— Что вы имеете в виду?

— Я не намерена оставаться в Стайлз-Корт, — спокойно объяснила Мэри.

— Вы с Джоном не собираетесь здесь жить?

— Джон может жить здесь, но я не буду.

— Вы хотите его оставить?

— Да.

— Но почему?

Она долго молчала.

— Возможно… потому, что хочу быть свободной!

Когда она произнесла эти слова, передо мной вдруг возникло видение: обширное пространство, нетронутые леса, нехоженые земли… Я почувствовал, что могла бы значить свобода для такой натуры, как Мэри Кавендиш! На мгновение я увидел ее такой, какой она была на самом деле, — гордое, неукротимое создание, так же не прирученное цивилизацией, как вольная птица в горах.

— Вы не знаете… не знаете, — сорвался с ее губ приглушенный крик, — какой ненавистной тюрьмой было для меня это место!

— Понимаю, — пробормотал я, — но… но не предпринимайте ничего поспешно!

— О-о! «Поспешно»! — В голосе Мэри прозвучала насмешка над моей осмотрительностью.

И тут у меня вырвались слова, за которые через минуту я готов был откусить себе язык:

— Вы знаете, что доктор Бауэрштейн арестован?

В тот же миг холодность, подобно маске, закрыла лицо Мэри, лишив его всякого выражения.

— Джон был настолько любезен, что сообщил мне об этом, — спокойно отозвалась она.

— Ну и что же вы думаете? — невнятно, еле ворочая языком, спросил я.

— О чем?

— Об аресте.

— Что я могу думать? По-видимому, он немецкий шпион. Так Джону сказал садовник.

Лицо Мэри и ее голос были совершенно холодны, не выражали никаких эмоций. Любила она его или нет?

Мэри отступила на шаг и дотронулась до цветов в вазе.

— Совсем завяли, — бесстрастно констатировала она. — Нужно поставить новые. Вы не могли бы чуть посторониться? Благодарю вас, мистер Гастингс.

Она спокойно прошла мимо меня и вышла в сад, на прощание холодно кивнув.

Нет, конечно, Мэри не любила Бауэрштейна! Ни одна женщина не могла бы сыграть роль с таким ледяным безразличием.

Пуаро не появлялся. Не показывались и детективы из Скотленд-Ярда.

Ко времени ленча у нас произошло небольшое событие. Дело в том, что мы тщетно пытались разыскать четвертое из писем, написанных миссис Инглторп незадолго до смерти. Так как все попытки оказались напрасными, мы прекратили поиски, надеясь, что со временем письмо обнаружится само собой. Именно так и случилось. Развязка пришла с дневной почтой в виде ответа от французского музыкального издательства. В нем миссис Инглторп ставили в известность о получении ее денежного чека и с сожалением сообщали, что работники фирмы не смогли найти заказанную ею серию русских песен. Так что от последней надежды на разрешение таинственного убийства с помощью корреспонденции миссис Инглторп пришлось отказаться.

Перед послеполуденным чаем я направился к Пуаро, чтобы поведать ему о новом разочаровании, но, к моей немалой досаде, обнаружил, что его опять нет дома.

— Снова уехал в Лондон?

— О нет, мсье, он поехал поездом в Тэдминстер, чтобы, как он сказал, посмотреть аптеку юной леди.

— Глупый осел! — сердито воскликнул я. — Ведь я же говорил ему, что среда — единственный день, когда ее там нет! Ну что же, передайте ему, чтобы он пришел повидать нас завтра утром. Вы сможете это сделать?

— Разумеется, мсье.

Но Пуаро не появился и на следующий день. Я уже начал сердиться. Поистине, он вел себя совершенно бесцеремонно.

После ленча Лоуренс отвел меня в сторону и спросил, не пойду ли я повидать моего бельгийского друга.

— Нет, не пойду. Если захочет повидаться, пусть приходит сюда.

— О! — Лоуренс выглядел необычно. В его манере держаться были какие-то нервозность и возбуждение, вызвавшие мое любопытство.

— В чем дело? — спросил я. — Конечно, я могу пойти, если в этом есть особая необходимость.

— Ничего особенного, но… гм!.. Если вы его увидите, не могли бы вы ему сказать… — Лоуренс понизил голос до шепота, — что я, кажется, нашел еще одну кофейную чашку.

Я уже почти забыл о таинственном поручении Пуаро, но теперь мое любопытство снова разгорелось.

Лоуренс ничего больше не объяснил, и я решил, что, пожалуй, сменю гнев на милость и снова пойду поищу Пуаро в «Листуэй коттедж».

На этот раз старик бельгиец встретил меня улыбкой — мсье Пуаро дома. Не желаю ли я подняться наверх? Я взобрался по лестнице.

Пуаро сидел у стола, закрыв лицо руками. При моем появлении он вскочил.

— Что случилось? — озабоченно спросил я. — Надеюсь, вы не заболели?

— Нет-нет! Я не болен. Решаю очень важную проблему.

— Ловить преступника или нет? — пошутил я.

К моему величайшему удивлению, Пуаро мрачно кивнул:

— Как сказал ваш великий Шекспир: «Говорить или не говорить — вот в чем вопрос!»

Я не стал поправлять ошибку в цитате.

— Вы серьезно, Пуаро?

— Очень серьезно. Потому что от этого зависит самое важное на свете.

— Что же это?

— Счастье женщины, mon ami! — серьезно ответил Пуаро.

Я не нашелся, что сказать.

— Наступил решающий момент, — задумчиво произнес Пуаро, — а я не знаю, как поступить. Видите ли, ставки в моей игре слишком велики. Только я, Эркюль Пуаро, могу себе это позволить! — Он гордо похлопал себя по груди.

Выждав уважительно несколько минут, чтобы не испортить эффекта, я передал ему слова Лоуренса.

— Ага! — воскликнул Пуаро. — Значит, он все-таки нашел кофейную чашку! Очень хорошо. Этот ваш длиннолицый мсье Лоуренс умнее, чем кажется.

Сам я был не очень высокого мнения об уме Лоуренса, но не стал возражать Пуаро. Я только мягко попенял ему за то, что он, несмотря на мое предупреждение, забыл, какие дни у Цинтии свободны.

— Это верно. Я ничего не помню — голова у меня как решето! Однако другая юная леди была весьма мила. Она очень сожалела, увидев мое разочарование, и самым любезным образом все мне показала.

— О! Ну, в таком случае все в порядке, а попить чай с Цинтией вы сможете как-нибудь в другой раз.

Я рассказал Пуаро о письме.

— Очень жаль, — сказал он. — У меня были надежды на это письмо, но они не сбылись. Все должно быть раскрыто изнутри. Здесь! — Он постучал себя по лбу. — С помощью маленьких серых клеточек. Это уж их дело. — Затем неожиданно спросил: — Друг мой, вы разбираетесь в отпечатках пальцев?

— Нет! — Меня удивил его вопрос. — Я только знаю, что двух одинаковых отпечатков пальцев не существует. На этом мои знания кончаются.

— Совершенно верно. Одинаковых не бывает. — Он открыл ящик стола, вынул несколько фотографий и разложил их на столе. — Я их пронумеровал: один, два и три, — сказал Пуаро. — Вы могли бы мне их описать?

Я внимательно рассмотрел снимки.

— Все, как я вижу, сильно увеличено. Я бы сказал, что номер первый принадлежит мужчине, это отпечатки большого и указательного пальцев. Номер второй — женский. Он намного меньше и совершенно другой. А номер три… — Я задумался. — Похоже, тут смешано несколько отпечатков, но очень ясно просматривается первый номер.

— Он покрывает все остальные отпечатки?

— Да.

— Вы их точно узнали?

— О да! Они идентичны.

Пуаро кивнул и, осторожно взяв у меня фотографии, спрятал их и запер.

— Полагаю, — недовольно пробурчал я, — вы, как всегда, не собираетесь ничего мне объяснить?

— Напротив. Фотография первая — отпечатки пальцев мсье Лоуренса. Отпечатки на второй фотографии принадлежат Цинтии. Они не имеют значения. Я получил их просто для сравнения. С отпечатками на третьей фотографии дело обстоит несколько сложнее.

— А именно?

— Как видите, снимок сильно увеличен. Вы обратили внимание на пятно, которое тянется через весь снимок? Я не стану описывать вам специальный аппарат, пудру для напыления и тому подобное, что я использовал. Полиции этот процесс хорошо известен; с его помощью вы можете за короткое время получить фотографию отпечатков пальцев с любого предмета. Ну вот, друг мой! Перед вами отпечатки пальцев… остается лишь сказать, на каком предмете они были оставлены.

— Продолжайте. Я весь внимание.

— Eh bien! Снимок третий представляет собой очень увеличенную поверхность маленькой бутылочки из шкафчика аптеки в госпитале Красного Креста в Тэдминстере… Все это звучит, как в детском стишке «В доме, который построил Джек»!

— Господи! — воскликнул я. — Откуда взялись на ней отпечатки пальцев Лоуренса? Он и не подходил к шкафчику с ядами в тот день, когда мы у Цинтии пили чай.

— О нет! Ошибаетесь. Подходил.

— Невероятно! Мы все время были вместе.

Пуаро покачал головой:

— Нет, друг мой! Был момент, когда вы не могли быть все вместе, иначе не пришлось бы звать мистера Лоуренса, чтобы он присоединился к вам на балконе.

— Да, забыл, — вынужден был признать я. — Но это было всего на минутку!

— Вполне достаточно.

— Достаточно для чего?

Улыбка Пуаро стала довольно загадочной.

— Вполне достаточно для джентльмена, который изучал медицину, чтобы удовлетворить свой естественный интерес и любопытство.

Наши взгляды встретились. Пуаро выглядел довольным. Он поднялся со стула и даже стал напевать какую-то мелодию. Я с подозрительностью наблюдал за ним.

— Пуаро, — наконец не выдержал я, — что было в той маленькой бутылочке?

Пуаро выглянул из окна.

— Гидрохлорид стрихнина, — ответил он через плечо и продолжил напевать.

— Господи! — произнес я едва слышно, хотя и не был удивлен. Я ждал такого ответа.

— Чистый гидрохлорид стрихнина используется редко… только иногда для таблеток. В медицине для приготовления многих лекарств обычно применяют другой раствор. Поэтому отпечатки пальцев на бутылочке не были нарушены.