Вынул из ящика кобуру на ремне, перекинул ее через плечо, вставил в нее автоматический кольт 32-го калибра, надел шляпу и пиджак, опять закрыл окна, убрал виски, выключил свет и только взялся за ручку двери, как зазвонил телефон.

Звонок как звонок, но мне почему-то он показался зловещим. Я замер на месте, напрягся, на губах застыло подобие улыбки. За закрытыми окнами мерцали неоновые огни. Воздух совершенно неподвижен. В коридоре тишина. А в темноте надрывается телефон.

Я вернулся к столу, облокотился на него и взял трубку. Раздался щелчок, потом треск, и все смолкло. Я нажал на рычаг и застыл в темноте, перегнувшись через стол, держа аппарат одной рукой и прижимая кнопку звонка другой. Сам не знаю, чего я ждал.

Телефон зазвонил опять. Я издал горлом какой-то странный звук и приложил трубку к уху, не говоря ни слова.

Так мы и молчали, нас разделяли, быть может, многие мили, каждый из нас дышал в трубку, прислушивался, но ничего не слышал, даже дыхания.

Затем — как мне показалось, очень нескоро — я услышал далекий, еле различимый, ровный, бесстрастный голос:

— Плохи твои дела, Марло.

Потом опять щелкнуло, затрещало, я положил трубку, повернулся и вышел.

13

Я поехал на запад, в сторону Сансета. Покрутился по улицам, даже не посмотрев, следит за мной кто-нибудь или нет. Потом остановился возле аптеки и вошел в телефонную будку, находившуюся внутри. Опустил пять центов и набрал номер справочной узнать, как позвонить в Пасадену. Телефонистка сказала, сколько монет опустить.

— Дом миссис Мердок, — голос в трубке сухой и недовольный.

— Говорит Филип Марло. Я хотел бы поговорить с миссис Мердок.

— Ждите.

— Мистер Марло? — на этот раз голос тихий, но очень ясный. — Миссис Мердок сейчас отдыхает. Может быть, скажете мне, в чем дело?

— Не надо было говорить ему.

— Говорить… кому?

— Этому полоумному, в чей платок вы рыдаете.

— Как вы смеете?

— Ладно, — сказал я. — А теперь позовите миссис Мердок. По делу.

— Очень хорошо. Попробую. — Тихий, ясный голос пропал, и я приготовился долго ждать. Теперь ее придется усадить в постели, извлечь из огромной серой лапы бутылку портвейна, поднести к уху телефонную трубку. Неожиданно кто-то откашлялся. Как будто прогремел в туннеле товарный поезд.

— Миссис Мердок слушает.

— Миссис Мердок, вы могли бы опознать вещь, о которой шла речь сегодня утром? То есть отличить ее от других, точно таких же?

— Г-м, а разве другие такие есть?

— Должны быть. Десятки, сотни, насколько я понимаю. Десятки, во всяком случае. Разумеется, я не знаю, где они.

— Я неважно в этом разбираюсь, — она кашлянула. — Боюсь, не смогла бы. Кроме того, в создавшейся ситуации…

— К этому я и веду, миссис Мердок. Если вы заинтересованы в возвращении предмета, то должны установить его подлинность. Чтобы не ошибиться.

— Да. Пожалуй. А что? Вы знаете, где он?

— Морнингстар уверяет, что видел его. Говорит, что ему предлагали его купить, как вы и подозревали. Но он покупать не стал. Утверждает, что продавала не женщина. Впрочем, это ни о чем не говорит, ведь Морнингстар мог просто выдумать внешность мужчины, которого он мне подробно описал, либо изобразить какого-нибудь вполне случайного знакомого. Так что могла быть и женщина.

— Понятно. Но теперь это не имеет значения.

— Не имеет значения?

— Да. У вас еще есть ко мне вопросы?

— Всего один. Знаете ли вы молодого человека, блондина по имени Джордж Энсон Филлипс? Довольно крупный, в коричневом костюме и в темной шляпе с загнутыми полями и пестрой лентой. Так, по крайней мере, он был одет сегодня утром. Выдает себя за частного детектива.

— Нет. А почему я должна его знать?

— Понятия не имею, но каким-то образом он тут замешан. По-моему, это он пытался продать товар. Морнингстар звонил ему после моего ухода. Я притаился в соседней комнате и подслушал.

— Что-что?

— Притаился и подслушал.

— Не валяйте дурака, мистер Марло. У вас ко мне еще что-нибудь?

— Да. Я согласился заплатить Морнингстару тысячу долларов за возвращение… товара. Он сказал, что ему предлагали его за восемьсот…

— И где же вы собирались достать деньги, можно узнать?

— Я только пообещал. Этот Морнингстар — ушлый тип. Другого языка он не понимает. Кроме того, вы могли бы захотеть выкупить свою вещь. Совершенно не хочу вас уговаривать. Вы всегда можете обратиться в полицию. Но если почему-либо решите обойтись без полиции, единственный способ вернуть товар — это выкупить его.

Я бы, наверное, еще долго говорил в том же духе, не очень вникая в смысл собственных слов, не перебей она меня голосом, похожим на рев тюленя:

— Все это сейчас не имеет никакого значения, мистер Марло. Я решила прекратить дело. Мне вернули монету.

— Одну минуту, — сказал я.

Положил трубку на полку, открыл дверцу телефонной будки и высунул голову, втянув полной грудью то, чем дышат в аптеке вместо воздуха. Никто не обратил на меня внимания. Стоя за прилавком табачного отдела, аптекарь в голубом халате с кем-то разговаривал. У питьевого фонтана мальчик мыл стаканы. Две девушки в брюках играли в пинбол. Высокий, тощий субъект в черной рубашке и бледно-желтом шейном платке стоял у книжного стенда и листал журналы. На бандита вроде бы не похож.

Я захлопнул дверцу, поднял трубку и сказал:

— Простите, крыса в ногу вцепилась. Сейчас все в порядке. Значит, монета у вас? Вон что. Каким образом?

— Надеюсь, вы не очень разочарованы, — сказала она своим низким, непреклонным голосом. — Обстоятельства несколько изменились. Я еще не решила, говорить вам или нет. Заходите завтра утром. Поскольку я не собираюсь продолжать расследование, ваш аванс пойдет в счет гонорара.

— Постойте, — перебил я. — Вам действительно вернули монету? Вернули, а не просто пообещали?

— Конечно, вернули. А сейчас я устала, поэтому, если вы…

— Одну минуту, миссис Мердок. Все не так просто, как вы думаете. За это время кое-что произошло.

— Утром расскажете, — буркнула она и повесила трубку.

Я вывалился из кабины и закурил. Пальцы не слушались. Пошел к выходу. Аптекарь теперь был один. Чинил перочинным ножиком карандаш. Вид хмурый, сосредоточенный.

— Отличный у вас карандашик, — сказал я ему.

Он удивленно посмотрел на меня. Девушки в брюках удивленно посмотрели на меня. Я подошел к висевшему за прилавком зеркалу и удивленно посмотрел на себя.

Потом сел на табурет у стойки и сказал:

— Двойную порцию шотландского виски. Неразбавленного.

На меня удивленно посмотрел продавец:

— Простите, но это не бар, сэр. Можете купить бутылку в винном отделе.

— Не бар? — переспросил я. — Ну да, не бар. У меня был шок. Я немного не в себе. Дайте мне чашку кофе, только некрепкого, и бутерброд с ветчиной на черством хлебе. Хотя нет, лучше не надо. До свидания.

Я сполз со стула и тихо пошел к двери. Так тихо, как сыплется с горы тонна угля. Человек в черной рубашке и желтом шейном платке насмешливо смотрел на меня из-за номера «Нью-Рипаблик».

— Чем пялиться в эту газетенку, почитал бы лучше что-нибудь стоящее: про любовь или убийства, — посоветовал я ему из лучших побуждений.

И вышел. Кто-то у меня за спиной заметил:

— В Голливуде таких полно.

14

Поднялся ветер, сухой и порывистый. Он играл верхушками деревьев, отчего дуговые фонари в переулке отбрасывали тени, похожие на ползущую лаву. Я развернулся и опять поехал на восток.

Ломбард находился в Санта-Монике, недалеко от Уилкокса, — тихое, старомодное заведение, немало повидавшее на своем веку. На витрине выставлено все, что только можно себе вообразить: от комплекта искусственных мушек для ловли форели в тонкой деревянной коробке до портативного органа; от складной детской коляски до студийной фотокамеры с четырехдюймовым объективом; от перламутрового лорнета в потертом плюшевом футляре до однозарядного старого кольта 44-го калибра, из тех, какими до сих пор пользуются в Калифорнии блюстители порядка, обучавшиеся у своих дедов, как взводить курок и стрелять.

Когда я вошел, у меня над головой звякнул колокольчик, кто-то внутри зашаркал и высморкался, послышались шаги. За прилавком появился старый еврей в высокой черной ермолке, он улыбался мне из-под спущенных на нос очков.

Я вытащил кисет, вынул из него дублон Брешера и положил монету на прилавок. Стоя у окна из прозрачного стекла, я чувствовал себя раздетым. Обшитых деревом кабинок с резными плевательницами и самозапирающимися дверьми здесь не было.

Еврей взял монету и взвесил ее на ладони.

— Золотая? — подмигнув, сказал он. — Золотишко припрятали, а?

— Двадцать пять долларов, — сказал я. — Жена и детки голодают.

— Какой кошмар. Золото, по весу чувствую, что золото. Золото или, может, платина. — Привычным движением бросил монету на маленькие весы. — Золото, — определил он. — Значит хотите за нее десять долларов?

— Двадцать пять.

— И что я буду с ней делать за двадцать пять долларов? Продавать, что ли? В ней золота хорошо если на пятнадцать долларов. О’кэй, пятнадцать долларов.

— У вас сейф надежный?

— Послушайте, мистер, лучше сейфов, чем у меня, вам не найти. Можете не беспокоиться. Так, значит, пятнадцать долларов, да?

— Выписывайте квитанцию.

Писал он старательно, высунув язык. Я дал ему свое настоящее имя и адрес: Голливуд, Норт-Бристол-авеню, Бристол-апартментс 1634.

— Жить в таком районе и занимать пятнадцать долларов… — печально сказал еврей, оторвал мне половину квитанции и отсчитал деньги.