— Так вы встречались вне дома?

— Никогда! Время от времени я поднимался сюда и…

— Можете не продолжать! — улыбнулся Мегрэ. — Меня очень радует ваше признание. Как я заметил, у вас на рукаве не хватает пуговицы. Эта пуговица валялась тут, на полу у ножки кровати. Ясно, что она не могла оборваться сама по себе — без каких-то бурных проявлений эмоций…

Комиссар протянул пуговицу Крофта, и тот схватил ее с неожиданной жадностью.

— И когда же это случилось в последний раз? — спросил Мегрэ, направляясь к двери.

— Дня три-четыре назад… Погодите… Да, четыре дня.

— Рита была податливой девушкой?

— Пожалуй…

— Она испытывала к вам нежные чувства?

— По крайней мере, делала вид.

— А вы не предполагали, что у вас может быть соперник?

— О, господин комиссар… тут совсем не в этом дело! Если у Риты и был любовник, я не воспринял бы его как соперника. Я обожаю свою жену, детей и сам не знаю, почему…

Спускаясь по лестнице, Мегрэ невольно вздохнул. «Ох, приятель, сдается мне, за все это время ты не сказал ни слова правды!»

Внизу консьержка чистила горох. Мегрэ остановился и сел напротив.

— Так вы заходили к Крофта? Их ужасно расстроила эта история с драгоценностями.

— В пять часов вы были у себя в привратницкой?

— Еще бы нет! И даже мой сын сидел там, где сейчас вы, и делал уроки.

— Вы видели, как Рита привела детей?

— Как вас вижу!

— А не заметили, что она снова спустилась через несколько минут?

— Вот и месье Крофта только что спрашивал о том же. Я ответила, что ничего не видела. Он уверял, будто это невозможно или, значит, я выходила из привратницкой, либо просто не обратила внимания. В конце концов, так много людей ходит туда-сюда! И все-таки мне кажется, я бы заметила, потому что это совсем не ее время.

— Вы когда-нибудь видели месье Крофта на лестнице четвертого этажа?

— Зачем бы его туда понесло? А, понимаю… Думаете, не ходил ли он, часом, к своей бонне? Вот и видно, что вы не знали мадемуазель Риту! Теперь говорят, будто она воровка… что ж, всяко бывает… Но насчет того, чтобы развратничать и водить шуры-муры с хозяином — это точно враки!

Мегрэ не стал настаивать, закурил трубку и ушел.

3

— Ну как, госпожа комиссарша Мегрэ? — поддразнил он жену, усаживаясь у окошка. Мегрэ был без пиджака, и рукава его белой рубашки под лучами солнца казались ослепительно-яркими пятнами.

— Вот что, придется тебе сейчас ограничиться жареным мясом с артишоками. Чтобы не терять времени, я купила их готовыми. Слушать все эти сплетни…

— И что же говорят? Доложи-ка мне результаты расследования!

— Во-первых, мадемуазель Рита была не настоящей бонной.

— Откуда ты знаешь?

— Все торговки заметили, что она не умела вести счет на су, а стало быть, никогда не вела хозяйство. В тот день, когда мясник в первый раз сдал ей мелочь, эта «бонна» не стала спорить, как я думаю, только потому, что не хотела привлекать к себе внимание.

— Ладно. Стало быть, это девушка из хорошей семьи… и зачем-то ей понадобилось разыгрывать прислугу в доме месье Крофта…

— Думаю, скорее студентка. В лавочках нашего квартала говорят на самых разных языках — итальянском, венгерском, польском… Так вот, похоже, Рита всегда понимала, о чем идет речь, и каждый раз, когда при ней шутили, улыбалась.

— А о твоем поклоннике ничего не слышно?

— На него обратили внимание, но никто не заинтересовался так, как я. Да, между прочим, бонна Гастамбидов, которая часто сидит в сквере во второй половине дня, уверяет, будто Рита не умеет вязать крючком и вся ее работа годится разве что на тряпки.

Мегрэ очень забавляли старания жены все припомнить и изложить по порядку. В его маленьких глазках то и дело вспыхивали смешинки.

— Это еще не все! — продолжала мадам Мегрэ. — До Риты у Крофта была бонна из их страны. Но ее пришлось отправить домой из-за беременности.

— Это Крофта постарался?

— О нет! Он слишком влюблен в жену. Говорят, так ревнив, что даже в дом никого не пускает.

Все эти сплетни и пересуды, даже если тут не все было правдой, добавляли новые штрихи к облику действующих лиц, а иногда и сильно меняли картину…

— Раз уж ты так хорошо поработала, — сказал Мегрэ, набивая новую трубку, — я тоже тебе кое-что расскажу. В нашего незнакомца стреляли из Ритиной мансарды. И это будет очень несложно доказать. Я проверил угол стрельбы — он вполне совпадает с положением тела и траекторией пули.

— Ты думаешь, это она…

— Понятия не имею! Соображай сама.

И Мегрэ со вздохом принялся надевать воротничок и галстук. Жена помогла натянуть пиджак.

Через полчаса Мегрэ тяжело опустился в кресло у себя в кабинете и вытер лицо — на дворе было еще жарче, чем вчера, и в воздухе ощущалось приближение грозы.

Час спустя все три трубки Мегрэ раскалились, пепельница была завалена грудами пепла, весь бювар испещрен словами и обрывками фраз, а сам комиссар сонно зевал и круглыми глазами взирал на то, что написал, грезя наяву.

Допустим, Риту спрятал Крофта. Тогда кража драгоценностей — удачная выдумка для отвода глаз.

Все это очень заманчиво, но ровно ничего не доказывает. С тем же успехом бонна могла действительно смыться, прихватив драгоценности хозяйки…

Крофта долго колебался, прежде чем признался, что захаживал к Рите…

Вполне возможно, что он сказал правду и просто стыдится за свою распущенность, но не исключено, что он заметил, как Мегрэ поднял пуговицу, и почуял в вопросе ловушку.

Как пуговица могла четыре дня проваляться на полу, если комнату совсем недавно подметали?

А зачем мадам Крофта вышла на улицу ни свет ни заря? Почему она колебалась, боясь сказать, что знает об убийстве? Ведь Мегрэ своими глазами видел, что эта дама очень долго стояла среди любопытных…

Зачем Крофта спрашивал консьержку, видела ли она, как Рита уходит? Что это, собственное расследование или попытка внушить нужный ответ простодушному свидетелю? Борис же не мог не предвидеть, что полиция задаст тот же вопрос…

Мегрэ вдруг встал. Все эти мелкие факты и наблюдения не только раздражали, но и вселяли в него смутную тревогу, ибо комиссар никак не мог уйти от главного вопроса: «Где Рита?»

Если она убила и украла — в бегах, но если не делала ни того, ни другого, тогда…

Через минуту комиссар уже входил в кабинет шефа.

— Вы не могли бы раздобыть для меня чистый бланк ордера на обыск? — проворчал он.

— Не клеится? — улыбнулся директор следственной полиции. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал все настроения Мегрэ. — Ладно, попытаемся. Только будьте осторожны, договорились?

Пока шеф искал ордер на обыск, комиссара, как нарочно, позвали к телефону. Это оказалась жена. Голос ее звучал очень тревожно.

— Мне только что пришло в голову одно соображение… Не знаю, можно ли говорить по телефону…

— Скажи все-таки!

— Допустим, стреляла не та, кто ты думаешь…

— Понятно, продолжай.

— Может быть, на самом деле это ее хозяин… Понимаешь? Вот я и подумала: а вдруг она еще в доме? Возможно, мертвая… но вдруг она в плену?

Мадам Мегрэ, впервые в жизни ведущая расследование, вызывала умиление. Но комиссар вовсе не желал признать, что жена, в сущности, пришла к тем же результатам, что и он сам.

— Это все? — с иронией осведомился он.

— Ты смеешься надо мной? Но подумай…

— Значит, ты воображаешь, что, перерыв дом семнадцать бис от подвала до чердака…

— А вдруг она еще жива?

— Поглядим! А пока позаботься, чтобы обед был немножко поплотнее завтрака.

Мегрэ повесил трубку и взял у шефа ордер.

— Вам не кажется, что все это дело здорово попахивает шпионажем, а, Мегрэ?

Комиссар терпеть не мог раньше времени выдавать, что у него на уме, а потому лишь пожал плечами. Он вышел в коридор, но тут же вернулся и с порога бросил:

— На этот вопрос я отвечу вам сегодня вечером.


Мадам Лекюйе, консьержка дома 17 бис, была очень славной женщиной. Она из сил выбивалась, чтобы поставить на ноги детей. Но у этой достойной особы был один крупный недостаток — она слишком легко приходила в растерянность.

— Поймите, — объясняла консьержка, — от всех этих вопросов с самого утра у меня просто голова кругом идет…

— Успокойтесь, мадам Лекюйе, — увещевал Мегрэ, садясь у окна рядом с малышом, который, как и накануне, корпел над уроками.

— Я никому никогда не делала зла и…

— Вас никто ни в чем не обвиняет. Я прошу только кое-что припомнить. Сколько у вас жильцов?

— Двадцать два. На третьем-четвертом этажах — совсем маленькие квартиры, вот и получается так много народу…

— Кто-нибудь из жильцов поддерживает отношения с месье и мадам Крофта?

— Как можно! Крофта — богатые люди, у них машина с шофером.

— Кстати, не знаете, где они оставляют машину?

— Со стороны бульвара Анри-Катр. Шофер тут почти не бывает.

— А вчера во второй половине дня он не приходил?

— Не помню точно, но, по-моему, да…

— На машине?

— Нет, машина тут не стояла ни вчера, ни сегодня утром. Правда, господа почти не выходили…