— У нее опять может быть… приступ, — возразила она, старательно пряча глаза.

— Что ж, пусть лучше у нее будет приступ сейчас, пока вы здесь. Пойдите на кухню и пропустите стаканчик.

— Я не пью на работе, — холодно сказала медсестра — Кроме того, от меня будет пахнуть спиртным.

— В данный момент вы работаете на меня. А я требую, чтобы мои подчиненные время от времени выпивали. И потом, если за хорошим обедом вы позволите себе рюмку другую, от вас никогда не будет пахнуть спиртным.

Она прыснула и вышла из комнаты. Мерл слушала нас с некоторой досадой, как будто во время очень серьезной пьесы разыгрывается легкомысленная интермедия.

— Я хочу вам все рассказать, — заговорила она срывающимся голосом. — Я…

Я перегнулся на кровати и накрыл ее стиснутые руки своей громадной лапой:

— Бросьте. И так знаю. Марло все знает — кроме того, как устроиться в жизни. Не в деньгах счастье. Сейчас спите, а завтра отвезу вас в Вичиту — к родителям. За счет миссис Мердок.

— Как это благородно с ее стороны! — воскликнула Мерл. Глаза широко раскрылись и заблестели. — Впрочем, она всегда удивительно ко мне относилась.

Я поднялся с кровати.

— Она вообще удивительная женщина, — сказал я, усмехнувшись. — Каких мало. Сейчас поеду к ней, и мы чудесно проведем время за чашечкой чая. А если вы сейчас же не заснете, я не разрешу вам больше признаваться в убийствах, так и знайте.

— Вы ужасный человек, — сказала она. — Не люблю вас. — Отвернулась, спрятала руки под одеяло и закрыла глаза.

Я направился к двери. Перед тем как выйти, обернулся и мельком взглянул на нее. Смотрит на меня, приоткрыв один глаз. Я нахмурился, и глаз тут же закрылся.

Вернулся в гостиную, метнул грозный взгляд на мисс Лимингтон и вышел с чемоданом в руке.

Поехал на бульвар Санта-Моника. Ломбард еще был открыт. Старый еврей в высокой черной ермолке явно удивился, что я смог так скоро выкупить из заклада монету. Я заверил его, что в Голливуде и не такое бывает.

Он достал из сейфа конверт, вскрыл его, взял у меня деньги и закладную квитанцию и выложил из конверта на ладонь блестящую золотую монету.

— С такой монеткой жаль расставаться, — сказал он. — Какая работа, нет, вы подумайте, какая работа!

— На двадцать долларов потянут, — сказал я. Он пожал плечами, я спрятал монету в карман и пожелал ему спокойной ночи.

32

На лужайке перед домом раскинулась белая простыня лунного света, и только под кедром трава отливала черным бархатом. В двух нижних окнах и одном наверху горел свет. Я поднялся по неровным ступенькам и позвонил в звонок.

На негритенка даже не взглянул. Не стал трепать его по голове. Шутка приелась.

Дверь открыла неизвестная мне женщина с красным лицом и белыми волосами.

— Филип Марло. Хотел бы повидать миссис Мердок. Миссис Элизабет Брайт Мердок.

Смутилась:

— Боюсь, миссис Мердок уже спит. Вы вряд ли сможете повидать ее.

— Но сейчас всего девять часов.

— Миссис Мердок рано ложится. — Стала закрывать дверь.

Пожалев славную старушку, я не стал ломиться в дом. Просто облокотился на дверь.

— Я по поводу мисс Дэвис. Это важно. Не могли бы вы передать ей?

— Попробую.

Я отступил и дал ей закрыть дверь.

Неподалеку где-то в темноте пела колибри. По улице на большой скорости пронеслась машина и, завизжав тормозами, скрылась за поворотом. До меня донеслись, точно рассыпавшиеся от быстрой езды, отголоски женского смеха.

Через некоторое время дверь открылась, и женщина сказала:

— Можете войти.

Я последовал за ней через пустую гостиную. Едва освещая противоположную стену, тускло светилась лампа. Очень тихо и душно. Мы дошли до конца коридора и по лестнице с резными перилами и балюстрадой наверху поднялись на второй этаж. Опять двинулись по коридору и подошли к открытой двери в заднюю комнату.

Я вошел, дверь за мной закрылась. Комната большая, много ситца, голубые с серебром обои, низкий диван, синий. Ковер, приоткрытая балконная дверь. Над балконом навес.

Миссис Мердок сидела у карточного столика в мягком кресле с высокой спинкой. Стеганный халат, волосы немного растрепаны. Раскладывает пасьянс. Колода в левой руке. Выложила одну карту на стол, взялась за другую и только тогда посмотрела на меня.

— Слушаю вас, — сказала она наконец.

Я подошел и взглянул на пасьянс. «Кэнфилд».

— Мерл у меня дома. Она свихнулась.

— Как вас прикажете понимать, мистер Марло? — спросила, не поднимая головы, старуха.

Взяла еще одну карту, а потом сразу две.

— Раньше это называлось душевной болезнью, — пояснил я. — Кстати, вы не ловите себя на том, что жульничаете, когда раскладываете пасьянс?

— Жульничать неинтересно, — буркнула она. — Впрочем, в любом случае интересного мало. Что с Мерл? Она еще никогда так надолго не отлучалась. Я уже начала волноваться.

Я взял скамеечку и сел напротив нее. Слишком низко. Встал, придвинул стул и опять сел.

— Можете не волноваться. Я вызвал доктора и медсестру. Сейчас она спит. Она была у Венниера.

Старуха отложила колоду, сложила большие серые пальцы на краю стола и хищно уставилась на меня:

— Мистер Марло, давайте говорить начистоту. Прежде всего, мне не надо было нанимать вас. Но мне не нравилось, что эта ушлая тварь Линда водит меня за нос, как девчонку. Лучше бы и вообще не подымала шума. Гораздо легче перенести пропажу дублона, чем иметь дело с вами. Даже если бы мне не вернули монету.

— Но ее же вернули.

Старуха кивнула. И снова принялась поедать меня глазами.

— Да, вернули. Сами слышали как.

— Слышал, но не поверил.

— Я тоже не поверила, — спокойно сказала она. — Мой сын по глупости взял вину на себя. Ребенок, одно слово.

— Вы вообще обладаете удивительной способностью окружать себя детьми.

Она опять углубилась в пасьянс и покрыла красный валет черной десяткой, взяв обе карты из выложенных на столе. Потом повернулась и взяла со стоявшего рядом небольшого массивного стола бокал с портвейном. Сделала глоток, поставила бокал и смерила меня пристальным, суровым взглядом.

— У меня такое чувство, мистер Марло, что вы ищите ссоры.

Я покачал головой:

— Отнюдь. Только правды. Я не так уж плохо на вас поработал, миссис Мердок. Монету вы получили. Полицию — пока что — я от вас отвел. Разводом, правда, я не занимался, зато нашел Линду — ваш сын прекрасно знал, где она была все это время. Линда не против развода. Она убеждена, что брак с Мердоком был ошибкой. Впрочем, если вы считаете, что я не заслуживаю…

Она презрительно фыркнула и открыла еще одну карту. Выложила в верхний ряд бубновый туз.

— Черт возьми! Трефового туза теперь уже не достать!

— А вы его подложите. Незаметно для самой себя.

— Чем давать советы, — очень спокойно проговорила она, — вы бы лучше рассказали мне про Мерл. И нечего злорадствовать, если проникли в семейные тайны.

— Я и не думаю злорадствовать. Сегодня днем вы послали Мерл отнести Венниеру пятьсот долларов.

— Допустим. — Опять наполнила бокал и, пристально смотря на меня сквозь стекло, отпила из него.

— Когда он потребовал деньги?

— Вчера. Но я смогла взять их из банка только сегодня. А что случилось?

— Венниер шантажирует вас уже почти восемь лет, не правда ли? В связи с тем, что произошло 26 апреля 1933 года.

В ее глазах мелькнула тревога, но где-то очень глубоко, на самом дне, как будто уже давно пряталась там и выглянула всего на мгновение.

— Кое-что сообщила мне Мерл, — продолжал я. — Ваш сын рассказал, как умер его отец. Сегодня утром я просмотрел старые газеты. Случайная смерть. На улице, под окнами его конторы, произошел несчастный случай, и многие жители дома высунулись посмотреть, что произошло. Он просто высунулся дальше, чем следовало. Поговаривали о самоубийстве, ведь он разорился, но был застрахован на пятьдесят тысяч, которые в случае его смерти получили бы родные. Следователь, по счастью, не придавал этому обстоятельству никакого значения.

— И что же? — Голос холодный, жесткий. Не срывается. Но хрипит. Холодный, жесткий, абсолютно спокойный голос.

— Мерл была секретаршей Хораса Брайта. Еще совсем девочка, со странностями, излишне застенчивая, детский склад ума, впечатлительна, не испорчена — словом, понятно. Вероятно, как-то раз, выпив лишнего, он стал к ней приставать, чем напугал до полусмерти.

— Да? — Короткое слово, сказанное сухим, жестким голосом, прозвучало как выстрел.

— Она затаилась, в голове стали появляться самые мрачные мысли. Когда случай представился, она его не упустила. Подкралась к Брайту, когда тот высунулся из окна. Надеюсь, понятно?

— Выражайтесь яснее, мистер Марло. Говорите прямо.

— Господи, куда уж яснее! Она вытолкнула своего хозяина из окна. Убила, попросту говоря. Убила и осталась на свободе. С вашей помощью.

Она посмотрела на левую руку, в которой стиснула колоду карт. Кивнула. Подбородок запрыгал.

— У Венниера были улики? — спросил я. — Или он, случайно увидел, что произошло, припугнул вас и вы стали платить ему, потому что не хотели огласки — и еще потому, что очень привязались к Мерл?

Прежде чем ответить, она открыла еще одну карту. Непоколебима, как скала.

— Он говорил о какой-то фотографии. Но я ему никогда не верила. То, что произошло, он сфотографировать не мог. А если бы и сфотографировал, то показал бы карточку мне — рано или поздно.

— Нет, я с вами не согласен. Если только в этот момент у него в руках не оказался фотоаппарат, которым он хотел снять происходившее на улице, снимок мог бы получиться очень удачным. Но, думаю, он просто не решался показать его вам. Ведь человек вы довольно жесткий. Возможно, он боялся, как бы вы с ним за это не рассчитались. Так по крайней мере могло казаться этому проходимцу. И сколько всего вы ему заплатили?