В такие вечера, когда не надо было расследовать какое-нибудь грязное дело, ловить убийцу или выслеживать вора, мысль свободно парила, устремляясь к небу. Вот только случалось это крайне редко. Мегрэ наслаждался покоем и, быть может, никогда еще послеобеденная трубка не доставляла ему такого удовольствия. Внезапно он, не оборачиваясь, позвал:

— Генриетта!

— Тебе что-нибудь нужно?

— Пойди взгляни…

Черенком трубки комиссар указал на скамью, стоявшую напротив их окон. В углу дремал какой-то похожий на клошара старичок, а в другом…

— Это он! — воскликнула мадам Мегрэ. — Вот интересно!

Ей показалось почти неприличным, что любитель дневных прогулок, резко нарушив расписание, оказался на скамейке в столь неурочное время.

— Кажется, он уснул, — пробормотал Мегрэ, снова раскуривая трубку. — Если бы не надо было потом опять карабкаться на третий этаж, я бы, пожалуй, сходил взглянуть на твоего поклонника поближе. Любопытно, каков он на самом деле…

Мадам Мегрэ вернулась на кухню, а ее муж стал наблюдать за ссорой трех малышей. Они что-то не поделили и в конце концов, сцепившись, покатились в пыль, а прочие в это время разъезжали вокруг на роликах.

Не двигаясь с места, Мегрэ выкурил вторую трубку. Незнакомец тоже не шевелился, зато нищий встал и тяжелым шагом побрел к набережной Сены. Мадам Мегрэ села шить — хлопотунья и часу не могла провести без дела.

— Он до сих пор там?

— Да.

— Разве еще не запирают решетки?

— Через несколько минут… Сторож уже выпроваживает гуляющих.

Но так уж случилось, что незнакомца сторож не заметил. Тот по-прежнему сидел на скамейке, хотя три решетки были уже заперты и оставалось лишь повернуть замок четвертой. Вдруг Мегрэ, ни слова не говоря, схватил куртку и вышел.

Мадам Мегрэ видела в окно, как ее супруг спорит с одетым в зеленую форму человеком — тот, видимо, слишком всерьез воспринимал свои обязанности. Однако в конце концов сторож все же впустил комиссара. Мегрэ быстрым шагом направился к незнакомцу с лорнетом.

Мадам Мегрэ встала. Чувствуя, что произошло неладное, она знаками спросила у мужа: «Ну что, так и есть?» Уточнить, что именно случилось, она не могла, хотя уже много дней ожидала какого-то события. Мегрэ кивнул и, поставив у входа в сквер сторожа, вернулся домой.

— Воротничок, галстук…

— Он умер?

— Уж куда мертвее! По меньшей мере два часа назад, или я в этом ничего не смыслю.

— Думаешь, сердечный приступ?

Мегрэ промолчал — он всегда долго возился с галстуком и терпеть не мог это занятие.

— Что ты собираешься делать?

— Расследовать это дело, конечно! Надо сообщить в прокуратуру, позвонить медэксперту, ну и все такое прочее.

Площадь уже окутала бархатистая мгла. Пение фонтанов теперь слышалось громче, причем четвертый звучал чуть резче остальных.

Через несколько минут Мегрэ уже входил в табачную лавочку на улице Па-де-ля-Мюль. Набрав все нужные номера, он разыскал полицейского и поставил его у решетки ворот вместо сторожа.

Мадам Мегрэ не стала спускаться. Она знала, что комиссар терпеть не может, когда жена вмешивается в его дела. А кроме того, она понимала, что на сей раз Мегрэ может работать спокойно — пока никто не заметил ни смерти человека с лорнетом, ни хождений комиссара.

Площадь была почти пустынна. Только цветочницы с нижнего этажа сидели у порога дома, да еще к ним подошел поболтать торговец запчастями для автомобилей. Он был одет в длинную серую блузу.

Увидев, что в сквер въехала машина, все они очень удивились, когда же подкатила вторая и из нее вышел важного вида господин (очевидно, член прокуратуры), — подошли поближе. Наконец к тому времени, когда появилась «скорая помощь», на площади уже собралось человек пятьдесят любопытных. Впрочем, о причинах переполоха никто не догадывался, потому что густой кустарник скрывал главную сцену.

Мадам Мегрэ не стала включать свет. Она часто так делала, оставаясь одна. Она по-прежнему смотрела на площадь, видела, как распахиваются окна, но белокурая горничная не появлялась.

Первой уехала «скорая помощь» — повезла тело в Институт судебно-медицинской экспертизы.

Следом исчез автомобиль с несколькими пассажирами… Потом показался Мегрэ. Он что-то сказал зевакам, перешел улицу и вернулся домой.

— Ты не зажигала? — проворчал он, вглядываясь в темноту.

Жена повернула выключатель.

— Закрой окно… жара уже давно спала…

Теперь перед ней стоял уже не тот Мегрэ, который только что так беззаботно шутил, но комиссар Мегрэ из следственной полиции, чьи гневные вспышки приводили в дрожь молодых инспекторов.

— Прекрати шить! В конце концов, это начинает действовать мне на нервы! Неужели ты не можешь хоть минутку посидеть спокойно?

Она отложила шитье. Мегрэ бегал по комнате, заложив руки за спину и время от времени бросая на жену довольно странный взгляд.

— Почему ты мне сказала, будто он кажется то молодым, то старым?

— Не знаю… какое-то смутное впечатление… А что? Сколько ему было лет?

— Во всяком случае, не больше тридцати.

— Что???

— А то, что этот твой тип был вовсе не тем, за кого себя выдавал… Под париком скрывались его собственные белокурые волосы, усы он наклеивал, а кроме того, чтобы держаться как старый щеголь, он носил что-то вроде корсета…

— Но…

— Никаких «но»! Совершенно не понимаю, каким чудом ты унюхала это дело!

Мадам Мегрэ показалось, что муж чуть ли не винит ее во всем случившемся. Как будто это она виновата, что вечер испорчен да еще предстоит новая работа!

— А знаешь, ведь твоего поклонника прикончили прямо там, на скамейке…

— Не может быть! При всем честном народе?

— Да, и, надо думать, как раз в тот момент, когда на площади было особенно оживленно.

— Ты думаешь, эта бонна…

— Я только что отправил пулю на экспертизу. Эксперт позвонит с минуты на минуту.

— Но как можно было выстрелить из револьвера и…

Мегрэ пожал плечами. Звонок и в самом деле не заставил себя ждать.

— Алло! Да, я так и думал… но хотел получить от вас подтверждение.

Мадам Мегрэ не терпелось все узнать, но муж нарочно тянул время.

— Пневматический карабин особой, очень редкой модели, — наконец, словно нехотя, буркнул он.

— Не понимаю…

— Это значит, что стреляли издалека. Убийца мог устроиться, например, у одного из окон и спокойно, не торопясь, целиться. Впрочем, это первоклассный стрелок — пуля попала точно в сердце, так что жертва умерла почти мгновенно.

Так, значит, на ярком солнце, пока толпа…

Мадам Мегрэ вдруг расплакалась от нервного напряжения.

— Прости, — неловко извинилась она, — ничего не могу поделать… Я почему-то чувствую себя виноватой… глупо, но…

— Когда успокоишься, я выслушаю твои свидетельские показания.

— Мои показания?

— Черт возьми! Пока ты — единственная, кто может сообщить полезные сведения, раз уж любопытство натолкнуло тебя на…

Тут Мегрэ все же снизошел до объяснений, хотя по-прежнему делал вид, будто говорит с собой.

— При нем не было никаких бумаг. Карманы — почти пустые, если не считать нескольких стофранковых банкнот, кучки мелочи, пилки для ногтей и крохотного ключика. И тем не менее мы попытаемся установить личность…

— Тридцать лет! — повторила мадам Мегрэ.

Так вот что ее сбивало с толку! Молодой человек, закованный в облик старика, казался нереальным, как восковая фигура, и именно это завораживало мадам Мегрэ.

— Ты готова отвечать?

— Я тебя слушаю.

— Имей в виду: все вопросы я буду задавать как комиссар следственной полиции и завтра на основе этого допроса мне придется составить протокол.

Мадам Мегрэ робко улыбнулась — суровый тон мужа производил сильное впечатление.

— Ты видела этого человека сегодня?

— Утром — нет, я ведь ездила за покупками, но во второй половине дня он сидел на обычном месте.

— А белокурая горничная?

— Тоже. Как всегда.

— Ты ни разу не слышала, чтобы они разговаривали?

— Они сидели метров за восемь друг от друга, так что кричать пришлось бы очень громко.

— Значит, они неподвижно просидели всю вторую половину дня?

— Не считая того, что девушка вязала…

— И так все две недели?

— Да.

— А ты не заметила, что именно она вязала?

— Нет, будь это спицы, я бы могла сказать, но в вязке крючком ничего не смыслю…

— В котором часу девушка ушла?

— Не знаю… Я была слишком занята кремом… Но, наверное, часов в пять, как обычно.

— По словам врача, смерть наступила примерно в это время… так что для нас теперь все упирается в минуты. Когда ушла женщина? До пяти или позже? До убийства или потом? Не понимаю, зачем тебе понадобилось именно сегодня готовить крем! Раз ты за кем-то следишь, так уж делай это до конца, на совесть!

— Ты думаешь, эта девушка…

— Ничего я не думаю! Знаю только, что пока у следствия нет ничего, кроме твоих сведений, а это не Бог весть что! Ты хоть можешь сказать, у кого работает эта белокурая горничная?

— Она всегда возвращается в дом семнадцать бис.

— А кто там живет?

— Не знаю… но у них большой американский автомобиль с шофером.