Кэррол глядел на конверт, как зачарованный.

— Напрашивается один-единственный вывод. — Эллери закурил и дал прикурить Кэрролу. — Всего лишь раз конверт находился не у вас в руках, не в сейфе и не у меня — всего лишь пару минут в доме Ханта, в тот вечер, когда Фелиция подписала заявление. Вы рассказывали, что после того, как она подписала заявление, а Гандер заверил ее подпись, вы вложили заявление в конверт, а конверт — в папку и спустились с Гандером в прихожую, там вы расплатились и проводили его. Вот на эту пару минут вы и потеряли папку из поля зрения. Вот тогда-то и произошла знаменательная пропажа. И поскольку, кроме миссис Хант, никого в комнате не было…

— Фелиция?

— Но почему она взяла заявление, которое только что подписала? У вас есть соображения по этому поводу?

— Она надула меня, черт бы ее побрал! — сказал Кэррол хриплым голосом, — а теперь улизнула, чтоб не делать заявления под присягой.

— Мы заставим ее объявиться, если на то пошло, потребуем ее выдачи, хоть из Южной Америки. — Эллери поднялся и стиснул плечо Кэррола. — Держись, Джонни!

Тайна убежища Фелиции Хант раскрылась, как только Эллери явился в полицейское управление. Отец пришел недавно и был по горло занят работой.

— Да, Уэст звонил, — пробурчал он, не поднимая головы. — Интересуется, где Фелиция Хайт. Черт побери, куда запропастились показания Гриерсона?

Эллери терпеливо ждал.

— Ну, — сказал он наконец, — я все еще здесь.

— Что? Ах, ты… — Инспектор откинулся на стуле. — Я позвонил Смолхаузеру — в управление федерального прокурора округа — и все дела. Выяснил, что дня за два до начала суда над Кэрролом в субботу утром — вдова Ханта заявилась к окружному прокурору в своем жутком трауре с доктором на буксире. Доктор заявил Смолхаузеру, что миссис Хант на грани нервного срыва и не выдержит этого тяжкого испытания — суда. Он хотел, чтобы она уехала из города. Она-де купила домик к северу от Уэстчестера этим летом и несколько дней, проведенных там в полном одиночестве, очень ей показаны, и он, доктор, очень надеется, что окружной прокурор не станет возражать. Ну, Смолхаузеру вся эта история очень не понравилась, но он рассудил: раз в доме есть телефон, он всегда ее вызовет, и через пару часов она будет на месте. Смолхаузер сказал: оʼкей, пусть едет. Вдова отпустила горничную на неделю и уехала днем в ту же субботу. А в чем там дело?

Эллери объяснил. Отец выслушал его с недоверием.

— Так вот почему Уэст напускал туману! — воскликнул он. — Алиби! Окружному прокурору это придется по вкусу.

— Да и Рэйфилду тоже.

Инспектор подозрительно сощурился.

— А у тебя какой тут интерес?

— Справедливость, — уважительно ответил Эллери. — Содействие торжеству справедливости.

Отец что-то проворчал и потянулся к телефону. Когда он положил трубку, в его записной книжке был нацарапан телефон Фелиции в Монте-Киско.

— Вот, позвони ей, — сказал инспектор, — а у меня сейчас голова совсем другим занята. И не пользуйся городскими автоматами для международных разговоров, ты знаешь, откуда удобнее позвонить.

Через сорок пять минут Эллери снова появился в отцовском кабинете.

— Опять что-то не так? — спросил Куин. — А я уж было собрался в каталажку.

— Она не отвечает.

— Кто не отвечает?

— Вдова Ханта. Я битый час через каждые пять минут набирал ее номер. Либо она раньше времени впала в зимнюю спячку, либо вернулась в Центральную Америку и очаровывает там гидальго.

— Или просто не подходит к телефону. Послушай, сынок, работы у меня сегодня утром хоть отбавляй. Да и дело я уже сдал. Наберись терпения и звони. В конце концов она ответит.

Весь день Эллери пытался дозвониться. Каждые полчаса он незаметно выходил из зала суда и так же незаметно возвращался. В начале четвертого помощник окружного прокурора закончил чтение обвинительного заключения, и по предложению защиты судья Джозеф Холоуэй отложил следующее заседание до утра. Когда Кэррола выводили из зала суда, у Эллери был нарочито-безразличный вид. Кэррол едва волочил ноги. Когда зал опустел, Эллери поймал взгляд Талли Уэста. Уэст, склонившийся над несчастной Еленой Кэррол, кивнул и тут же подошел к нему.

— Как Фелиция? Она даст показания?

Эллери бросил взгляд на репортеров, окруживших осанистого Рэйфилда. Некоторые озирались, боясь упустить сенсацию.

— Здесь не место для разговоров, Уэст. Вы свободны?

— Сначала я должен проводить домой Елену. — Уэст собрался, будто для удара. — Где встретимся?

— В кабинете отца и как можно скорее.

— А Рэйфилда позвать?

— Пожалуй, не стоит, газетчики. Можно с ним вечером переговорить.

Рослый партнер Кэррола появился в кабинете инспектора почти в пять часов. У него был измученный вид.

— Прошу прощения, не мог оставить Елену, она в отчаянии. Пришлось рассказать ей об алиби Джона. Теперь она в полном замешательстве. И почему, черт побери, Джон не открыл ей все с самого начала? — Уэст вытер платком лицо, потом тихо сказал:

— А теперь, полагаю, вы расскажете мне, что Фелиция отказывается помочь.

— Я почти хочу, чтобы так оно и было. — Эллери и сам осунулся. — Уэст, я звонил ей все утро, начиная с восьми тридцати. Последний раз — всего десять минут назад. Она не отвечает.

— Ее там нет?

— Может быть.

Инспектора Куина вся эта история явно раздражала.

— Эллери, какого черта ты не обратишься в полицию? Через час получил бы о ней все сведения, — сказал он.

— Это невозможно. — Эллери встал. — Уэст, вы на машине?

— Я на такси приехал.

Эллери перевел взгляд на отца. Старый инспектор поднял руки и заявил:

— У меня, видимо, с головой неладно, надо проветриться! Вели, достань машину.


Они выехали из города по шоссе Со-Милл-Ривер. Сержант был за рулем, инспектор Куин — все еще в мрачном расположении духа — рядом с водителем. Позади Эллери и Уэст, прильнув к боковым стеклам машины, внимательно изучали дорогу по обе стороны. И когда сумерки сгустились, они еще долго вглядывались во тьму.

Полицейская машина без номера свернула с шоссе возле Монте-Киско.

— Притормози возле той бензоколонки, — произнес инспектор — впервые с тех пор, как они выехали из города.

— Стоуни-Райд? — переспросил заправщик. — Это между Киско и Бедфорд-Хиллз. Грунтовая дорога, ведет куда-то на край света. А кого вы ищете?

— Дом Ханта.

— Ханта? Не доводилось слышать.

Эллери высунул голову из машины.

— А про Сантос доводилось?

— Сантос… Пожалуй. Дама с такой фамилией купила дом старого Микера этим летом. Проедете по той дороге мили полторы.

— Пользуется своей девичьей фамилией, — заметил Уэст, когда они отъехали. — Старина Мередит был бы в восторге.

Инспектор и Эллери промолчали.

Дорога Стоуни-Райд взбегала в гору, петляла, устремлялась вниз, пассажиров то и дело встряхивало. Тьма была хоть глаз выколи. За три мили пути они различили всего два дома. Неподалеку от второго они и обнаружили дом Фелиции Хант; сержант Вели чуть не промахнул мимо. Окна дома чернели ночной тьмой.

Вели провел машину меж двух замшелых столбов и въехал на подъездную, усыпанную щебенкой дорожку.

— Вели, поставь машину здесь и освети фарами дом. — В голосе инспектора прозвучала тревога.

— Она уехала, — проворчал Уэст. — Она уехала или вообще здесь не появлялась! Что я скажу Джону?

Эллери попросил у сержанта фонарик и вышел из машины. Инспектор коснулся маленькой ладонью руки Талли Уэста.

— Нет, мистер Уэст, мы подождем здесь. — Во взгляде его тоже мелькнуло беспокойство.

Дом на опушке леса был каменный, окрашенный в зеленый цвет, с побуревшей деревянной отделкой и темной, крытой дранкой крышей. Эллери осветил дверь фонариком. Потом он пнул ее ногой, и дверь отворилась.

Освещая себе путь, Эллери вошел вовнутрь. Тут же в прихожей загорелся свет.

Он пробыл в доме ровно две минуты.

Увидев выражение его лица, инспектор Куин и сержант Вели тотчас выскочили из машины и побежали к дому.

— Передайте Джону — пусть забудет про алиби. Она — там, мертвая, — сказал Эллери.


Фелиция Хант лежала на полу спальни, к сожалению, лицом вниз. Затылок у нее был разбит, и испачканные кровью черепки тяжелой керамической вазы, размозжившей ей голову, валялись на полу, возле нее. Среди осколков лежали засохшие хризантемы, как большие мертвые насекомые. Одна из них прикрывала открытую ладонь правой руки Фелиции.

Уэст, сдерживая подступившую к горлу тошноту, поспешно ретировался в прихожую.

Когда смерть настигла Фелицию, она была в радужно-ярком полосатом платье из переливчатой материи. Драгоценности сверкали на пальцах, запястьях и шее. На голых ногах — шлепанцы с помпонами, на мертвых губах, глазах, щеках — ни тени косметики.

— Она мертва дня четыре, а может быть, и пять, — заключил инспектор Куин, — а как по-твоему, Вели?

— Скорей четыре, — определил сержант. — Я бы сказал — с прошлого воскресенья, инспектор. — Он с тоской посмотрел на плотно закрытые окна.

— Не стоит, Вели.

Сыщики поднялись. Они касались лишь тела убитой, да и то с величайшей осторожностью.

Эллери наблюдал за ними с мрачным видом.

— Ты что-нибудь обнаружил, сын?

— Нет. Дождь прошлой ночью смыл следы — и машины, и ботинок, которые могли остаться. В холодильнике — несвежие продукты, а машина хозяйки — в гараже за домом. Признаков ограбления нет.