– Чик говорит, – продолжал Инглиш, – что Морили раскололся. Что с ним теперь будет?

– Он обвиняется в попытке совершить убийство. Его нужно судить, Ник. К счастью, я привел тогда с собой нескольких репортеров. Комиссару не удастся замять это дело. И теперь Морили долгое время не причинит нам неприятностей. Он говорит, что был совершенно уверен, что на этот раз тебя прикончит. Теперь вся эта история будет оглашена. Больше не удастся умалчивать о делах Роя.

Инглиш пожал плечами, и это вызвало у него гримасу боли.

– Проклятие! Мне все еще больно, – проговорил он, принимая более удобную позу. – Что же ты хочешь, этого не избежать. Но мне теперь совершенно все безразлично, Сэм.

– Это ведь ненадолго, Ник. Когда скандал забудется, все пойдет хорошо.

Инглиш отрицательно покачал головой:

– Нет, прошлое никогда не вернется. И самое смешное в том, что мне теперь абсолютно наплевать. Я много думал, пока лежал здесь, и решил попробовать что-нибудь другое. Я уеду отсюда, Сэм. У меня есть планы.

– Ты не должен делать этого! – запротестовал Сэм с беспокойством. – Ты не можешь бросить налаженную организацию, когда столько людей зависят от тебя и зарабатывают себе на хлеб.

– О, я поставлю кого-нибудь на свое место! А тебя это интересует, Сэм?

– Ты говоришь серьезно? – удивился Крайль.

– Совершенно серьезно. Но не рассчитывай на легкую жизнь и вначале подумай хорошенько. Тебе придется бросить свою адвокатуру, но дело стоит того. Я согласен взять двадцать пять из ста дохода, а тебе оставляю остальные, если ты будешь заниматься всем этим делом.

– А ты, что будешь делать ты? Ведь в этом деле вся твоя жизнь, Ник. Не можешь же ты его вот так бросить!

– Мне хватит денег из этих двадцати пяти. Я хочу попутешествовать, повидать мир. Когда мне это надоест, я начну с нуля. Знаешь, Сэм, самое лучшее время в моей жизни было тогда, когда у меня ничего не было, когда я только начинал дело. Так что я постараюсь снова окунуться в ту атмосферу… Я ухожу, это решено…

Крайль встал.

– Ладно, я должен подумать. Правда, мне практически нечего решать. Мне нужно только уговорить Элен, и тогда я дам тебе свое согласие.

Немного позже, днем, его посетил Леон.

– Я пришел посмотреть, как твои дела, – сказал он, пожимая руку Инглишу. – Мне надо возвращаться в Чикаго. Я сегодня уезжаю. Тебе еще что-нибудь надо?

Инглиш отрицательно покачал головой.

– Нет, не думаю. Спасибо тебе за все, что ты сделал, Эд. Как только выйду из госпиталя, вышлю тебе чек. А мы неплохо справились с этим делом, не так ли?

– Неплохо. Если бы ты только видел пасти полицейских, их рожи, когда появилась Лоис с магнитофоном. Она тоже неплохо потрудилась, а?

– Еще бы! Я только не понимаю, почему она ни разу не пришла навестить меня. Все приходили, кроме нее. Что с ней такое?

Леон засмеялся.

– Ну, это уж слишком! Ты что, думаешь, что твое дело идет само по себе, пока ты тут валяешься? Ты, видно, забыл про новый спектакль сегодня вечером? Она работает по двадцать часов в сутки, чтобы все наладить. У нее даже нет времени, чтобы попудрить кончик носа!

– Да, конечно, – Инглиш нахмурился. – Но пора ей перестать работать, как рабыне.

– Я всегда говорил тебе об этом, но ты не хотел меня слушать. Ну ладно, мне надо бежать. До скорого, старина, и будь спокоен! У тебя было достаточно переживаний, тебе их хватит до конца дней!

После ухода Леона Чик смущенно спросил:

– Это правда, шеф, что вы оставляете дело?

Инглиш удивленно посмотрел на него.

– Да, у меня есть нечто более неотложное, и оно ждет меня. Дело, которое займет самое светлое время моей жизни и которому я посвящу многие годы.

Чик вытаращил глаза.

– А найдется там что-нибудь для меня?

– Не думаю, – Инглиш весело покачал головой. – Это сугубо личное. Я собираюсь жениться и уехать путешествовать.

Изумленное лицо Чика было таким комичным, что Инглиш расхохотался.