— Давайте по порядку. Что касается снотворного порошка, то я узнал о нем из этого. — Он показал мне маленькую картонную коробочку, какие аптекари используют для порошков.

— Где вы ее нашли?

— В ящичке умывальника в спальне миссис Инглторп. Это и была шестая находка в моем списке.

— Но так как последний порошок был использован два дня назад, то, полагаю, это не имеет большого значения?

— Возможно. Однако вы не видите ничего странного в этой коробочке?

Я внимательно осмотрел ее.

— Нет. Не вижу.

— Взгляните на наклейку.

Я внимательно прочитал наклейку: «Один порошок перед сном по мере надобности. Миссис Инглторп».

— Нет, и тут ничего необычного.

— Даже в том факте, что нет фамилии аптекаря?

— О! — воскликнул я. — Действительно странно!

— Видели вы когда-нибудь, чтобы аптекарь прислал такую вот коробочку без своей напечатанной фамилии?

— Нет, пожалуй, не видел.

Я заволновался, но Пуаро остудил мой пыл, заметив:

— Тем не менее все очень просто. Так что не стоит делать из этого загадки.

У меня не было времени ответить на его замечание, так как послышавшийся скрип башмаков возвестил о приближении Анни.

Это была рослая, крепкая девушка, которая явно находилась в сильном возбуждении, смешанном с определенной долей отвратительного чувства удовольствия от произошедшей в доме трагедии.

Пуаро сразу перешел к сути дела:

— Я послал за вами, Анни, полагая, что вы можете рассказать мне что-нибудь о письмах, которые миссис Инглторп отправила вчера вечером. Сколько их было? Не запомнили ли вы фамилии и адреса?

Анни подумала.

— Всего было четыре письма, сэр. Одно — мисс Ховард, другое — адвокату, мистеру Уэллсу, а кому еще два — я, кажется, не помню… О да, сэр! Третье было адресовано поставщикам Россам в Тэдминстер. Четвертого не припомню.

— Подумайте, — настаивал Пуаро.

Однако Анни напрасно напрягала свои мозги.

— Извините, сэр, но я начисто забыла. Наверное, не обратила на него внимания.

— Это не имеет значения, — заявил Пуаро, ничем не выдавая своего разочарования. — А теперь хочу спросить вас о другом. В комнате миссис Инглторп я заметил маленькую кастрюльку с остатками какао. Она пила его каждую ночь?

— Да, сэр. Какао подавали в ее комнату каждый вечер, и миссис Инглторп сама разогревала его ночью… когда ей хотелось.

— Что в нем было? Только какао?

— Да, сэр, с молоком, чайной ложкой сахара и двумя чайными ложками рома.

— Кто приносил какао в комнату миссис Инглторп?

— Я, сэр.

— Всегда?

— Да, сэр.

— В какое время?

— Обычно когда приходила задергивать шторы, сэр.

— Вы приносили его прямо с кухни?

— Нет, сэр. Видите ли, на газовой плите не так много места, поэтому кухарка обычно готовила какао заранее, перед тем как поставить овощи на ужин. Я приносила какао наверх, ставила на столик возле вращающейся двери и вносила в ее комнату позже.

— Вращающаяся дверь находится в левом крыле, не так ли?

— Да, сэр.

— А столик находится по эту сторону двери или на стороне прислуги?

— По эту сторону, сэр.

— В какое время вы принесли какао вчера?

— По-моему, сэр, в четверть восьмого.

— И когда внесли его в комнату миссис Инглторп?

— Когда пошла задвигать шторы, сэр. Около восьми часов. Миссис Инглторп поднялась наверх, в спальню, прежде чем я кончила.

— Значит, между семью пятнадцатью и восемью часами какао стояло на столике в левом крыле?

— Да, сэр. — Анни краснела все больше и больше, и наконец у нее неожиданно вырвалось: — И если в нем оказалась соль, это не моя вина, сэр! Соли я и близко к какао не подносила!

— Почему вы думаете, что в какао была соль? — спросил Пуаро.

— Я увидела ее на подносе, сэр.

— Вы видели соль на подносе?

— Да. Похоже, это была крупная кухонная соль. Я не заметила ее, когда принесла поднос, но когда пришла, чтобы отнести его в комнату хозяйки, то сразу заметила эту соль. Наверное, нужно было отнести какао обратно и попросить кухарку приготовить свежее, но я торопилась, потому что Доркас ушла, и подумала, что, может, с какао все в порядке, а соль просто как-то попала на поднос. Так что я вытерла поднос фартуком и внесла какао в комнату.

Я с огромным трудом сдерживал волнение. Сама того не зная, Анни сообщила нам очень важную улику. Как бы она удивилась, если бы поняла, что «крупная кухонная соль» была стрихнином, одним из страшнейших ядов, известных человечеству. Меня поразило спокойствие Пуаро. Его самоконтроль был поразительным. Я с нетерпением ждал следующего вопроса, однако он меня разочаровал.

— Когда вы вошли в комнату миссис Инглторп, дверь, ведущая в комнату мисс Цинтии, была заперта на засов?

— О да, сэр! Она всегда заперта. Ее никогда не открывали.

— А дверь в комнату мистера Инглторпа? Вы не заметили, была ли она заперта на засов?

Анни заколебалась:

— Не могу сказать точно, сэр. Она была закрыта, но заперта ли на засов, не знаю.

— Когда вы ушли наконец из комнаты, закрыла ли миссис Инглторп за вами дверь на засов?

— Нет, сэр, не тогда, но думаю, сделала это позже. Она всегда запирала ее на ночь. Я хочу сказать, запирала дверь в коридор.

— Вчера, убирая комнату, вы не заметили стеаринового пятна по полу?

— Пятно стеарина? О нет, сэр. У миссис Инглторп не было свечи, только настольная лампа.

— В таком случае, если бы на полу было большое стеариновое пятно от свечи, полагаю, вы его обязательно заметили бы?

— Да, сэр, и убрала бы с помощью куска промокательной бумаги и горячего утюга.

Затем Пуаро повторил вопрос, который уже задавал Доркас:

— У вашей госпожи было зеленое платье?

— Нет, сэр.

— Ни накидки, ни пелерины, ни — как это называется — спортивного пальто?

— Не зеленого цвета, сэр.

— И ни у кого другого в доме?

Анни задумалась.

— Нет, сэр.

— Вы в этом уверены?

— Вполне уверена.

— Bien![13] Это все, что я хотел знать. Большое спасибо.

С нервным смешком, скрипя на каждом шагу башмаками, Анни вышла из комнаты. Мое с трудом сдерживаемое возбуждение вырвалось наружу.

— Пуаро! — закричал я. — Поздравляю вас! Это великое открытие.

— Что именно?

— То, что не кофе, а какао было отравлено. Это все объясняет! Конечно, яд не подействовал до раннего утра, потому что какао было выпито лишь посреди ночи.

— Значит, вы полагаете, что именно какао (хорошо запомните мои слова, Гастингс, именно какао!) содержало стрихнин?

— Разумеется! Соль на подносе… Что это еще могло быть?

— Это могла быть соль, — спокойно ответил Пуаро.

Я пожал плечами. Не было никакого смысла с ним спорить, если он был склонен воспринимать это таким образом. У меня (уже не впервые) мелькнула мысль, что бедняга Пуаро постарел, и я подумал, как важно, что он общается с человеком, мышление которого более восприимчиво.

Пуаро спокойно смотрел на меня; в глазах у него светились искорки.

— Вы недовольны мною, mon ami?

— Мой дорогой Пуаро, — холодно произнес я. — Мне не подобает вам диктовать. Вы имеете право на свою точку зрения, так же как и я — на мою.

— В высшей степени справедливое замечание, — улыбнулся Пуаро, быстро поднимаясь на ноги. — Я покончил с этой комнатой. Между прочим, чей это меньший по размеру стол-бюро там, в углу?

— Мистера Инглторпа.

— О-о! — Пуаро попытался утопить покатую крышку и открыть бюро. — Заперто! Может быть, его откроет один из ключей миссис Инглторп?

Он попробовал несколько ключей из связки, поворачивая и крутя их опытной рукой. И наконец радостно воскликнул:

— Voilá![14] Ключ другой, но открыть стол им можно! — Он откатил назад крышку и быстрым взглядом окинул аккуратно сложенные бумаги. Но, к моему удивлению, не стал их просматривать. Лишь, запирая бюро, с похвалой заметил: — Этот мистер Инглторп, несомненно, любит порядок и систему.

В устах Пуаро это была величайшая похвала, какой можно удостоить человека.

Он продолжил что-то отрывисто и бессвязно бормотать, а я опять подумал, что мой бедный друг уже не тот, каким был прежде.

— В его столе не было марок… но могли быть… Не так ли, mon ami? Могли быть? Да, могли. Ну что же… — Пуаро оглядел комнату еще раз. — Будуар больше ничего не может нам сказать. Он открыл нам немного. Только это.

Пуаро вынул из кармана смятый конверт и передал его мне. Это была довольно странная находка. Обычный старый, грязный конверт, на котором было беспорядочно нацарапано несколько слов. Вот так это выглядело:


[15]