— «П-38», — ответил тот. — Получи ордер на обыск.

— Ни один судья на свете мне его не выдаст. Нет оснований.

— Она знала Мелани. Сняла дом на ее имя.

— Но это вовсе не означает, что она убила ее. Я тебе точно говорю, Мэт, недостаточно оснований.

— А что нам терять?

— Нечего. Кроме, разве что, моей репутации. И это еще в том случае, если я найду судью, который в такую жару в четыре часа дня в пятницу не ошивается где-нибудь на поле для гольфа. И в том случае, если он не рассмеется мне прямо в лицо. Послушай, я попытаюсь… И если не сработает, попрошу капитана установить за ней круглосуточное наблюдение. Большего просто не могу… Но знаешь, Мэтью, нутром чую, здесь не хватает какого-то звена. Чего-то такого основательного, что должно связать эту чертову штуковину! А вот что это такое — представить себе не могу.

— Возможно, мы так никогда и не узнаем, — сказал Мэтью, цитируя своего заочного друга с севера.

Блуму удалось найти судью, который не был в этот день и час на поле для гольфа.

Судья сказал:

— Со мной этот номер не пройдет, детектив.

Кэндейс выбрала на вечер длинное синее платье. Зейго утверждал, что его следует дополнить эдаким золотым ошейником, но она сказала, что серьги и ожерелье из фальшивых бриллиантов — это самое то, что надо. Все трое мужчин были в смокингах. Кэндейс сделала им комплимент, сказала, что все трое смотрятся страшно элегантно. Даже Гарри с огромными ручищами и мощным торсом выглядел в смокинге лучше, чем можно было ожидать.

Джек был единственным из всей четверки, которого могли опознать, поскольку он прожил в Калузе достаточно долгое время. И Кэндейс признавала, что тут могут возникнуть проблемы. Она посоветовала ему отпустить усы и бороду, или и то и другое. А он сказал, что отпустит, но так этого и не сделал, и теперь было уже поздно, особенно если учесть, что на дело предстоит идти завтра вечером. Она предложила ему пойти в одну из лавок, что на Норт-Трейл, возле аэропорта, где продают маскарадные костюмы и театральный грим, и купить там накладные усы. На что Джек ответил, что всегда до смерти боялся: а вдруг они отклеятся и упадут в тарелку с супом прямо во время торжественного обеда? Она согласилась, что и тут могут возникнуть осложнения. И еще подумала, что в следующий раз ни за что не станет связываться с таким гребаным дилетантом.

— А что, если тебе перекрасить волосы? — предложила она. — Буду просто счастлива помочь тебе в этом. Если ты, конечно, считаешь, что стоит.

— Почему бы нет? — ответил он. — Это может сработать.

— Станешь блондином, — заметил Зейго. — Блондины, они живут как-то веселей.

Гарри тоже согласился, что идея отличная.

Было это в пятницу, тридцать первого января, около девяти вечера. Завтра первое февраля, день открытия выставки. День налета. Мужчины поднялись наверх — снять смокинги и аккуратно развесить их в шкафу на вешалках, до завтра. А потом посидеть и выпить немного, пока Кэндейс съездит в ближайший парфюмерный магазин. Она съездила и вернулась с осветлителем фирмы «Клэрол» — как раз в тот момент, когда Зейго с Гарри отъезжали от дома.

— Не хотите остаться и понаблюдать за великим превращением? — спросила она. Но оба ответили, что устали, что завтра предстоит трудный день, и все такое прочее, и умчались в ночь.

Они с Джеком поднялись наверх и вошли в ванную, где она велела ему снять рубашку и накинуть полотенце на плечи. Сбоку на коробочке был обозначен естественный цвет его волос: «темно-каштановые». Согласно инструкции, что имелась внутри коробочки и была составлена на двух языках, английском и испанском, краску на волосах Джеку следовало держать не меньше девяноста минут — с тем чтобы добиться нужного эффекта и чтобы волосы его из темно-каштановых превратились в «натуральный блондин». Помимо инструкции, в коробочке находились также две пластиковые бутылочки, пластиковый пакетик и пластиковый аппликатор. В одной из бутылочек — проявитель осветлителя. В другой — осветляющая крем-краска. В пакетике находился активатор для осветления. Но Кэндейс была знакома со всеми этими премудростями. Она вылила активатор в осветлитель, добавила крем-краску и натянула пару пластиковых прозрачных перчаток.

— Итак, прощайте, скучные тусклые волосы! — сказала она и принялась за работу.

Полтора часа спустя Джек уже стоял под душем. Минут через десять вышел из ванной и взглянул на себя в зеркало. Мокрые волосы казались темней, чем он предполагал. Наверное, надо было подержать краску подольше. Он высушил волосы феном и снова взглянул в зеркало. Совсем другое дело. Мягкие золотистые пряди, действительно натуральный блондин. Ему даже захотелось себя поцеловать — до того он был хорош! Похож на молодого поэта, подумал он. Просто не ожидал… Он накинул коричнево-красный мохеровый халат и спустился вниз, где ждала Кэндейс.

— Шикарно, — сказала она.

— Мне нужны очки, — сказал Джек. — Очки… это как раз то, чего не хватает.

— А ты вообще носишь очки?

— Нет.

— Ладно. Завтра утром заскочим в аптеку и купим.

— Хорошо, — кивнул он. — Скажи, а я не слишком похож на гомосека, а?

— Нет. Ты похож на очень красивого мужчину. На невероятно интересного блондина.

— Тогда за это надо выпить, — сказал Джек. И приготовил два мартини.

Они сидели в патио, тихонько переговаривались, потягивали мартини, и тут он рассказал ей, что в понедельник вечером была убита женщина, которую он хорошо знал.

— Надеюсь, на предстоящей нам работе это никак не скажется, — добавил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Кэндейс. Неожиданное сообщение Джека снова заставило вспомнить, что он не кто иной, как жалкий гребаный дилетант, и она занервничала. — При чем тут завтрашнее дело?

— Ну… э-э… она знала о нем, — выдавил Джек.

— Ты ей рассказал?!

— Ну, мы были очень близки и…

Кэндейс едва сдержалась, чтоб не наброситься на этого ублюдка с кулаками. Но вместо этого принялась терпеливо и тихо объяснять, что главное правило любой кражи сводится к тому, что о ней не должна знать ни одна живая душа. Даже матери родной и то не следует знать. Притом совершенно не важно, что именно является объектом предстоящей кражи — карандаши для слепых, стаканчик для этих карандашей или же, как в данном случае, чаша, из которой Сократ отпил, фигурально выражаясь, фатальный глоток зелья. Все это она объяснила очень спокойно и очень терпеливо, но внутри вся так и кипела и думала лишь об одном: хорошо, что прикончили эту шлюху. Одним длинным языком меньше.

— И потом, — сказал Джек, — пистолет пропал.

— Пистолет? Какой еще пистолет?

— Ну, пушка Кори. «Вальтер» «П-38».

— Но какое отно…

— Просто во всех газетах писали, что ее застрелили именно из «вальтера».

Кэндейс кивнула. О Господи Боже ты мой, думала она, как же это получилось, что я вляпалась в такое дерьмо?..

— Я сказал Мелани, что спрятал его в бачке… в туалете.

— Ты спрятал его в бачке в туалете?

— Да. Но это вовсе не означает, что ее убили именно из этого пистолета. Мало ли «вальтеров» на белом свете… Это мог быть чей угодно «вальтер».

А я могу быть царицей Шебы,[40] подумала Кэндейс.

Ее план на завтра заключался в следующем. Дождаться, когда Зейго и Гарри получат причитающееся и отвалят, потом выпить на посошок с этим мистером Лоутоном и во время выпивки ткнуть ему к носу «браунинг» и потребовать чашу. Она не предполагала, что с ним возникнут проблемы. Но дилетанты… они и есть дилетанты.

— Что ж, — сказала она, — мне, пожалуй, пора.

— Здесь целых три спальни, чтоб ты знала, — заметил Джек.

Она вскинула на него глаза.

Насмешливо и понимающе улыбнулась.

И отрицательно покачала головой.

— До завтра, — сказала она.

— Спокойной ночи, — явно разочарованный, ответил он и приподнял бокал.


Мелани с Джилл выбрали этот дом на Сейл по двум причинам.

Начать с того, что они не могли встречаться в доме Джека и Джилл на Уиспер-Кей. Джек когда-то жил там, он знал, что Джилл до сих пор там живет. Не хватало только, чтоб он застукал их там, двух своих «девочек», как он их называл, и понял, что они продолжают встречаться. Ему достаточно хотя бы раз увидеть их вдвоем, и он тут же смекнет: э-э, тут что-то неладно. Уж не собираются ли девочки стырить у него чашу? Нагреть руки на готовеньком, после того как он с таким риском выкрадет ее из музея?.. Так что пока следует держать его в неведении. До тех пор, пока сам Джек не канет в небытие.

(Они до сих пор еще не совсем освоились с мыслью, что им предстоит убить Джека, чтобы затем отобрать у него добычу. А потому на эту тему они предпочитали говорить и даже думать эвфемизмами типа: «снять с крючка», «отвязаться»… Было и более сильное выражение — «канет в небытие», но звучало оно как-то мрачновато.)

Во-вторых, им нужно место, где можно временно спрятать чашу после того, как Джек выйдет из игры — кстати, еще один эвфемизм. Сомнений нет — первое место, куда направится полиция после того, как обнаружит его тело…

Ну вот вам, пожалуйста.

Тело…

Что означает труп.

Иначе говоря, мертвец.

Но есть на свете вещи, которых все равно не избежать, верно?

В субботу вечером, первого февраля, в день торжественного открытия выставки, если, конечно, все пойдет по плану, Джек Лоутон будет «мертвецом». Возможно, в ту же ночь, ну, во всяком случае, сразу после того, как обнаружат тело, в дверь Джилл постучит полиция. И начнет задавать разные вопросы о покойном супруге. И если неким непостижимым образом полиция свяжет мистера Лоутона с ограблением, они, несомненно, перероют и перевернут в поисках украденной чаши ведь дом на Уиспер-Кей. Что может нанести существенный урон «девочкам», планирующим на следующий же день передать эту самую чашу Миклосу Панагосу и получить с оного ровнехонько два миллиона четыреста тысяч баксов.