— Мне бы не хотелось показаться бесчувственным, мой дорогой лорд Питер, но, между нами говоря, — он нагнул голову и таким образом превратил три своих подбородка в шесть или семь, — мистер Бойз не мог сделать для себя ничего лучшего, чем оказаться убитым подобным образом. Все экземпляры были проданы в течение недели, как только стал известен результат эксгумации; два больших тиража его последней книги разошлись еще до начала суда — по начальной цене в семь шиллингов и шесть пенсов; библиотеки требуют более ранние издания, так что мы вынуждены все время допечатывать. К несчастью, мы не сохранили набор, и печатникам пришлось работать день и ночь, но мы сделали все. Мы уже переплетаем книги по три шиллинга и шесть пенсов, и все готово для одношиллингового издания. Я уверен, вы не сможете найти в Лондоне первое издание. У нас у самих нет ничего, кроме архивных экземпляров. Скоро мы выпустим мемориальное издание на бумаге ручной работы, с портретами, малым тиражом по цене одна гинея за штуку. Конечно, это не то же самое, но...

Уимзи попросил подписать его на издание и добавил:

— Все это очень грустно, знаете ли, ведь автор уже не сможет ничего от этого получить.

— Очень печально, — согласился мистер Коул, и его жирные щеки украсились двумя вертикальными складками от крыльев носа к губам. — А еще печальнее, что он уже не сможет ничего написать. Очень талантливый молодой человек, лорд Питер. Мы, мистер Гримсби и я, всегда будем находить грустное удовлетворение в том, что оценили его по достоинству еще тогда, когда был всего лишь succes d’estime[6], и ничего более. Но если произведение талантливо, не в наших правилах раздумывать о денежных доходах.

— Да, конечно, — сказал Уимзи, — бескорыстие тоже иногда приносит выгоду. В этом даже есть что-то праведное, не так ли? Помните слова о том, что обильно вложенный труд может быть обильно вознагражден?

— Конечно, — сказал мистер Коул без особого энтузиазма, то ли плохо зная молитвенник, то ли уловив оттенок насмешки в голосе собеседника. — Мне было очень приятно поговорить с вами. Очень жаль, что не могу помочь вам с первым изданием.

Уимзи поблагодарил его и после сердечного прощания поспешно сбежал вниз по лестнице.

Его следующий визит был в офис мистера Чэллонера, литературного агента Хэрриет Вейн. Чэллонер был темноволос, подвижен, низкого роста и имел воинственный вид. Волосы его были растрепаны, на носу сидели очки с толстыми линзами.

— Бум? — переспросил он, когда Уимзи представился и объяснил свою заинтересованность в деле мисс Вейн. — Да, конечно, бум. Довольно отвратительное явление, но с этим ничего не поделаешь. Книги мисс Вейн всегда продавались неплохо — около трех-четырех тысяч экземпляров в пределах Великобритании, — но, конечно, все это дело очень увеличило спрос. Последняя книга переиздавалась трижды, а новой мы уже продали семь тысяч экземпляров еще до ее выхода в свет.

— Все к лучшему с финансовой точки зрения, разве нет?

— Да, конечно... но, по правде говоря, я не уверен, что этот раздутый спрос улучшает репутацию автора. И потом — чем выше взлетишь, тем больнее падать, знаете ли. Когда мисс Вейн освободят...

— Я рад, что вы говорите «когда».

— Я не допускаю другой возможности. Так вот, когда это произойдет, интерес публики, скорее всего, очень быстро угаснет. Конечно, я спешу заключить наиболее выгодные в данный момент контракты на три-четыре ее будущие книги, но я ведь могу контролировать только авансы под них. Реальный же доход зависит от продажи, и здесь я предвижу резкое падение интереса. Как бы то ни было, сейчас хорошо идет печатание в периодике романов с продолжением, и это быстро и хорошо вознаграждается.

— Но в целом, как деловой человек, вы не слишком рады случившемуся?

— Разумеется, нет. Лично я очень огорчен происходящим и уверен, что это ошибка.

— И я так же думаю, — сказал Уимзи.

— Из того, что я знаю о вашей светлости, я могу заключить, что ваша заинтересованность и помощь — это самая большая удача, когда-либо выпадавшая на долю мисс Вейн.

— О, благодарю, благодарю вас... Простите, а вот эта ее книга о мышьяке, вы не могли бы мне позволить взглянуть на нее?

— Конечно, если это поможет вам. — Он позвонил: — Мисс Уорбертон, принесите мне гранки «Смерти в чайнике». Труфкт спешит протолкнуть ее публикацию. Книга еще не была закончена, когда мисс Вейн арестовали. Трудно поверить, но она нашла в себе силы завершить рукопись и держать корректуру. Естественно, все прошло через руки тюремной администрации. Но нам нечего скрывать. Конечно же бедная девушка все знает о мышьяке. Это полный комплект, мисс Уорбертон? Прошу вас. Могу ли я еще чем-нибудь помочь?

— Только один вопрос. Что вы думаете о господах Гримсби и Коуле?

— Я как-то не думал о них, — сказал Чэллонер. — Вы ведь не собираетесь иметь с ними никаких дел, лорд Питер?

— Ну, я пока еще сам не знаю.

— Если соберетесь, внимательно прочтите контракт. Я не буду говорить, что лучше принести его к нам...

— Если я задумаю опубликовать что-либо у Гримсби и Коула, обещаю сделать это через вас, — ответил лорд Питер.


Глава 7


На следующее утро лорд Питер Уимзи почти бегом примчался в тюрьму Холлоуэй. Хэрриет Вейн приветствовала его печальной улыбкой:

— Итак, вы снова здесь?

— Господи, да! Вы, конечно, ждали меня? Надеюсь, я внушил вам уверенность в своем возвращении? Послушайте, я придумал отличный сюжет для детектива.

— Правда?

— Потрясающий! Знаете, такой, о которых люди говорят: «Я часто думал и сам написать нечто подобное, если бы у меня только было время за это засесть». Такое впечатление, что стоит только «за это засесть» — как получится шедевр. Только подождите немного, я сначала должен закончить свое дело. Так, посмотрим... — Он сделал вид, что листает записную книжку, — ага, вот. Вы, случайно, не знаете, составил ли Филип Бойз завещание?

— Думаю, что да, еще когда мы жили вместе.

— В чью пользу?

— О, в мою. У него, у бедняги, немногое было, чтобы завещать. Ему просто был нужен литературный душеприказчик.

— Таким образом, вы сейчас являетесь его душеприказчиком?

— Боже мой! Я никогда не задумывалась над этим. Я считала... само собой разумеется, что он изменил завещание, когда мы расстались. Должно быть, он все-таки это сделал, в противном случае меня бы поставили в известность, не так ли?

Она доверчиво посмотрела на него, и Уимзи почувствовал себя неловко.

— Получается, вы не знали, что он его изменил. Я имею в виду до его смерти?

— На самом деле я даже не думала об этом. А что?

— Ничего, — сказал Уимзи, — я только рад, что завещание не было упомянуто во время всего этого.

— Вы имеете в виду суд? Вам нет никакой необходимости так деликатничать со мной. Вы хотите сказать, что, если бы я все еще считала себя наследницей, я могла бы убить его из-за денег. Но у него не было кучи денег, знаете ли. Я зарабатывала вчетверо больше.

— Да, конечно, это влияние дурацкого сюжета, о котором я думал. Но сейчас он кажется мне довольно глупым.

— Расскажите.

— Ну, видите ли, — Уимзи немного поперхнулся, а затем с преувеличенной небрежностью выложил свою идею, — ну, это о девушке — мужчина тоже подошел бы, но мы возьмем девушку, — которая пишет романы, детективные романы. И у нее есть друг, который тоже пишет. Никто из них не является автором бестселлеров, просто обычные писатели.

— Да? Такое возможно.

— Друг делает завещание, оставляя свои деньги — доходы от книг и тому подобное — девушке.

— Понятно.

— И девушка, — которая уже, знаете ли, сыта им по горло, — придумывает грандиозный трюк, который делает их книги бестселлерами.

— Как это?

— Она устраняет его тем методом, который описывает в своем последнем детективе.

— Смелый ход, — сказала мисс Вейн с мрачноватым одобрением.

— Да. И конечно, его книги сразу же становятся бестселлерами, а она срывает весь куш.

— Это гениально. Абсолютно новый мотив для убийства — то, что я искала годами. Но не думаете ли вы, что это немного опасно? Ее ведь могли бы заподозрить в убийстве.

— Тогда ее книги тоже бы стали бестселлерами.

— Действительно. Но, возможно, она не успела бы насладиться доходами.

— В этом, конечно, вся загвоздка, — сказал Уимзи.

— А если ее не заподозрят, не арестуют и не предадут суду, то задуманное осуществится только наполовину.

— Именно так, — сказал Уимзи. — Но не могли бы вы, как опытный сочинитель таинственных историй, придумать какой-нибудь выход?

— Попробуем. Она могла бы предоставить неопровержимое алиби, например. Или, если она уж очень порочна, попытаться навести подозрения на кого-нибудь другого. Или попытаться убедить окружающих, что ее друг покончил с собой.

— Слишком туманно, — сказал Уимзи. — Как же она сделает это?

— Я не могу так сразу сказать. Я обдумаю и дам вам знать. Или — есть идея!

— Да?

— У нее мания — нет-нет, не мания убийства, — это скучно и не совсем честно по отношению к читателю. Но, допустим, есть человек — отец, мать, сестра, любовник, — которому очень нужны деньги, и она хочет этого человека обеспечить. Она составляет завещание в его или ее пользу, ее вешают за совершенное преступление, и она умирает счастливой, что ее любимый человек — объект ее мании — получает все деньги. Ну как?

— Великолепно! — воскликнул очарованный Уимзи. — Только — минуточку. Ей ведь не достанутся деньги ее друга, не так ли? Убийца не может получить материальную выгоду от смерти жертвы.

— О, черт! Так и есть. Тогда это будут только ее деньги. Она может передать их, оформить дарственную. Смотрите! Если она сделает это сразу после убийства, — дарственную на все, что она имеет, — в это войдет также все, что ей полагается по завещанию друга. Таким образом, после ее смерти все перейдет прямо к любимому объекту, и я не уверена, что закон сможет остановить этот процесс.