письмо, потом Жанна сказала мне, что со мной у вас не было ни единого шанса, — так что я, по-вашему, должна была вообразить?

— Мюрно читала это письмо?

— Понятия не имею.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Если Мюрно и сказала тебе, что с тобой у меня не было ни единого шанса, то, во-первых, потому, что у тебя был вкус к игре слов, а во-вторых, она намекала и на другое. Это правда, что ты причинила мне немало забот.

— Забот?

— Оставим это, прошу тебя. Всякие детские долги, покореженные автомобильные крылья — все это совершенно не важно. Садись, будь паинькой и дай мне позвонить. Ты хоть пообедала?

Удерживать его в очередной раз у меня не хватило духу. Я дала ему возможность обогнуть стол и набрать номер, сама же медленно пятилась к двери. Слушая гудки вызова, он не сводил с меня глаз, но явно не видел меня.

— Не знаешь, она сейчас у тебя?

Он положил трубку и снова набрал номер. У меня? Так значит, ему, как и всем прочим, Жанна не сказала, где меня прячет, раз он решил, что я только сегодня утром вышла из клиники. Я поняла, что до того как забрать меня, она, должно быть, несколько недель жила где-то в другом месте, которое называлось «у меня», — туда-то он сейчас и звонит.

— Не отвечает.

— Куда вы звоните?

— На улицу Курсель, разумеется. Она что, обедает где-то в городе?

Его зов «Мики!» догнал меня только в прихожей, когда я уже открывала дверь. Никогда еще ноги не держали меня так слабо, но ступени на лестнице были широкие, а туфли крестной Мидоля — хорошего качества, так что я не упала, когда спускалась.


С четверть часа я бродила по безлюдным улицам в окрестностях Порт-д’Отей. В какой-то миг я обнаружила, что все еще держу под мышкой папку доктора Дулена с газетными вырезками. Я остановилась у зеркальной витрины — удостовериться, что берет сидит не криво и я не смахиваю на злоумышленницу. В зеркале я увидела девушку с озабоченным лицом, но спокойную и хорошо одетую, а позади нее — того, кто открыл мне дверь у Франсуа Шанса.

Я не сумела помешать себе поднести свободную руку ко рту и резко обернуться, отчего от плеч до макушки меня пронзила острая боль.

— Не пугайся, Мики, я друг. Пошли. Нам надо поговорить.

— Кто вы?

— Ничего не бойся. Пойдем, прошу тебя. Буквально на пару слов.

Он довольно деликатно взял меня под руку. Я не стала противиться. Мы были слишком далеко от кабинета Франсуа Шанса, чтобы он смог привести меня туда силой.

— Вы следили за мной?

— Да. Когда ты пришла, я просто потерял голову. Я не узнавал тебя, а ты словно бы и не знала меня. Я подождал тебя у дома в машине, но ты выскочила из подъезда так стремительно, что я даже не успел тебя позвать. Потом ты свернула на улицу с односторонним движением, и я с большим трудом тебя отыскал.

Крепко держа под руку, он довел меня до своей машины — черного седана, припаркованного на площади, по которой я перед этим проходила.

— Куда вы меня повезете?

— Куда пожелаешь. Ты ведь не обедала? «У королевы» — помнишь такое?

— Нет.

— Это ресторан. Мы частенько там бывали. Мы вдвоем. Мики, поверь мне, тебе нечего бояться.

Сжав мне руку, он заговорил быстро-быстро:

— Ведь ты сегодня приходила ко мне. По правде говоря, я не надеялся, что ты когда-нибудь вернешься. Я понятия не имел об этой… Ну, в общем, что ты ничего не помнишь. Я уж и не знал, что и подумать.