Агата Кристи - Загадка Ситтафорда

– Вы пили чай, дорогая? Нет? Тогда попьем сейчас. Только минутку, я должна сначала пойти наверх, заглянуть к Роберту.

Странное выражение промелькнуло на ее лице, когда она произнесла имя мужа. Словно луч света скользнул по темной водной зыби. И глубокий красивый голос смягчился.

«Она боготворит его, – подумала Эмили, оставшись одна в гостиной. – И все равно в ней есть что-то пугающее. И по душе ли дядюшке Роберту такое обожание?»

Когда Дженнифер Гарднер вернулась и сняла шляпу, Эмили восхитилась ее гладкими, зачесанными от лба назад волосами.

– Вы пришли поговорить о делах, Эмили? Если нет, я вас очень понимаю.

– Не слишком-то много проку от их обсуждения, не так ли?

– Нам остается лишь надеяться, что они найдут настоящего убийцу, – сказала миссис Гарднер. – Будьте добры, Эмили, позвоните. Я пошлю сиделке чаю. Не хочу, чтобы она тут болтала. Терпеть не могу больничных сиделок.

– Она хоть хорошая?

– Наверное. Во всяком случае, Роберт считает, что да. Мне она совсем не нравится и всегда не нравилась. Но Роберт говорит – гораздо лучше тех, что были раньше.

– Она и выглядит неплохо, – сказала Эмили.

– Глупости. Это с ее-то лапищами?

Эмили посмотрела, как длинные белые пальцы тети касаются молочника, щипчиков для сахара.

Вошла Беатрис, взяла чашку чаю, тарелку с печеньем и вышла.

– Роберт очень расстроен всем этим, – сказала миссис Гарднер. – Он вводит себя в такие странные состояния. Думаю, это все проявление болезни.

– Он не был близко знаком с капитаном Тревильяном?

Дженнифер Гарднер покачала головой.

– Он не знал его и не испытывал к нему интереса. Честно говоря, я и сама не могу особенно глубоко скорбеть по поводу его кончины. Он был жестоким, скупым человеком. Ему было известно, как нам тяжело. Бедность! Он знал, что, ссуди он нас вовремя деньгами, и Роберту стало бы доступно специальное лечение, которое могло поправить дело. Ну вот ему и воздалось.

Говорила она глухим, мрачным голосом. «До чего странная женщина, – подумала Эмили. – Красивая и жуткая, словно из какой-то греческой трагедии».

– Может быть, еще и не поздно, – сказала миссис Гарднер. – Я написала сегодня адвокатам в Экземптон, спросила, нельзя ли мне получить определенную сумму в виде аванса. Лечение, о котором я веду речь, иные называют шарлатанством, но в ряде случаев оно давало хороший результат. Как было бы замечательно, если бы Роберт снова смог ходить! – И лицо ее при этих словах словно осветила какая-то лампа.

Эмили окончательно вымоталась. У нее был трудный день, поесть она все не успевала, она устала все время подавлять свои эмоции. И комната вдруг завертелась у нее перед глазами.

– Вам плохо, дорогая?

– Ничего, – с трудом произнесла Эмили и, к своему удивлению и досаде, расплакалась.

Миссис Гарднер не попыталась подойти и утешить ее, за что Эмили была ей благодарна. Она просто молча сидела, пока Эмили не выплакалась. Тогда она задумчиво проговорила:

– Бедное дитя! Какое несчастье, что Джима Пирсона пришлось арестовать, какое несчастье! Но что поделаешь?..

Предоставленный самому себе, Чарлз Эндерби не прекратил деятельности. Для продолжения знакомства с жизнью Ситтафорда ему достаточно было только «включить» миссис Куртис, как включают водопроводный кран. Слегка ошеломленный последовавшим потоком историй, воспоминаний, слухов и догадок, он прилагал героические усилия, чтобы отделить зерна от плевел. Стоило ему упомянуть какое-нибудь имя, и поток устремлялся в соответствующем направлении. Так он узнал все о капитане Вайатте, его тропическом темпераменте, грубости и ссорах с соседями, услышал о его неожиданной благосклонности к молодым женщинам приятной наружности, о его образе жизни и слуге-индусе, о своеобразном времени приема пищи, о том, что он придерживается странной диеты. Он узнал о библиотеке мистера Рикрофта, о его средствах для волос, о его чрезвычайной аккуратности и пунктуальности, о его необычайном любопытстве, а также о недавней продаже им нескольких старых дорогих вещей, о его непонятной любви к птицам и о распространившемся слухе, что миссис Уиллет пыталась женить его на себе. Он услышал о мисс Персехаус, о ее остром языке, о том, как она гоняет своего племянника, и о веселой жизни, которую этот самый племянник, по слухам, ведет в Лондоне. Он опять выслушал про дружбу майора Барнэби и капитана Тревильяна, про то, как часто вспоминали они свое прошлое, как любили шахматы. Он узнал все, что было известно об Уиллетах, включая распространившееся мнение о том, что мисс Виолетта Уиллет только завлекает мистера Ронни Гарфилда, но на самом деле не имеет намерения завладеть им. Была речь и о ее таинственных визитах на вересковую пустошь, где ее видели прогуливающейся с молодым человеком. Именно из-за этого, рассуждала миссис Куртис, Уиллеты и избрали такое безлюдное местечко. Мать увезла ее, чтобы «все это прекратилось». Но куда там: «Девушки гораздо изобретательнее, чем леди себе представляют». О мистере Дюке он, на удивление, не услышал почти ничего. Ясно было только, что он тут совсем недавно и занимается исключительно садоводством.

Было половина четвертого, и с легким головокружением от разговоров с миссис Куртис мистер Эндерби отправился на прогулку. Он намеревался завязать более тесное знакомство с племянником мисс Персехаус. Осторожная разведка близ ее коттеджа не принесла результатов. Но по счастливому стечению обстоятельств он повстречал его выходящим из калитки Ситтафорд-хауса. Вид у него был словно его выгнали.

– Привет! – сказал Чарлз. – Послушай, это что – дом капитана Тревильяна?

– Да, – сказал Ронни.

– Я собирался сфотографировать его сегодня утром для газеты. Но эта погода совершенно безнадежна.

Ронни с доверием принял это объяснение, не задумываясь над тем, что если бы фотографирование было возможно только в сияющие солнцем дни, то снимков бы в газетах появлялось чрезвычайно мало.

– У вас работа, должно быть, очень интересная, – сказал он.

– Собачья жизнь, – сказал Чарлз, верный обычаю никогда не восторгаться своей работой; он посмотрел еще раз через плечо на Ситтафорд-хаус. – Здесь, пожалуй, довольно уныло.

– Но так все изменилось, когда приехали Уиллеты, – сказал Ронни. – В прошлом году примерно в это время ничего похожего не было. И никак не пойму, что они особенного сделали. Ну привезли немного мебели, достали всяких там подушек, безделушек… В общем, мне их прямо сам бог послал.

– Все равно, вряд ли здесь так уж весело, – возразил Чарлз.

– Весело? Да проживи я тут пару недель, и конец бы. Тетушка и та держится лишь потому, что меня поколачивает. Вы не видели ее кошек, а? Так вот мне утром надо было расчесать одну из них, и посмотрите, как эта бестия исцарапала меня. – И он протянул для освидетельствования руку.

– Да, тяжелый случай, – сказал Чарлз.

– Вот я и говорю. Послушайте, вы что, ведете розыск? Если да, то можно вам помочь? Быть Ватсоном при Шерлоке Холмсе или кем-то в этом роде?

– Какие-нибудь улики в Ситтафорд-хаусе? – небрежно спросил Чарлз. – Я хочу сказать, капитан Тревильян оставил там что-нибудь из своих вещей?

– Не думаю. Тетя говорит, что увез решительно все. Взял свои слоновьи ноги, крючья из зубов гиппопотама и прочие диковины.

– Будто и не собирался возвращаться, – заметил Чарлз.

– Послушайте, это идея! Вы не думаете, что это могло быть самоубийство?

– Ну, чтобы так ловко ударить себя мешком песка по затылку, надо быть виртуозом в этом деле, – сказал Чарлз.

– Да, пожалуй, не то. Скорее, может быть, предчувствие какое, – просиял Ронни. – А что вы думаете, если так? Его преследуют враги, он знает, что они вот-вот нагрянут, быстренько удирает и, так сказать, оставляет им Уиллетов?

– Уиллеты и сами-то по себе довольно странны, – сказал Чарлз.

– Да, ничего не могу понять. Забраться в такую деревню! И Виолетта вроде не против, говорит – нравится. И что такое с ней сегодня? Или какие-то домашние неурядицы? А слуги? И что женщины так переживают из-за слуг? Если они опротивели, возьми да выгони.

– Это они как раз и сделали, не так ли? – спросил Чарлз.

– Да, да, я знаю. Но они в таком расстройстве от этого. Мать вообще чуть ли не в истерике, даже слегла, а дочь фыркает, словно черепаха. Буквально выставила меня сейчас из дома.

– У них не было полиции?

– Полиции? А что? – уставился Ронни на Чарлза.

– Я просто поинтересовался. Видел сегодня утром в Ситтафорде инспектора Нарракота.

Ронни со стуком уронил свою трость и нагнулся поднять ее.

– Как вы сказали? Инспектор Нарракот был тут сегодня утром?

– Да.

– Это он занимается делом Тревильяна?

– Совершенно верно.

– Что же он делал в Ситтафорде? Где вы его видели?

– Наверное, что-то разнюхивал, – сказал Чарлз. – Выяснял, так сказать, прошлое капитана Тревильяна.

– А не думает ли он, что кто-то из Ситтафорда имеет к этому отношение?

– Маловероятно.

– Нет, нет, вы не знаете полиции. Вечно они суются не туда, куда надо. По крайней мере, так пишут в детективных романах.

– Я считаю, что там служат сведущие люди, – возразил Чарлз. – Конечно, и пресса им во многом помогает, – добавил он. – Но если вы действительно много читали о таких делах, не объясните ли, как они выходят на убийц практически без всяких улик?

– Да, конечно, это было бы очень интересно узнать. Вот и на Пирсона они вышли довольно быстро. Но тут-то уж совершенно ясный случай.

– Кристально ясный, – усмехнулся Чарлз. – Хорошо, что это оказались не мы с вами, а? Ну ладно, мне надо отправить телеграммы. В здешних местах не очень-то привычны к телеграммам. Стоит за один раз послать телеграмм больше, чем на полкроны[24], и вас считают сбежавшим из сумасшедшего дома.

Чарлз отправил свои телеграммы, купил пачку сигарет, несколько сомнительного вида булайз[25], два каких-то старых романа. Затем он вернулся в коттедж, плюхнулся на кровать и безмятежно заснул в блаженном неведении, что его особа, его дела и в особенности мисс Эмили Трефусис подвергаются усиленному обсуждению.