Агата Кристи - Занавес

Нортон вздрогнул.

— Нет-нет, не видел никаких привидений. Я… просто кое о чем думал.

В этот момент на пороге показался Кертис, везущий Пуаро в инвалидном кресле. Он остановился в холле, собравшись взять своего хозяина и отнести его наверх.

Пуаро оглядел нас неожиданно ставшими бдительными и настороженными глазами.

Он резко спросил:

— В чем дело? Что-нибудь случилось?

Никто из нас минуту-другую не отвечал, затем Барбара Фрэнклин сказала, издав короткий неестественный смешок:

— Нет, конечно, нет, что может случиться? Просто… наверное, вот-вот гроза начнется? Я… о, боже, я так ужасно устала. Отнесите вот это наверх, будьте так любезны, капитан Хэстингс. Большое вам спасибо.

Я последовал за ней по лестнице в восточное крыло. Ее комната была расположена в его конце.

Миссис Фрэнклин открыла дверь. Я шел за ней по пятам, доверху загруженный свертками.

Она резко остановилась на пороге. У окна сестра Крейвен разглядывала ладонь Бойда Кэррингтона.

Он поднял голову и рассмеялся каким-то блеющим смехом.

— Хэллоу, а мне вот судьбу предсказывают. Сестра гадает по руке хоть куда.

— Разве? Понятия не имела, — голос Барбары был резок. Мне подумалось, что сестра Крейвен очень сильно ей досадила. — Пожалуйста, возьмите эти вещи, сестра, будьте так добры. И не могли бы вы приготовить мне эгг флип[45]. Я очень устала. И, пожалуйста, грелку. Я лягу в постель как можно скорее.

— Конечно, миссис Фрэнклин.

Сестра Крейвен шагнула вперед. По ее виду нельзя было сказать, что она испытывает какие-то чувства, кроме профессиональной озабоченности.

Миссис Фрэнклин сказала:

— Пожалуйста, уйди, Билл. Я ужасно устала.

Бойд Кэррингтон забеспокоился.

— О, Бэбз, поездка оказалась для тебя слишком утомительной? Мне так жаль. Какой я безмозглый дурень. Я не должен был позволять тебе так перетруждаться.

Миссис Фрэнклин озарила его ангельской улыбкой мученицы.

— Не хочу ничего говорить. Ненавижу быть надоедливой.

Мы оба, немного сконфуженные, вышли из комнаты, оставив женщин вдвоем.

Бойд Кэррингтон сокрушенно заметил:

— Что я за дурак. Барбара казалась такой веселой и оживленной, что я напрочь забыл, что ей не следует переутомляться. Надеюсь, она не забелеет.

Я машинально ответил:

— О, по-моему, после отдыха ночью она будет в полном порядке.

Он спустился по лестнице, Я поколебался и затем отправился по другому крылу к своей комнате и комнате Пуаро. Должно быть, коротышка меня ждет. В первый раз мне не очень-то хотелось к нему идти. Я был слишком занят своими мыслями и по-прежнему ощущал какую-то странную тупую боль внизу живота.

Я медленно брел по коридору.

Из комнаты Аллертона до меня донеслись голоса. Не хочу сказать, что я сознательно к ним прислушивался, хотя и совершенно машинально остановился на минутку возле двери. Потом неожиданно она открылась, и оттуда вышла моя дочь Джудит.

Она встала как вкопанная, увидев меня. Я схватил ее за руку и потащил в свою комнату. Внезапно я страшно рассердился.

— Что ты делала у этого человека?

Она устремила на меня твердый взгляд. Никакого гнева — только лед и холод. Несколько секунд она не отвечала.

Я встряхнул ее за руку:

— Говорю тебе, я этого не позволю. Ты не знаешь, что делаешь.

Тогда она сказала низким едким голосом:

— По-моему, у тебя очень развращенный склад ума.

Я заявил:

— Может быть. Наверное, на меня повлияли упреки вашего поколения. По крайней мере, у нас есть определенные стандарты. Пойми, наконец, Джудит, я запрещаю тебе, абсолютно запрещаю иметь дело с этим человеком…

Она твердо взглянула на меня и потом спокойно сказала:

— Понятно. Вот, значит, как.

— Ты отрицаешь, что влюблена в него?

— Нет.

— Но ты не знаешь, кто он такой. Ты просто не можешь знать.

И специально, не смягчая слов, я повторил ту историю об Аллертоне.

— Вот видишь, — закончил я. — Вот какая он грязная скотина.

Похоже, она осталась совершенно равнодушна. Лишь ее губы скривила презрительная усмешка.

— Могу тебя заверить, что никогда не считала его святым.

— Да какая разница? Джудит, ну не такая же ты испорченная.

— Если хочешь, можешь назвать меня и так.

— Джудит, ты не должна… ты не…

Я не мог найти слов для выражения своих мыслей. Она вырвала свою руку из моей.

— А сейчас послушай, отец. Я делаю, что хочу. Ты не можешь меня напугать. И твои проповеди тоже ни к чему. Я буду жить так, как пожелаю, и ты не сможешь меня остановить.

Она вышла.

Я почувствовал, как у меня дрожат коленки.

Я опустился на стул. Все было хуже… гораздо хуже, чем я думал. Дитя было им увлечено… потеряло голову. И мне было не к кому обратиться за помощью. Ее мать, единственный человек, которого бы она послушалась, умерла. Я мог надеяться только на самого себя.

Не думаю, что когда-либо в жизни раньше или позже я страдал так, как страдал тогда…

Вскоре я очнулся. Я умылся, побрился и переоделся. Я спустился к обеду. Я вел себя, как мне казалось, совершенно обычно. Похоже, никто ничего не заметил.

Раз или два я видел, как Джудит бросала на меня любопытный взгляд. Должно быть, она недоумевала, как это мне удается выглядеть так, словно ничего не произошло…

В душе я все больше и больше набирался решимости.

Мне нужна была храбрость… храбрость и изобретательность. После обеда мы вышли из дома, смотрели на небо, делали замечания насчет духоты, предсказывали дождь, грозу… бурю…

Краем глаза я увидел, как Джудит скрылась за углом дома. Вскоре и Аллертон пошел в том же направлении.

Я быстренько завершил разговор с Бойдом Кэррингтоном и последовал за ними.

Нортон, думаю, пытался меня остановить. Он взял меня за руку. Он пробовал предложить прогуляться к розарию. Я не обратил на него внимания.

Он все еще был со мной, когда я завернул за угол. Они были там. Я увидел поднятое вверх лицо Джудит, увидел склонившегося над ним Аллертона… увидел, как он обнял ее… как они поцеловались.

Потом они быстро отступили друг от друга. Я сделал шаг вперед. Чуть ли не силой Нортону удалось оттащить меня назад.

Он сказал:

— Послушайте, вы не можете…

Я прервал его. Я убедительно заявил:

— Могу. И сделаю.

— Бесполезно, мой друг. Конечно, все это очень огорчительно, но дело в том, что вы ничего не можете поделать.

Я молчал. Наверное, он так считал, но я знал лучше.

Нортон продолжил:

— Я знаю, что подобная ситуация может свести с ума кого угодно, но остается лишь одно — признать поражение. Смиритесь же, сударь!

Я не стал с ним спорить. Я ждал, позволяя ему выговориться. Потом вновь твердо завернул за угол дома.

Они оба уже исчезли, но у меня была идея насчет того, где они могут быть. Неподалеку отсюда в рощице сирени скрывалась беседка. Я направился к ней. Думаю, Нортон все еще был со мной, но не уверен. Подойдя поближе, я услышал голоса и остановился. Говорил Аллертон.

— Ну что ж, значит, моя дорогая девочка, все устроено. И не надо больше возражений. Ты завтра поедешь в город. Я же скажу, что смотаюсь в Ипсвич погостить у своего товарища одну-две ночки. Ты протелеграфируешь из Лондона, что не сможешь вернуться. И кто узнает об очаровательном маленьком обедике в моей квартирке? Обещаю тебе, ты не разочаруешься.

Я почувствовал, как Нортон дергает меня за руку и неожиданно кротко повернулся к нему. Я чуть не расхохотался при виде его обеспокоенного, встревоженного лица. Я позволил ему увлечь себя к дому. Я сделал вид, что сдался, потому что в этот момент знал точно, что буду делать…

Я сказал ему ясно и четко:

— Не беспокойтесь, старина. Все бесполезно — теперь я понимаю. Невозможно управлять своими детьми. Я сдаюсь.

Он просто до нелепости обрадовался.

Вскоре я сообщил ему, что сегодня лягу спать пораньше. Я сказал, что у меня немного разболелась голова.

Он и не подозревал, что я собираюсь делать.

Я остановился минуты на полторы в коридоре.

Кругом было очень тихо. Никого. Кровати уже приготовлены для сна. Нортон, комната которого была на этой же стороне, остался внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Кертис, я знал, ужинает на первом этаже. Крыло было в моем распоряжении.

Я польстил себе, что не напрасно столько лет проработал с Пуаро. Я знал, какие следует принять предосторожности.

Аллертон не встретится завтра с Джудит в Лондоне.

Аллертон вообще никуда завтра не поедет.

Все было просто смехотворно легко.

Я пошел к себе и взял пузырек с аспирином. Потом отправился в комнату Аллертона и проскользнул в ванную. Таблетки сламберила стояли в шкафчике. Восьми, подумал я, будет достаточно. Безвредная доза — одна-две. Посему восьми хватит с лихвой. Аллертон сам говорил, что токсичная доза невелика. Я прочел на этикетке: «Предписанную дозу превышать опасно».

Я улыбнулся сам себе.

Я обернул руку шелковым носовым платком и осторожно отвинтил крышку. На пузырьке не должно остаться отпечатков пальцев. Я высыпал таблетки. Да, они были почти того же самого размера, что и аспирин. Я положил 8 аспириновых таблеток в бутылочку, а потом досыпал сламберила, оставив себе 8 штук. Теперь пузырек выглядел точно так же, как и раньше. Аллертон не заметит разницы.

Я вернулся в свою комнату. У меня была бутылка виски… впрочем, как и у большинства обитателей Стайлза. Я вынул две рюмки и сифон. Я не знал случая, чтобы Аллертон отказался от выпивки. Когда он поднимется, приглашу его пропустить стаканчик перед сном. Я бросил таблетки в налитое на донышко спиртное. Они с легкостью растворились. Я очень осторожно попробовал результат. Может быть, чуточку горько, но едва ли заметно. Я буду наливать себе виски, когда Аллертон поднимется. Передам рюмку ему, а себе налью другую. Все очень просто и естественно. Наверняка он и понятия не имеет о моих чувствах… если, конечно, Джудит ничего ему не сказала. Я немного обдумал свой пункт, но решил, что нахожусь в полной безопасности. Джудит никогда никому ничего не говорит.