Мой достойный советник сделал сильное ударение на последнем слове и, помня о ходе времени и об ожидавших его делах, встал, чтобы проститься со мной.

— Еще одно слово, — сказала я, когда он протянул мне руку. — Не могли бы вы побывать у Мизериуса Декстера? Судя по тому, что я слышала от садовника, его браг уже приехал. Мне бы хотелось получить последние известия о Декстере, и получить их от вас.

— Посещение Декстера входило в план моей поездки в Лондон, — ответил мистер Плеймор. — Не подумайте, что я имею надежду на его выздоровление. Я хочу только удостовериться, может ли и хочет ли брат его взять его на свое попечение. Для нас с вами, миссис Макаллан, он уже сказал свои последние слова, нам нечего больше ожидать от него.

Мистер Плеймор отворил дверь, остановился, подумал и вернулся ко мне.

— Что касается посылки агента в Америку, я намерен иметь честь представить вам краткую смету…

— Мистер Плеймор!

— Краткую письменную смету расходов, сопряженных с этим предприятием. Вы посмотрите ее внимательно, и если найдете возможным сократить расходы, то сделаете на ней свои замечания. Затем, если смета будет одобрена вами, вы напишете на вашем чеке нужную сумму словами и цифрами. Нет, сударыня, моя совесть не позволяет мне носить с собой такой опасный документ, как пустой чек. Этот небольшой клочок бумаги есть нарушение основных правил осторожности и экономии и прямое противоречие принципам, которыми я руководствовался всю свою жизнь. Я не могу поступить вопреки своим принципам. Прощайте, миссис Макаллан, прощайте.

Он положил мой чек на стол с низким поклоном и вышел из комнаты. Можно ли удивляться после этого, что шотландцы так преуспевают в жизни?

Глава XLII

НОВЫЕ СЮРПРИЗЫ

В тот же день вечером клерк мистера Плеймора доставил мне смету.

Это был в высшей степени характерный документ. Издержки нашего агента были рассчитаны с добросовестной аккуратностью не только до шиллингов, но даже до пенсов, инструкции, данные ему на этот счет, были так подробны и мелочны, что его жизнь в Америке должна была быть мучением для него. Из сожаления к нему я решилась увеличить немного сумму, назначенную мистером Плеймором. Напрасная попытка. Мне следовало лучше знать человека, с которым я имела дело. К следующему письму, уведомившему меня, что наш посланный отправился в путь, мистер Плеймор приложил формальную расписку в получении денег и весь излишек до последнего фартинга.

К смете было прибавлено несколько спешных строк, в которых мистер Плеймор рассказал мне о своем посещении Мизериуса Декстера.

У больного не было никакой перемены ни к лучшему, ни к худшему. Брат мистера Декстера приехал и привез с собой доктора, специалиста по душевным болезням. Доктор отказался высказать какое-нибудь положительное мнение о состоянии своего нового клиента без тщательного и продолжительного изучения всех симптомов болезни. Вследствие этого решено было перевезти Мизериуса Декстера в приют для умалишенных, содержавшийся этим доктором. Единственное затруднение, которое еще предстояло устранить, касалось дальнейшей участи бедной Ариэль, этого преданного создания, не отходившего от своего господина ни днем, ни ночью с тех пор, как случилась катастрофа. Нельзя было, конечно, ожидать, что доктор примет ее в свой приют бесплатно, а брат Декстера сообщил, что, к сожалению, средства его не позволяют ему платить за нее. Насильственное удаление от единственного существа, которое она любила, и заключение в сумасшедший дом — такова была перспектива, ожидавшая ее, если никто не примет в ней участия.

Великодушный мистер Плеймор, подчинив правила экономии требованиям человеколюбия, предложил устроить частную подписку и сам украсил подписной лист щедрым пожертвованием.

Прочитав письмо мистера Плеймора, я тотчас же написала брату Декстера, предлагая в ожидании результатов подписки взять на себя содержание Ариэли с тем условием, чтобы она сопровождала своего господина, когда его повезут в дом умалишенных. Мое предложение и условия были охотно приняты. Но когда я попросила, чтобы ей и впредь было позволено ухаживать за ее господином, как она ухаживала за ним до сих пор, мне было отказано. Правила заведения воспрещали это. Однако с помощью настойчивости и убеждений мне удалось добиться значительной уступки. Ариэль позволено было проводить известные часы дня и с известными условиями в комнате ее хозяина и сопровождать его во время его прогулок в кресле по саду. К чести человечества, я должна прибавить, что мое обязательство не ввело меня в большие издержки. Наш подписной лист, порученный Бенджамену, привлек многих. Не только друзья его, но и люди совершенно посторонние, выслушав печальную историю Ариэли, охотно открывали свои кошельки.

На другой день после свидания с мистером Плеймором я получила письмо от моей свекрови из Испании. Описать, что я почувствовала, когда сломала печать и прочла первые строки, решительно невозможно. Пусть на этот раз вместо меня говорит миссис Макаллан.

Она писала:

«Моя милая Валерия! Спешу поделиться с Вами радостью. Юстас оправдал мое доверие. Вернувшись в Англию, он вернется к Вам, если Вы ему это позволите. Уверяю Вас, что это решение он принял самостоятельно, не под моим влиянием.

Едва он пришел в себя и узнал от меня, что Вы ухаживали за ним во время его болезни, он сказал: «Как только я окажусь в Англии, я пойду к Валерии. Как Вы думаете, простит она меня?» Теперь ответ за Вами. Если Вы любите нас, отвечайте с первой почтой.

Я решила не отправлять сразу это письмо. Я хочу дать ему подумать. Если время изменит его решение, я скажу Вам об этом прямо.

Прошло три дня — и все без изменений. Он живет одним чувством — желанием увидеть Вас.

Но я должна предупредить Вас. Ни время, ни перенесенные страдания не изменили его отвращения к Вашему намерению расследовать обстоятельства смерти его первой жены. Он знать не хочет о том, что это делается ради его интересов.

«Отказалась ли она от этого намерения? Вы уверены в этом?» — вот вопросы, которые он задает беспрестанно. Я отвечаю ему так, чтобы успокоить его. Я говорю, что в силу обстоятельств Вам пришлось отказаться от своего намерения. Что препятствия, которые встретились Вам, оказались непреодолимыми.

Таково и действительно мое мнение — я высказывала его Вам и с тех пор я не слышала от Вас ничего такого, что могло бы заставить меня думать иначе. Если я права, Вам стоит только сказать это в Вашем письме, и все пойдет хорошо. Если же Вы все еще не отказались от своих безнадежных планов, приготовьтесь к последствиям Вашего упрямства. Если Вы пойдете против убеждений Юстаса, Вы лишите себя его благодарности, его раскаяния, его любви и, как мне кажется, никогда его больше не увидите.

Я выражаюсь сильно, моя милая, но я делаю это для Вашей же пользы. Когда будете писать мне, напишите несколько строк и Юстасу.

Что касается дня нашего отъезда, я еще не могу назначить его. Юстас поправляется очень медленно, доктор еще не позволяет ему вставать с постели. Когда же мы наконец пустимся в путь, мы должны будем ехать не спеша, так что пройдет по крайней мере шесть недель, прежде чем мы увидим милую старую Англию.

Любящая вас Катарина Макаллан».

Я спрятала письмо и попробовала успокоиться и овладеть собой. Чтобы понять вполне мое положение, необходимо вспомнить одно обстоятельство. Человек, которому поручено было навести справки о таинственном письме, переплывал в это время Атлантический океан на пути в Нью-Йорк.

Как я должна была поступить?

Я колебалась. Как ни предосудительно покажется это некоторым людям, но я сознаюсь, что я колебалась. Спешить с решением не было надобности. Передо мной был еще целый день.

Я вышла на одинокую прогулку и обдумала все. Я вернулась домой, села у камина и снова обдумала все. Оскорбить и отвергнуть моего милого, когда он возвращался ко мне добровольно и с раскаянием — этого не сделала бы ни одна женщина в моем положении. С другой стороны, могла ли я отказаться от моего великого предприятия, когда даже благоразумный, осторожный мистер Плеймор возымел такую надежду на успех, что решился предложить мне свою помощь. На какую из этих двух жертв должна я была решиться? Вспомните о собственных слабостях и будьте снисходительны ко мне. Я не решилась ни на ту, ни на другую. Два врага человечества, лицемерие и обман, взяли меня ласково за руку и прошептали мне самым убедительным тоном: «Не принимай на себя никакого обязательства. Отвечай настолько откровенно, чтобы только успокоить свекровь и мужа. Впереди еще много времени. Подожди. Может быть, время окажет тебе услугу и выведет тебя из затруднения».

Коварный совет, однако я приняла его, я, воспитанная так, что я должна была бы отвергнуть его. Вы, читающие эти строки, вы, конечно, отвергнули бы его. Что делать! Я буду хоть настолько добродетельна, чтобы сознаться в своих проступках. В письме к свекрови я написала, что Мизериус Декстер отправлен в дом умалишенных, и предоставила ей вывести из этого факта какое угодно заключение. Мужу я также сказала только половину правды. Я сказала, что прощаю его всем сердцем и что если он вернется ко мне, то я приму его с отверстыми объятиями, и это была истинная правда. Что же касается остального, я могу сказать вместе с Гамлетом: «Остальное — молчание».

Отправив мои недостойные письма, я впала в тревожное, тоскливое расположение духа и почувствовала необходимость в перемене образа жизни. Известия из Нью-Йорка нельзя было ждать раньше, чем через восемь или девять дней. Я простилась на время с моим милым Бенджаменом и отправилась на север, к моему дяде Старкуэзеру. Поездка в Испанию к больному мужу помирила меня с моими почтенными родственниками: мы обменялись дружескими письмами, и я обещала приехать погостить к ним, как только найду возможным покинуть Лондон.