– Ну, кажется, у тебя на сегодня уже совершено доброе дело, – сказала Эмили.

– А ты что успела? Ты поднялась довольно рано, бог знает когда.

Эмили стала рассказывать о своей встрече с мистером Рикрофтом. И вдруг осеклась. Эндерби, следуя ее взгляду, обернулся и увидел розовощекого, пышущего здоровьем молодого человека. Опершись на калитку, он всякими шумовыми эффектами старался привлечь к себе внимание.

– Прошу прощения, что помешал, – сказал молодой человек. – Мне страшно неудобно, но это все тетя, она послала меня.

– О! – в один голос произнесли Чарлз и Эмили, ничего не понимая из этого объяснения.

– Да, да, – сказал молодой человек. – По правде говоря, моя тетя – настоящая фурия. Умеет получать свое, вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, это дурной тон являться в такой момент, но если бы вы знали мою тетю… Впрочем, если исполните мою просьбу, вы с ней сами познакомитесь…

– Ваша тетя мисс Персехаус? – перебила Эмили.

– Совершенно верно, – сказал молодой человек с превеликим облегчением. – Значит, вы о ней уже слышали? Старуха Куртис, наверное, наговорила. Уж она-то наболтает, разве не так? Нет, нет, я не хочу сказать, что она плохой человек. Ну да ладно, дело в том, что тетя заявила, что хочет вас повидать, вот я и должен был явиться и передать вам это… А также приветы, поклоны и так далее. И если для вас не слишком затруднительно – она инвалид и совсем не выходит, – то было бы чрезвычайно желательно… Ну вы понимаете… Это все чистое любопытство, так что если сослаться на головную боль или срочное письмо – словом, не мне говорить… И все в порядке, вам уже нечего будет беспокоиться.

– Однако я не прочь побеспокоиться, – сказала Эмили. – Я прямо с вами и отправлюсь. Мистеру Эндерби надо повидаться с майором Барнэби.

– Надо? – тихо изумился Эндерби.

– Да, надо, – решительно подтвердила Эмили, слегка кивнув, отпустила его и присоединилась на дороге к своему новому знакомому.

– Полагаю, вы мистер Гарфилд? – сказала она.

– Да, верно. Мне следовало представиться.

– Ничего, – сказала Эмили. – Не так уж трудно было догадаться.

– Так чудесно, что вы сразу же и собрались, – сказал мистер Гарфилд. – Многие бы девушки сочли это ниже своего достоинства. Но вы-то понимаете, что такое пожилые леди.

– А вы ведь живете не здесь, мистер Гарфилд?

– Конечно, нет, – с жаром ответил Ронни Гарфилд. – Вам приходилось когда-нибудь видеть такое забытое богом место? Не очень-то тут веселое житье. Неудивительно, если кто и совершит здесь убийство… – И он замолк, испугавшись своих слов. – Послушайте, простите меня, такой уж я разнесчастный. Вечно что-нибудь не то брякну. Я совсем не хотел сказать то, что сейчас…

– Верю, что не хотели, – мягко сказала Эмили.

– Вот мы и пришли, – сказал мистер Гарфилд.

Он толкнул калитку, и они подошли по дорожке к небольшому коттеджу, такому же, как и остальные. В гостиной, обращенной в сад, стояла кушетка. На ней лежала почтенная леди с худым морщинистым лицом и с одним из самых острых и самых вопрошающих носов, какие Эмили когда-либо приходилось видеть. С некоторым затруднением леди приподнялась на локте.

– Итак, ты ее привел, – сказала она. – Очень мило с вашей стороны, дорогая, навестить старую женщину. Но вы понимаете, что значит быть инвалидом. Ведь нужно же быть в курсе всех дел, и если не можешь пойти и выяснить все самолично, то вот приходится ждать, чтобы кто-нибудь пришел и рассказал. И не думайте, пожалуйста, что все это – обыкновенное любопытство, нет, здесь нечто гораздо более важное. Ронни, отправляйся красить садовую мебель. Под навесом, в конце сада. Два плетеных стула и скамейка. Краска и все необходимое там приготовлено.

– Хорошо, тетя Каролина. – И послушный племянник удалился.

– Присаживайтесь, – сказала мисс Персехаус.

Эмили села на указанный стул. Странно сказать, она сразу же почувствовала определенное расположение, симпатию к этой довольно острой на язык, больной женщине. Она, несомненно, ощутила какое-то родство с ней.

«Вот человек, – подумала Эмили, – который идет прямо к цели, идет своим путем и умеет повелевать людьми. Точно как я, только мне посчастливилось быть довольно привлекательной, а ей во всем приходится полагаться на характер».

– Я знаю, что вы та самая девушка, которая помолвлена с племянником Тревильяна, – сказала мисс Персехаус. – Я все о вас слышала, а теперь вижу вас, и мне совершенно ясны ваши возможности. Желаю удачи.

– Спасибо, – сказала Эмили.

– Терпеть не могу распускающих нюни женщин, – сказала мисс Персехаус. – Я предпочитаю тех, что принимают решения и действуют. – Она сурово взглянула на Эмили. – Вот вам, я думаю, жаль меня – лежит, мол, тут, ни встать, ни прогуляться?

– Нет, – задумчиво произнесла Эмили. – Не знаю, жалею или нет. Я полагаю, что человек, если у него есть решимость, может чего-то добиться в жизни. Если не тем, так иным путем.

– Совершенно верно, – сказала мисс Персехаус. – Приходится только смотреть на жизнь под другим углом, чем остальные.

– Углом зрения, – пробормотала Эмили.

– Как-как вы сказали?

И Эмили, насколько это было в ее силах, объяснила в общих чертах свою теорию, которую разработала в это утро, рассказала о том, как она уже успела применить ее на практике.

– Неплохо, – сказала мисс Персехаус, кивая головой. – Ну а теперь, моя дорогая, перейдем к делу. Будучи не дурой, я полагаю, что вы приехали в деревню подразузнать, что сможете, о людях и посмотреть, не имеет ли то, что вы узнали, какого-нибудь отношения к убийству. Итак, если вы хотите услышать что-нибудь о людях, я могу вам кое-что сказать.

Эмили не стала терять времени. Немногословно, по-деловому приступила к делу:

– Майор Барнэби?

– Типичный отставной офицер, недалек, кругозор ограничен, склонен к ревности. Легковерен в денежных делах. Готов вложить деньги в дутое предприятие на Южном море, а у себя под носом и слона не заметит. Любит быстро разделываться с долгами и не любит тех, кто не вытирает ноги о коврик.

– Мистер Рикрофт? – спросила Эмили.

– Занятный маленький человечек, страшно самовлюблен. Капризен. Считает себя замечательной личностью. Думаю, он уже предложил вам свою помощь, чтобы разобраться в деле, опираясь на свои замечательные познания в криминологии.

Эмили призналась, что так оно и было.

– Мистер Дюк? – спросила она.

– Совершенно ничего не знаю об этом человеке, хотя и должна бы знать. Типичный случай: надо бы знать, а все-таки не знаю. Странно. Так вот бывает с именем – вертится у тебя на языке, а вспомнить не можешь.

– Миссис и мисс Уиллет? – спросила Эмили.

– Ах, Уиллет! – Мисс Персехаус в некотором возбуждении опять приподнялась на локте. – Ну да, мать и дочь. Сейчас я вам кое-что расскажу о них, моя дорогая. Может быть, это вам пригодится. Пройдите туда, к моему письменному столу, и выдвиньте маленький верхний ящик, тот, что слева. Да, да, правильно. Принесите мне чистый конверт, который там лежит.

Эмили принесла, как было велено, конверт.

– Не скажу, что это важно, скорей всего – нет, – сказала мисс Персехаус. – Все так или иначе лгут, и миссис Уиллет имеет полное право поступать как все.

Она взяла конверт и пошарила в нем рукой.

– Расскажу все по порядку. Когда эти южноафриканские дамы перебирались сюда со своими распрекрасными нарядами, с горничными и новомодными чемоданами, то мать с дочерью ехали на «Форде», а горничные с чемоданами – на станционном открытом автомобиле. И естественно, это было, как вы понимаете, событием. Я смотрела в окно, когда они проезжали, и заметила, как цветная наклейка оторвалась от чемодана и закружилась на краю моего участка. А я терпеть не могу беспорядка и всяких валяющихся бумажек. Конечно, я отправила Ронни ее подобрать и собиралась выбросить. Но она оказалась такой яркой и красивой, что, пожалуй, пригодится для альбома, в который я наклеиваю вырезки для детской больницы. Больше бы я о ней и не вспомнила, если бы миссис Уиллет не раз и не два не подчеркивала то, что Виолетта никогда не покидала Африки, а сама она бывала только в Англии и на Ривьере.

– Вот как? – удивилась Эмили.

– Именно так. А теперь посмотрите сюда. – Мисс Персехаус протянула Эмили ярлык; на нем было написано: «Мендельс-отель, Мельбурн». – Австралия – не Южная Африка, по крайней мере, раньше таковой не считалась. Полагаю, это не имеет особого значения, но за что купила, за то и продаю. И еще вот что я вам скажу. Я слышала, как миссис Уиллет называет свою дочку. Она зовет ее «Ку-у-и-и», а это опять же характерно скорее для Австралии, чем для Южной Африки. Подозрительно это, замечу я вам. Зачем скрывать, что вы приехали из Австралии, если вы на самом деле оттуда?

– В самом деле странно, – сказала Эмили. – И почему это они явились сюда зимой?

– Конечно, это ведь бросается в глаза, – согласилась мисс Персехаус. – Вы у них уже побывали?

– Нет. Собиралась пойти сегодня. Только не представляю себе, что я им скажу.

– О, я вам сейчас устрою предлог, – бодро сказала мисс Персехаус. – Дайте-ка мне ручку, почтовую бумагу и конверт. Вот так. Теперь минутку. – И после небольшой паузы она вдруг неожиданно разразилась страшным воплем: – Ронни, Ронни, Ронни! Что он – оглох? И что это он не идет, когда его зовут? Ронни! Ронни!

Ронни тут же примчался с кисточкой в руке.

– Что случилось, тетя Каролина?

– Что тут должно случиться? Я тебя зову, и все. Вчера у миссис Уиллет был к чаю какой-нибудь особенный торт?

– Торт?

– Торт, сандвичи, еще что-нибудь такое? Ох и туго ты соображаешь, мой мальчик. Ну что у вас там было к чаю?

– А, к чаю! Кофейный торт, – ответил едва пришедший в себя Ронни. – Сандвичи с паштетом.

– Кофейный торт, – сказала мисс Персехаус. – Подойдет! – И весело принялась писать. – Можешь идти красить, – обернулась она к Ронни. – И нечего стоять тут с раскрытым ртом! Аденоиды тебе удалили еще в детстве, так что причин нет.