— Ну что ещё? — недовольно буркнул он.

— Не могли бы вы разрешить наш спор? — спросил мистер Фолс. — Помните, в тот вечер, когда вы едва спаслись из-под колёс поезда, Квестинг заявил, что оставил вас на попечение парня в голубой рубашке?

— Что?

Мистер Фолс повторил свой вопрос.

— Ну да, там был Эру Саул. Он и помог мне добраться до дома. А в чём дело?

— На нем была голубая рубашка?

— Да.

— Не голубая, а красная! — в один голос вскричали Саймон и доктор Акрингтон.

— Если Квестинг скаэал, что голубая, значит — голубая, — упрямо возразил Смит. — Мне-то, конечно, тогда было не до того. Впрочем, я и сам помню. Точно, голубая.

— Ты, наверное, дальтоник, — ухмыльнулся Саймон. — Голубой цвет от красного отличить не можешь.

Разразился спор. Смит ушёл, пьяно поругиваясь, а Саймон прокричал вдогонку:

— Ты просто доверился Квестингу, вот что! В следующий раз ты ещё скажешь нам, что в тот день он и в самом деле мотался в бухту Похутукава.

Смит замер на месте.

— Конечно, мотался! — проорал он.

— Вот как? А ты знаешь, что он сходу согласился со словами дяди Джеймса, что, мол, как жаль, что деревья ещё не цветут. Тогда как на самом деле они были в самом цвету!

— Ничего не знаю. В тот день он, безусловно, ездил в бухту. Он и Хойю с собой брал. Можете спросить у неё. Эру мне все рассказал. И вообще — катитесь к дьяволу! — закончил Смит и скрылся за домом.

— Как вам это понравится? — вскричал уязвлённый Саймон. — Может, Эру переоделся на кухне? Или Квестинг видел кого-нибудь другого?

— В залив он точно не ездил, — твёрдо заявил доктор Акрингтон. — С цветущими похутукавами я его ловко подловил. Посадил в калошу. Эй, Хойя!

Полминуты спустя на веранду вышла заплаканная Хойя.

— Чего вам? — спросила она, всхлипывая.

— Ты ездила с мистером Квестингом в бухту Похутукава в тот день, когда Смит чуть не попал под поезд?

— Мы ничего плохого не делать, — взвыла бедная девушка, от огорчения переходя на ломаный английский. — Только ехать залив и вертеться сюда. Вертухаться, — поправилась она. — Ни раз не стать, весь время только ехать.

— Вы видели похутукавы? — спросил Саймон.

Неожиданно девушка хихикнула.

— Как можно быть залив Похутукава и не видеть похутукавы? Конечно, видели. Они цвели как ненормальные!

— Скажи, а не переодевал ли Эру Саул в тот вечер свою рубашку на кухне?

— Ещё чего! — взвизгнула Хойя. — Да я бы ему весь башка оторвать!

— Тьфу, черт! — в сердцах сплюнул Саймон. Хойя умчалась прочь.

— По — моему, уже пора обедать, — сказал полковник. Он проследовал за Хойей в дом, громко призывая жену.

— Господи, что за бардак! — проронил доктор Акрингтон.

Из комнаты Квестинга вышел сержант Уэбли.

— Мистер Белл, — позвал он, — можно вас на минуточку?

IV

«Я чувствую себя так, будто сам убил беднягу Квестинга, — подумал Дайкон. — Чертовски нелепо.»

В комнате Квестинга все оставалось по-прежнему, как и накануне вечером. Уэбли прошагал к туалетному столику и, взяв с него какой-то конверт, протянул Дайкону. Молодой человек с изумлением разглядел на конверте собственное имя. Надпись была сделана тем же витиеватым почерком, что и драгоценная расписка Смита.

— Прежде чем вы его вскроете, мистер Белл, я бы хотел позвать свидетеля, — произнёс сержант.

Он высунул голову наружу и что-то невнятно пробормотал. В следующее мгновение в комнате появился мистер Фолс.

— Господи, но с какой стати ему вздумалось писать мне? — изумился вслух Дайкон.

— Сейчас выясним, мистер Белл. Прошу вас, распечатайте конверт.

Послание было написано зелёными чернилами на бланке, согласно шапке которого мистер Квестинг представлял деловые интересы нескольких компаний. Письмо было датировано вчерашним днём, а сделанная наверху надпись гласила: «Строго конфиденциально».

Дайкон прочёл следующее:

«Уважаемый мистер Белл!

Вы, должно быть, удивитесь, получив это письмо. Мне понадобилось срочно побывать в Австралии, и завтра рано утром я уезжаю в Окленд, чтобы успеть на самолёт. По-видимому, на какое-то время мне придётся задержаться в Австралии.

Начну я своё послание, мистер Белл, с того, что хочу засвидетельствовать вам своё самое искреннее уважение. Вы — единственный человек, отношения с которым не омрачены у меня никакими трениями, за что я вам чрезвычайно признателен. Вы, видимо, уже обратили внимание, что я пометил письмо грифом «строго конфиденциально». Поскольку речь идёт о деле чрезвычайной важности, я в самом деле очень рассчитываю на ваши доверие и помощь. Если вас, по каким-либо причинам это не устраивает, то прошу вас — уничтожьте письмо, не читая.»

— Я не могу это читать, — сказал Дайкон.

— Тогда придётся прочесть нам самим, сэр. Он ведь мёртв, не забывайте.

— Дьявольщина!

— Если вам проще, можете прочитать письмо про себя, мистер Белл, — предложил Уэбли, не спуская глаз с мистера Фолса. — А потом отдадите нам.

Дайкон пробежал глазами несколько строчек, потом махнул рукой.

— Нет уж, слушайте.

И зачитал вслух:

«Буду с вами предельно откровенен, мистер Белл. Должно быть, вы уже не преминули заметить, что я проявляю интерес к определённой местности, расположенной милях в десяти от нашего курорта…»

— Ну и закрутил, — пробормотал мистер Фолс.

— Он имеет в виду пик Ранги, — подсказал Уэбли, по-прежнему не сводя с него глаз.

— Совершенно верно.

«Во время моих поездок я обнаружил кое-что любопытное. А именно: в эту пятницу, накануне того дня, когда был пущен ко дну корабль „Хокианага“, я находился на склоне горы и стал свидетелем весьма странных событий. Откуда-то выше меня по склону кто-то сигналил в сторону моря. В силу некоторых причин я не желал встречаться с кем бы то ни было, поэтому остался на прежнем месте, футах в девяти от тропы. Именно поэтому мне удалось хорошо рассмотреть и узнать одного человека, самому оставшись незамеченным. Сегодня утром, в субботу, я узнал о затоплении „Хокианаги“ и немедленно связал это с вчерашним событием. Я припёр этого человека к стенке и обвинил его в саботаже. Он категорически отверг все мои обвинения, заявив, что может и сам выступить со встречными. И это, мистер Белл, ставит меня в крайне щекотливое положение. Дело в том, что слухи о моей активности в этом районе уже просочились наружу, а моё положение не позволяет мне оправдаться, тем более, что в силу определённых обстоятельств, этому человеку поверят скорее, чем мне. Словом, мне пришлось пообещать, что я его не выдам. Впрочем, не думаю, чтобы он мне поверил. Признаться, я сильно обеспокоен. Тем более, что он почему-то считает, будто бы я знаю его шифр.

Так вот, мистер Белл, с одной стороны я — человек слова, но с другой — патриот. Сама мысль о том, что в этой замечательной стране действует вражеской шпион, для меня невыносима. Вот почему, мистер Белл, я решил, что лучше всего в сложившейся ситуации мне будет покончить с давними делами по ту сторону Тасманова моря. Я скажу миссис К., что утром уеду.

Письмо же это я отправлю, прежде чем взойти на самолёт. Заметьте, слово своё я сдержал и не назвал вам имени этого человека. Надеюсь, мистер Белл, что вы никому не расскажете про это письмо, а предпримете действия, которые сами сочтёте нужными.

Позвольте ещё раз выразить вам мои искренние уважение и признательность.

Ваш Морис Квестинг.»

Дайкон сложил письмо и протянул сержанту Уэбли.

— «Не думаю, чтобы он мне поверил», — процитировал тот. — Да, прав он оказался.

— И не только в этом, — кивнул Дайкон. — Хотя Квестинг и держался как последний подлец, я почему-то всегда питал к нему симпатию.

Снаружи послышался звон колокольчика. Хойя созывала всех к обеду.

Глава 14

Соло Септимуса Фолса

I

Прежде чем покинуть комнату, Уэбли показал Дайкону, что Квестинг уже упаковал к дороге почти всю свою одежду. Сержант также вскрыл тяжёлый кожаный чемодан и обнаружил, что тот битком набит изделиями из порфира, старинной утварью и оружием — плодами ночных вылазок на пик Ранги, вне сомнения. Топор Реви, как сказал Уэбли, был припрятан отдельно, в запертом ящике. Дайкон решил, что Квестинг, должно быть, хотел показать его после концерта Гаунту.

— Думаете, он надеялся вывезти все эти трофеи в Австралию? — спросил он.

— Возможно, мистер Белл, хотя я не сомневаюсь, что его задержали бы при таможенном досмотре. Вывоз подобных вещей строго запрещён.

— С другой стороны, — предположил мистер Фолс, — он мог быть просто заядлым коллекционером. Такие люди ведь ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть предметом своей страсти. Щепетильные во всем остальном, они становятся абсолютно беспринципными, когда впереди замаячит объект их вожделения.

— Но ведь Квестинг был прежде всего деловым человеком, — произнёс Дайкон. — Он в бизнесе собаку съел.

— Это точно, — кивнул Уэбли. — Мы нашли у него план перестройки Ваи-ата-тапу, который превратил бы Роторуа в новую Ривьеру. Он собирался создать здесь настоящий рай.

Сержант поместил письмо Квестинга в большой конверт, надписал его на обороте, после чего попросил Дайкона и Фолса расписаться как свидетелей. Затем, выйдя вместе с ними на веранду, запер за собой дверь.

— Что ж, — произнёс Дайкон, — я с самого начала не верил, что он шпион.

— Да, и, между прочим, теперь этот вопрос повис в воздухе, — подметил Фолс.

— Вы имеете в виду вражеского агента, который к тому же оказался убийцей?

— Да, именно. Вы не против, Уэбли, если мы поделимся последней новостью с остальными?

Ответа пришлось ждать довольно долго.

— Ничуть, — произнёс наконец полицейский, когда мужчины приблизились к столовой. — Тем более, мистер Фолс, что воспрепятствовать вам я всё равно не в силах.