Сейчас настал мой черед. Я пошел в комнату Пуаро и взял шкатулку.

Я знал, что он назначил меня своим душеприказчиком, так что у меня было на то полное право. Ключ был у него на шее.

В своей комнате я открыл шкатулку.

Я сразу же испытал шок. Досье по делам X пропало. Я видел его там накануне, когда Пуаро отпирал шкатулку. Вот и доказательство, если бы оно было мне нужно, что здесь поработал X. Или Пуаро сам уничтожил бумаги (крайне маловероятно), или же это сделал X.

X. Ненавистный дьявол X.

Но шкатулка была не совсем пуста. Я вспомнил обещание Пуаро, что найду здесь другие указания, которые X не поймет.

Были ли они указаниями?

Экземпляр трагедии Шекспира «Отелло». Маленькое дешевое издание. Другая книга оказалась пьесой Сент Джона Эрвайне «Джон Фергусон». На третьем акте была закладка. Я, ничего не понимая, уставился на обе книги.

Вот ключи, оставленные для меня Пуаро… и они вообще ничего для меня не значат!

Что они могут значить?

Единственное, что пришло мне на ум… так это то, что в них заключен какой-то шифр. Шифр, разгадать который можно при помощи пьес.

Но если так, как мне его разгадать?

Нигде не было подчеркнуто ни единого слова, ни единой буквы. Я попытался нагревать страницы, но все безрезультатно. Я внимательно перечитал третий акт «Джона Фергусона». Восхитительная и волнующая, полная напряжения сцена, в которой «придурковатый» Клайти Джон сидит и разговаривает, и заканчивающаяся тем, что молодой Фергусон уходит разыскивать человека, оскорбившего его сестру. Превосходное мастерство, в описании характеров… но вряд ли Пуаро оставил книги, чтобы улучшить мои литературные вкусы!

И потом, когда я листал страницы, из них выпала полоска бумаги. На ней была лишь одна фраза, написанная почерком Пуаро.

«ПОГОВОРИТЕ с моим слугой Джорджесом».

М-да, это уже что-то. Может быть, ключ к шифру, если, конечно, шифр находился у Джорджеса. Я должен узнать его адрес и повидаться с ним.

Но сначала мне предстояло печальное дело — похороны моего дорогого друга. Здесь было место, где он жил, когда впервые приехал в эту страну.

Он будет спать здесь последним сном.

В те дни Джудит была очень ко мне добра.

Она проводила со мной много времени и помогала все устраивать. Она была нежна и полна сочувствия. Элизабет Коул и Бойд Кэррингтон тоже были очень добры.

Смерть Нортона расстроила Элизабет Коул меньше, чем я ожидал. Если она и горевала, то сдерживалась.

Итак, все было кончено…

II

Да, я должен записать и это.

Обязательно.

Похороны завершились. Я сидел с Джудит, пытаясь набросать какие-нибудь планы на будущее.

И тогда она сказала:

— Но, дорогой, меня здесь не будет.

— Не будет?

— Меня не будет в Англии.

Я вытаращил на нее глаза.

— Мне не хотелось говорить тебе прежде, отец. Я не желала добавлять тебе горя и тревог. Но сейчас ты должен знать. Надеюсь, ты не будешь возражать. Видишь ли, я уезжаю в Африку с доктором Фрэнклином.

Я взорвался. Невозможно. Она не сделает ничего подобного. Обязательно пойдут разговоры. Одно дело — быть его ассистенткой в Англии, особенно при живой жене, и совсем другое — поехать с ним в Африку. Невозможно, и я абсолютно ей запрещаю! Джудит не должна делать ничего подобного! Она меня не прерывала. Она позволила мне выговориться. Она очень слабо улыбалась.

— Но, дорогуша, — сказала она. — Я не поеду с ним в качестве ассистентки. Я поеду как его жена.

Меня словно оглушили.

Я сказал… или точнее… запинаясь, пробормотал:

— А Аллертон?

Похоже, я ее позабавил.

— У меня никогда с ним ничего не было. Я бы сказала тебе это, если бы ты меня не разозлил. Кроме того, я хотела, чтобы ты думал… чтобы ты думал. Я не хотела, чтобы ты знал, что это был… Джон.

— Но я видел, как он поцеловал тебя однажды вечером… на террасе.

Она нетерпеливо ответила:

— О, ну и что? В тот вечер я была очень несчастна. Такое бывает. Уж тебе ли не знать!

Я твердо заявил:

— Ты еще не можешь выйти замуж за Фрэнклина… так скоро.

— Нет, могу. Я хочу уехать с ним, и ты только что сам сказал, что так дело намного упрощается. Нам нечего ждать… сейчас.

Джудит и Фрэнклин. Фрэнклин и Джудит.

Вы понимаете, какие мысли у меня появились… мысли, которые некоторое время накапливались подспудно, но не всплывали на поверхность?

Джудит с пузырьком в руке. Джудит своим юным страстным голосом заявляющая, что бесполезные жизни должны уступить дорогу полезным. Джудит, которую я любил и которую Пуаро тоже любил. Те два человека, которых видел Нортон… они были Джудит и Фрэнклин? Но если так, если так… Нет, не правда. Только не Джудит. Может быть, Фрэнклин — странный человек, безжалостный человек, человек, который, если уж решился на убийство, может убивать снова и снова.

Пуаро пожелал проконсультироваться у Фрэнклина.

Почему? Что он сказал ему в то утро?

Но только не Джудит. Не моя прелестная, серьезная, юная Джудит. И, однако, как странно смотрел на меня Пуаро. Как прозвучали эти слова: «Вы от всей души пожелаете сказать: «Опускайте занавес»…

И неожиданно мне в голову пришла новая идея. Чудовищно! Невозможно! Была ли вся история с X фабрикацией? Прикрытием? Может быть, Пуаро приехал в Стайлз, потому что опасался трагедии в семье Фрэнклинов? Он приехал, чтобы следить за Джудит? И потому так решительно отказывался мне что-либо рассказать? Вся история с X была выдумкой, дымовой завесой?

И сущность этой трагедии скрывалась в Джудит, в моей дочери?

«Отелло»! Именно «Отелло» я взял с книжной полки в ту ночь, когда умерла миссис Фрэнклин. Вот в этом-то и состоит ключ?

В ту ночь Джудит выглядела, как кто-то сказал, словно ее тезка перед тем, как она отрезала голову Олоферна. Джудит… со смертью в сердце?

Глава девятнадцатая

Я пишу это в Истоборне.

Я приехал в Истоборн, чтобы увидеться с Джорджесом, бывшим слугой Пуаро.

Джорджес служил у Пуаро многие годы. Он был опытным, бесстрастным человеком, начисто лишенным воображения. Он всегда обо всем говорил буквально и также все буквально воспринимал.

Итак, я поехал повидаться с ним. Я сообщил ему о смерти Пуаро, и Джорджес среагировал так, как Джорджес должен был среагировать. Он был опечален и огорчен, но очень хорошо ухитрился скрыть свои чувства.

Потом я спросил:

— Он не оставил вам послание для меня, а?

Джорджес сразу ответил:

— Для вас, сэр? Нет, мне ничего неизвестно.

Я удивился. Я начал настаивать, но он был совершенно уверен.

Наконец я сказал:

— Наверное, я ошибся. Что ж, так значит так. Как бы я хотел, чтобы вы были с ним в его последнюю минуту.

— Я тоже этого хотел бы, сэр.

— Однако что ж тут поделаешь, если ваш отец заболел, и вы должны были поехать к нему.

Джорджес как-то очень странно на меня посмотрел и сказал:

— Прошу прощенья, сэр, я не совсем вас понял.

— Вы должны были уехать, дабы ухаживать за своим больным отцом, верно?

— Я не желал уезжать, сэр. Месье Пуаро отослал меня.

— Отослал вас? — вытаращил я глаза.

— Я не имею в виду, сэр, что он меня уволил. Было решено, что я вернусь к нему позднее. Но я уехал по его желанию, и он выплачивал мне соответствующую компенсацию, пока я был со своим старым отцом.

— Но почему, Джорджес, почему?

— Право, не могу сказать, сэр.

— Вы не спрашивали?

— Нет, сэр. Не думаю, что мое положение меня к этому обязывало. У месье Пуаро всегда были какие-то свои идеи, сэр. Очень умный он был джентльмен, сэр, и очень уважаемый.

— Да, да, — рассеянно прошептал я.

— Очень привередливо к своей одежде относился, хотя наряды у него были такие иностранные и фасонные, если вы меня понимаете. Но, конечно, это понятно, ведь он был иностранным джентльменом. И волосы его тоже, и усы.

— А! Эти знаменитые усы. — Я почувствовал острую боль, вспомнив, как он ими гордился.

— Очень щепетильный он был насчет своих усов, — продолжил Джорджес. — И хотя носил их не на очень уж модный манер, но они ему шли, сэр, если вы меня понимаете.

Я сказал, что понимаю, а потом деликатно пробормотал:

— Наверное, он красил их, как и волосы?

— Он… э… чуток подкрашивал усы… но не волосы… не в последние годы.

— Чепуха, — отозвался я. — Они были черные, словно вороново крыло… прямо на парик были похожи, до того неестественно выглядели.

Джорджес издал извиняющийся кашель.

— Простите меня, сэр, но это и был парик. В последнее время месье Пуаро потерял много волос, так что стал носить парик.

Я подумал, как странно, что слуга знал больше о своем хозяине, чем его ближайший друг.

Я вернулся к вопросу, который больше всего меня озадачил.

— Но вы действительно понятия не имеете, почему месье Пуаро отослал вас? Думайте, сударь, думайте.

Джорджес попытался думать, но сие занятие явно не было для него привычным.

— Я могу лишь предположить, сэр, — наконец сказал он, — что он отослал меня, чтобы нанять Кертиса.

— Кертиса? Зачем ему понадобилось нанимать его?

Джорджес снова кашлянул.

— Знаете, сэр, право, не могу сказать. Когда я увидел, он не показался мне… простите… особенно смышленым субъектом, сэр. Конечно, он был силен физически, но, по-моему, вряд ли относился к типу людей, которые нравились месье Пуаро. Он, насколько мне известно, одно время работал санитаром в психиатрической лечебнице.