— Я только что вернулась из Бродстерса, — начала она. — Надеюсь, что вы будете настолько справедливы ко мне, что поверите моему искреннему сожалению о случившемся.

Я поклонилась и промолчала.

— Я сама благородная женщина, хотя я и вынуждена семейными несчастьями отдавать внаймы квартиры, и, как благородная женщина, я искренне сочувствую вам. Этого мало, я даже возьму на себя сказать, что я не осуждаю вас. Нет, нет! Я хорошо видела, что вы были поражены и сконфужены поведением вашей свекрови. Тем не менее на мне лежит обязанность, которую я должна исполнить, очень неприятная обязанность, но тем не менее обязанность. Я женщина одинокая — не по невозможности переменить мое положение, прошу вас заметить это, но по собственному желанию, — и, как одинокая женщина, я принимала в свой дом только людей самых почтенных. В положении моих жильцов не должно быть тайн. Тайна в жизни жильца — как бы мне выразиться, чтобы не оскорбить вас? — это некоторое пятно. Теперь я обращаюсь к вашему собственному здравому смыслу. Можно ли ожидать от особы в моем положении, чтоб она добровольно пошла на это? Я предлагаю вам этот вопрос в самом сестринском и христианском духе. Вы сами как благородная женщина, я скажу даже, как жестоко обманутая благородная женщина, вы, я уверена, поймете…

Я вышла из терпения и прервала ее.

— Я понимаю, что вы хотите отказать нам от квартиры, — сказала я. — Какой срок назначаете вы нам?

Хозяйка выразила свой сестринский протест, протянув мне свою длинную, костлявую, красную руку.

— Нет, — сказала она. — Оставьте этот тон, оставьте этот взгляд. Немудрено, что вы встревожены, немудрено, что вы рассержены, но постарайтесь, пожалуйста, овладеть собой. Я обращаюсь к вашему здравому смыслу: положим, что я назначу вам для выезда недельный срок. Почему вам не смотреть на меня как на друга? Вы не знаете, какую жестокую жертву я принесла для вас.

— Вы! — воскликнула я. — Какую жертву?

— Какую жертву? — повторила хозяйка. — Я унизила свое достоинство, я уронила свое самоуважение. — Она остановилась на минуту и схватила мою руку в неудержимом порыве дружбы. — О, бедная моя, я узнала все! Вы обмануты негодяем, вы такая же замужняя, как я.

Я вырвала у нее руку и в негодовании вскочила со стула.

— С ума вы сошли? — спросила я.

Хозяйка подняла глаза к потолку с видом мученицы, добровольно подвергающейся пытке.

— Да, я сама начинаю думать, что я сошла с ума. Действительно, надо потерять рассудок, чтобы служить женщине неблагодарной, женщине, которая не ценит сестринского и христианского самопожертвования. Хорошо! Я не сделаю этого вторично. Да простит мне Господь, но я не сделаю этого вторично.

— Чего вы не сделаете вторично?

— Не буду шпионить за вашей свекровью, — воскликнула она, внезапно выйдя из роли мученицы и превратившись в фурию. — Я краснею, когда вспоминаю о том, что я сделала. Я проследила эту почтеннейшую особу до самой двери ее квартиры.

До сих пор гордость поддерживала меня, но при последних словах я беспомощно опустилась на стул, не скрывая более своего испуга и волнения.

— Я мигнула вам, уходя от вас, — продолжала хозяйка, делаясь все шумнее и краснее по мере продолжения своего рассказа. — Благодарная женщина поняла бы, что я хотела этим сказать. Но Бог с вами. Я не сделаю этого в другой раз. Я догнала вашу свекровь около ущелья. Я последовала за ней — о, как я теперь сознаю низость своего поступка! — я последовала за ней на Бродстерскую станцию железной дороги. Она вернулась в Ремзгейт с ближайшим поездом. Я тоже вернулась в Ремзгейт с ближайшим поездом. Она отправилась пешком на свою квартиру. Я последовала за ней, идя позади нее, как собака. О, какой позор! По воле Провидения, как я думала тогда, — теперь же я не знаю, что и думать об этом, — хозяин дома оказался моим хорошим знакомым и был дома. Между нами нет секретов относительно наших жильцов, и вследствие этого, сударыня, я могу сказать вам настоящее имя вашей свекрови. Хозяин не знает никакой миссис Вудвил. Имя его жилицы (а следовательно, и имя ее сына) вовсе не Вудвил, а Макаллан. Миссис Макаллан, вдова покойного генерала Макаллана. Да! Муж ваш не муж вам, а вы — не девушка, не замужняя и не вдова. Вы хуже, чем ничто, сударыня, и я прошу вас оставить мою квартиру.

Она хотела выйти, но я остановила ее. Она затронула меня за живое. Сомнение, брошенное ею на мой брак, было нестерпимо.

— Дайте мне адрес миссис Макаллан, — сказала я.

Гнев хозяйки уступил место удивлению.

— Неужели вы хотите отправиться к ней? — спросила она.

— Никто, кроме моей свекрови, не может сказать мне того, что мне нужно знать, — отвечала я. — Ваше открытие может казаться удовлетворительным вам, оно не кажется удовлетворительным мне. Почем мы знаем, что миссис Макаллан не была замужем два раза и что имя ее первого мужа не было Вудвил?

Изумление хозяйки в свою очередь уступило место любопытству. В сущности, как я уже сказала, она была добрая женщина, и, как у всех добрых людей, ее вспышки гнева были непродолжительны.

— Мне это и не пришло в голову, — сказала она. — Вот что. Если я дам вам адрес, обещаете вы рассказать мне по возвращении все, что узнаете?

Я дала требуемое обещание и взамен получила адрес.

— Вы не сердитесь? — спросила хозяйка с прежней фамильярностью.

— Нисколько, — ответила я так дружески, как только могла.

Десять минут спустя я была у двери квартиры моей свекрови.

Глава VI

МОЕ СОБСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ

К счастью для меня, дверь была отворена не хозяином дома, а глупой служанкой, которая впустила меня, не спросив даже моего имени. Сказав мне, что миссис Макаллан дома и одна, она повела меня наверх и ввела в гостиную без доклада.

Свекровь моя сидела перед рабочим столиком, занятая вязаньем. Увидев меня, она отложила работу в сторону, встала и сделала мне знак дать ей говорить первой.

— Я знаю, для чего вы пришли сюда, — сказала она. — Вы пришли для расспросов. Пощадите себя и меня. Я предупреждаю вас, что не буду отвечать на вопросы, касающиеся моего сына.

Это было сказано твердо, но не грубо. Я, в свою очередь, заговорила твердо:

— Я пришла сюда, сударыня, не для того, чтобы расспросить вас о вашем сыне. Я пришла, чтобы задать вам, если позволите, вопрос, касающийся вас самих.

Она устремила на меня пытливый взгляд поверх своих очков. Я, очевидно, удивила ее.

— Какой вопрос?

— Я только сегодня узнала, что ваше имя Макаллан. — Сын ваш женился на мне под именем Вудвила. Насколько мне известно, единственным честным объяснением этого противоречия может быть то, что вы были замужем два раза и что муж мой — ваш сын от первого брака. Дело идет о счастье всей моей жизни. Будете ли вы так добры, чтобы войти в мое положение? Я прошу вас сказать мне, не были ли вы замужем два раза и не было ли имя вашего первого мужа Вудвил?

Она подумала немного, прежде чем ответить.

— Ваш вопрос вполне естественен в вашем положении, — сказала она, — но мне кажется, что лучше не отвечать на него.

— Могу я спросить, почему?

— Конечно. Если бы я ответила вам, это повело бы к новым вопросам, на которые я положительно отказываюсь отвечать. Мне больно разочаровывать вас. Я повторяю то, что сказала вам во время прогулки: у меня нет других чувств к вам, кроме симпатии. Если бы вы посоветовались со мной до свадьбы, я охотно сказала бы вам всю истину. Но теперь поздно. Вы замужем. Я советую вам постараться быть счастливой и примириться с настоящим положением дел.

— Извините, сударыня, — возразила я. — При настоящем положении дел я не уверена, что я замужем. Я знаю только, что сын ваш женился на мне под чужим именем. Могу ли я быть уверена, что я законная его жена?

— Мне кажется, что в законности вашего брака не может быть сомнения, — сказала миссис Макаллан. — Во всяком случае, вы можете посоветоваться на этот счет с юристом. Если вам скажут, что брак ваш незаконен, — сын мой джентльмен. Каковы бы ни были его недостатки и проступки, он не способен обмануть умышленно женщину, которая любит его и верит ему. Он будет справедлив к вам и поправит свою ошибку. Я тоже буду справедлива к вам. Если закон будет против ваших справедливых притязаний, я отвечу вам на все вопросы, какие вам вздумается задать мне. Теперь же, считая вас законной женой моего сына, я говорю вам опять: постарайтесь быть счастливой. Удовольствуйтесь любовью и преданностью вашего мужа. Если вы дорожите своим покоем и счастьем своей будущей жизни, не старайтесь узнать более того, что вы знаете теперь.

И она села с видом женщины, сказавшей свое последнее слово.

Дальнейшие домогательства были бы бесполезны, я видела это по ее лицу. Я повернулась, чтобы выйти.

— Вы жестоки со мной, сударыня, — сказала я на прощание. — Но, делать нечего, я должна покориться.

Она подняла на меня глаза и сказала со вспышкой румянца на своем добром и красивом старом лице:

— Бог свидетель, дитя мое, что я жалею вас всем сердцем.

После этого странного проявления чувства она одной рукой взялась за работу, другой сделала мне знак удалиться.

Я молча поклонилась ей и вышла.

Входя в дом, я далеко не была уверена в своем будущем образе действий. Я вышла из него с твердой решимостью открыть тайну, которую мать и сын так упорно скрывали от меня. Что касается вопроса об имени, я поняла теперь то, что мне следовало бы понять с самого начала. Если бы миссис Макаллан была замужем два раза, как я предположила, она, без сомнения, обратила бы внимание на дважды произнесенное при ней имя ее первого мужа. Если все остальное было загадочно, одно было ясно: Юстас женился на мне под чужим именем.