Агата Кристи - Занавес. Последнее дело Пуаро

Нортон лежал на кровати в своем халате. Ключ от двери был у него в кармане. В руке – маленький пистолет, совсем игрушечный, но способный сделать свое дело. Точно посредине лба Нортона была маленькая дырочка.

С минуту-другую я силился вспомнить, о чем это мне напоминает. О чем-то, несомненно, очень давнем…

Я слишком устал, чтобы вспомнить.

Когда я вошел в комнату Пуаро, он, увидев мое лицо, быстро спросил:

– Что случилось? Нортон?

– Мертв!

– Как? Когда?

Я вкратце рассказал.

– Говорят, это самоубийство, – устало заключил я. – Что же еще тут можно сказать? Дверь была заперта. На окнах – ставни. Ключ – у него в кармане. Да! Я же видел, как он зашел в комнату, и слышал, как он запирает дверь!

– Вы видели его, Гастингс?

– Да, вчера ночью.

Я объяснил.

– Вы уверены, что это был Нортон?

– Конечно. Я бы где угодно узнал этот ужасный старый халат.

На минуту Пуаро сделался прежним.

– О, но вы же опознаете человека, а не халат! Ma foi![32] Кто угодно мог быть в халате.

– Я действительно не видел его лица, – неохотно согласился я. – Но волосы были точно его, и он слегка прихрамывал…

– Кто угодно мог прихрамывать, mon Dieu![33]

Я смотрел на него, пораженный.

– Вы хотите сказать, Пуаро, что я видел не Нортона?

– Я не хочу сказать ничего подобного. Меня просто раздражают доморощенные доводы, которые вы приводите, утверждая, что это был Нортон. Нет, нет, я ни на одну минуту не предполагаю, что это был не Нортон. Вряд ли кто-нибудь мог выдать себя за него – ведь все мужчины здесь высокие, гораздо выше его, а рост скрыть невозможно – да, невозможно. У Нортона рост, пожалуй, всего пять с небольшим футов. Tout de mêmе[34], это похоже на фокус, не правда ли? Он заходит в комнату, запирает дверь, кладет ключ себе в карман, и его находят застреленным с пистолетом в руке и ключом, который все еще в кармане.

– Значит, вы не верите, что он застрелился? – спросил я.

Пуаро медленно покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Нортон не застрелился. Это предумышленное убийство.

Я сошел вниз, совершенно ошеломленный. Все было настолько необъяснимо, что, надеюсь, меня можно простить за то, что я не предугадал следующий неизбежный шаг. Я был как в тумане. И совсем отупел.

И тем не менее это было так логично. Нортона убили – почему? Чтобы помешать ему сказать, что он видел, – так, во всяком случае, мне казалось.

Но он же поведал об этом другому человеку.

Значит, этот человек тоже в опасности…

И не только в опасности, но и совсем беспомощен.

Мне следовало знать.

Я должен был предвидеть…

«Cher ami!»[35] – сказал мне Пуаро, когда я выходил из комнаты.

Это были последние слова, которые я от него слышал. Потому что, когда Куртис зашел к своему хозяину, он увидел, что тот мертв…

У меня нет ни малейшего желания об этом писать.

Видите ли, мне бы хотелось как можно меньше об этом думать. Умер Эркюль Пуаро – и вместе с ним умерла большая часть Артура Гастингса.

Я приведу вам голые факты, без всяких прикрас. Это все, что я смогу сделать.

Как все утверждают, он умер вследствие естественных причин. То есть от сердечного приступа. Как сказал Франклин, он ожидал именно такого конца. Несомненно, приступ был вызван шоком от известия о смерти Нортона. По-видимому, по оплошности около кровати Пуаро не оказалось ампул с амилнитратом.

Была ли это оплошность? Или кто-то умышленно убрал ампулы? Нет, тут кроется что-то еще. X не мог полагаться на сердечный приступ Пуаро.

Потому что, видите ли, я отказываюсь верить, что Пуаро умер своей смертью. Его убили, как убили Нортона, как убили Барбару Франклин. И я не знаю, почему их убили, и не знаю, кто их убил!

Было дознание по делу Нортона, и вынесли вердикт о самоубийстве. Единственный, кто выразил сомнение, – это врач. Он сказал, что необычно, чтобы человек выстрелил себе точно в центр лба. Во всем остальном ни тени сомнения. Дверь заперта изнутри, ключ в кармане у покойного, ставни на окнах плотно закрыты, в руке – пистолет. Нортон жаловался на головные боли, и в последнее время у него были какие-то неприятности с капиталовложениями. Правда, это вряд ли могло послужить причиной для самоубийства, но следователям надо было за что-то зацепиться.

Очевидно, пистолет принадлежал Нортону. Дважды за время его пребывания в Стайлз горничная видела, как этот пистолет лежал на его туалетном столике. Вот так. Еще одно убийство прекрасно срежиссировано, и, как обычно, нет другой версии.

В дуэли между Пуаро и X победил последний.

Теперь дело было за мной.

Я зашел в комнату Пуаро и забрал портфель.

Я знал, что он сделал меня своим душеприказчиком, поэтому у меня было полное право так поступить. Ключ был у него на шее.

В своей комнате я открыл портфель.

И сразу же испытал потрясение. Досье всех случаев X исчезли. Я видел их за пару дней до смерти Пуаро, когда он открывал портфель. Это были доказательства, направленные против X, которые могли мне понадобиться. Либо Пуаро сам уничтожил эти бумаги (что маловероятно), либо это сделал X.

X. X. Этот проклятый дьявол X.

Но в портфеле кое-что было. Я вспомнил обещание Пуаро, что найду другие указания, о которых не будет знать X.

Где же эти указания?

Я обнаружил в портфеле маленький томик пьес Шекспира в дешевом издании. Второй книгой была пьеса «Джон Фергюсон» Сент-Джона Эрвина. Третий акт был заложен закладкой.

Я тупо смотрел на две книги.

Это были ключи к разгадке, которые оставил мне Пуаро, – и они совсем ничего мне не говорили!

Что же они могли означать?

Единственное, что мне пришло в голову, – это какой-то код. Словесный код, основанный на этих пьесах.

Но в таком случае как же мне его разгадать?

Там не было ни подчеркнутых слов, ни подчеркнутых букв. Я попытался слегка нагреть страницы, но безрезультатно.

Тогда я стал внимательно читать весь третий акт «Джона Фергюсона». Восхитительная и волнующая сцена, в которой Клюти Джон сидит и рассуждает и которая заканчивается тем, что младший Фергюсон отправляется на поиски человека, обесчестившего его сестру. Мастерская обрисовка характеров, однако вряд ли можно было предположить, что Пуаро оставил эти книги для того, чтобы улучшить мой литературный вкус!

И тут, когда я перелистывал страницы книги, из нее выпал клочок бумаги. Это была фраза, написанная рукой Пуаро: «Поговорите с моим слугой Джорджем».

Ну что же, это уже кое-что. Возможно, ключ к коду – если это код – оставлен у Джорджа. Я должен узнать его адрес и увидеться с ним.

Но вначале предстояло печальное дело – похоронить моего дорогого друга.

Тут он жил, когда впервые приехал в эту страну, тут и останется лежать навсегда.

Джудит была очень добра ко мне в эти дни.

Она проводила со мной много времени, помогла сделать все приготовления. Она была мягка и полна сострадания. Элизабет Коул и Бойд Каррингтон тоже были очень добры.

Смерть Нортона тронула Элизабет Коул меньше, чем я ожидал. Если она и ощущала глубокое горе, то скрывала это.

Итак, все было кончено…

Да, я должен это написать.

Это должно быть сказано.

Похороны закончились. Я сидел с Джудит, строя планы на будущее.

И тут она сказала:

– Но видишь ли, дорогой, меня здесь не будет.

– Здесь?

– Меня не будет в Англии.

Я смотрел на нее, не понимая.

– Мне не хотелось говорить тебе раньше, папа, чтобы не огорчать, когда тебе и так тяжело. Но теперь ты должен знать. Надеюсь, ты не будешь очень уж против. Знаешь, я уезжаю в Африку с доктором Франклином.

Тут я вспылил. Это невозможно! Она не может так поступить. Пойдут сплетни и пересуды. Быть его ассистенткой в Англии, особенно когда была жива его жена, – это одно дело, но ехать с ним в Африку – совсем другое. Это невозможно, и я категорически возражаю. Джудит не должна этого делать!

Дочь не перебивала меня. Она дала мне договорить. И едва заметно улыбнулась.

– Но, мой дорогой, я еду не как его ассистентка. Я еду как его жена.

Это было как гром среди ясного неба.

Я проговорил, запинаясь:

– А как же… Аллертон?

Это ее слегка позабавило.

– У меня никогда ничего с ним не было. Я бы так тебе и сказала, если бы ты не вывел меня из терпения. К тому же мне хотелось, чтобы ты думал… ну, в общем, то, что ты думал. Мне не хотелось, чтобы ты знал, что это… Джон.

– Но я видел, как он целовал тебя однажды вечером… на террасе.

– О, – небрежно отмахнулась Джудит, – очень возможно. Я была несчастна в тот вечер. Такое случается. Неужели тебе это не знакомо?

– Ты не можешь выйти за Франклина… так скоро, – заметил я.

– Нет, могу. Я хочу уехать вместе с ним, а ты только что сам сказал, что так проще. Нам нечего ждать – теперь.

Джудит и Франклин. Франклин и Джудит.

Вы понимаете, какие мысли пришли мне на ум? Мысли, которые до поры лежали под спудом?

Джудит с пузырьком в руке, Джудит, заявляющая своим звенящим, страстным голосом, что бесполезные жизни должны исчезнуть и уступить дорогу полезным, – Джудит, которую я люблю и которую любил Пуаро. Эти двое, которых видел Нортон, – Джудит и Франклин? Но если так… если так – нет, этого не может быть. Только не Джудит. Возможно, Франклин – страшный, безжалостный человек, который уж если решится убивать, может убивать снова и снова.

Пуаро хотел проконсультироваться с Франклином.

Почему? Что он сказал ему тогда утром?

Но не Джудит. Только не моя красивая, серьезная, юная Джудит.

И все же какой странный вид был у Пуаро, когда прозвучали те слова: «Вы бы предпочли сказать: «Опустите занавес»…