— Уж лучше удостоверимся сразу, Фокс, — сказал он, хлопотливо открывая чемоданчик.

Там у Аллейна был пульверизатор и пузырек с жидким шеллаком. Он опрыскал след от подошвы шеллаком и подождал, пока тот застынет. Фокс сосредоточенно готовил раствор гипса. Гипс также был извлечен из волшебного чемоданчика Аллейна. Наконец детективы получили гипсовый отпечаток подошвы.

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — бодро заключил Аллейн в завершение этой мудреной процедуры. — Ну что ж, теперь пошли дальше, дружище Фокс!

Поднявшись вверх по склону, очень скоро они завидели вдалеке Кьюбитта, который дергался с кистью у своего мольберта.

— М-да, какая величественная картина! — воскликнул Аллейн. — А вот он нас заметил! Какое инстинктивно презрительное движение! Ну что ж, Фокс, не станем смущаться. В конце концов, большие художники имеют право недолюбливать полицию… А моя жена, к примеру, в восторге от работ мистера Кьюбитта, если я правильно помню, кем она восхищалась последний раз…

Взобравшись по склону еще на пару десятков ярдов, сыщики оказались на притоптанной площадочке, усеянной обрывками окрашенной бумаги.

— Ага, здесь мисс Даррах пыталась рисовать акварелью, — отметил Аллейн. — Интересно, было ли это именно в ту пятницу? Впрочем, отсюда вы, Фокс, никак не увидите места, где происходило свидание… Однако голоса могли быть слышны, правда?

— Ну, если говорить не шепотом…

— Точнее, если ссориться. Ну что ж, поднимемся еще выше…

Пока они приближались к паре художник — модель, Кьюбитт не обращал на незваных гостей ни малейшего внимания, но Периш, напротив, сразу же заметил их и уже не отрывал взгляда… Тем не менее первым их окликнул Кьюбитт:

— Надеюсь, вы не собираетесь устроить здесь допрос?! Извините, но я сейчас занят!

— Хорошо, — отвечал Аллейн, — мы подождем!

Аллейн прилег на большой валун, Фокс тоже попытался как-то пристроить свое грузное тело в утесах. Внизу о Комбскую Скалу разбивался прибой, над седыми волнами отрывисто вскрикивали буревестники, кружа на границе между солнечным светом и сырой тенью, отбрасываемой скалой…

— Вам как поэту, Фокс, это должно понравиться! — заметил Аллейн. — Тысячи раз эти волны приходили сюда и разбивались об эти скалы, и так же отчаянно кричали птицы, и так же светило солнце во времена, когда… Впрочем, теперь не до поэзии, надо заниматься этим чертовым тягомотным расследованием, а меня что-то в сладкий сон потянуло… Нет, от такой высоты мне определенно не по себе…

— Похоже, сюда идет мистер Кьюбитт, — мрачно сообщил Фокс, которому вся эта волынка надоела отнюдь не меньше, но который не обладал достаточно удачно подвешенным языком для столь изящного оплевывания тягот своей профессии.

Аллейн повернулся набок и увидел широкий силуэт Кьюбитта на фоне синего неба.

— Мы решили сделать перерыв, — сообщил художник. — Простите, что заставил вас ждать.

— Наоборот, это вы нас должны извинить за беспокойство, — учтиво возразил Аллейн, вставая с валуна. — Я прекрасно представляю, как бесит живописцев, когда им распугивают муз.

Кьюбитт опустился на траву рядом с Аллейном.

— Я, видите ли, пытаюсь все время писать по влажной краске. Такую я выбрал технику. И приходится наносить краски согласованно, понимаете?

— Боже мой! — воскликнул Аллейн. — И такое огромное пространство вы успеваете покрыть красками за три часа?

— Нет. Я достал особые краски, они сохнут двое суток. Но все равно, конечно, требуются некоторые усилия.

— Ну еще бы, на такую громадную картину…

На гребне холма показался Периш.

— Эй, разве вы не хотите взглянуть на полуфабрикат моего портрета?! — крикнул он.

Кьюбитт искоса посмотрел на Аллейна.

— Если хотите, пожалуйста, — предложил он.

— Да, очень хочу.

Они стали взбираться вверх, к мольберту.

На холсте фигура Периша темнела на фоне условного неба. Написанный в стиле примитивизма, тем не менее портрет вовсе не казался простым. Кьюбитт писал очень густо, точными и резкими мазками, грубо и зримо ложащимися на холст.

— Великолепно, — выдохнул Аллейн.

— Вам нравится? — склонив голову набок, переспросил Периш, а Кьюбитт вдруг поинтересовался:

— А вы сами не занимаетесь живописью, инспектор?

— Я — нет. А вот моя жена занимается.

— И что же, она выставляется?

— Да, — подтвердил Аллейн. — Ее зовут Трой. Агата Трой.

— Ох ты господи! — воскликнул Кьюбитт. — Извините, не сразу вспомнил. Конечно, я видел ее работы.

— Ну и как они вам? — брякнул Аллейн.

— Лично мне они кажутся восхитительными, — заметил Кьюбитт обтекаемо.

— А вот скажите, Аллейн, я похож на себя на этом портрете? — спросил Периш. — Мне кажется, Норману не совсем удалось выражение глаз… Во всяком случае, по сравнению с моими фотографиями… Не то чтобы портрет мне не нравился, нет. Он чудесен. Но вот глаза…

— Себ, — оборвал приятеля Кьюбитт, — представь себе, что я просто делаю дружеский шарж — тебя устроит такое толкование портрета?

— Ладно-ладно, я ведь ничего плохого не хотел сказать, только вот насчет глаз…

— И долго вы уже работаете над этой вещью? — полюбопытствовал Аллейн.

— Шестой день. Я успел поработать два первых утра до того ужасного происшествия, но потом… Потом пришлось сделать перерыв. Не в том мы были настроении — оба.

— Скажите, а не проходил ли случаем поблизости мистер Уочмен? Пока вы рисовали?

Шпатель, которым Кьюбитт наносил голубую краску на палитру, вывалился у него из рук. У Периша отвисла челюсть. Друзья быстро переглянулись…

— Что вы имеете в виду? Призрак? — осторожно спросил художник. — Ведь он успел пробыть здесь всего один день… Он умер на следующий же вечер!

— Это была пятница. Вы работали тут в пятницу утром?

— Да.

— Так Уочмен был с вами или нет?

— Да нет же! — быстро ответил Кьюбитт. — Он еще валялся в постели, когда мы вышли на пленэр.

— А вы не заметили, как он возвращался домой?

— По-моему, нет, — пожал Периш плечами.

— Вот тут, неподалеку, на небольшой пологой площадочке, чуть ниже по склону? — настаивал Аллейн.

— Нет! — отрезал Кьюбитт чуть громче, чем следовало. — Мы его не видели. А в чем дело?

— Он тут успел побывать, — невозмутимо сообщил Аллейн.

— Ну и ладно, — отмахнулся Кьюбитт. — Вы не против, если я продолжу с картиной? А то, понимаете ли, солнце не стоит на одном месте весь день…

— Конечно-конечно, — кивнул Аллейн.

Периш снова принял живописную позу. Кьюбитт, поглядывая на него, стал смешивать краски на палитре.

— Плохо дело, — буркнул он. — Мы все-таки упустили солнце. Тени лежат уже не так.

— Но ведь еще нет десяти? — удивился Периш.

— Ничем не могу помочь! — усмехнулся Кьюбитт и стал складывать свои инструменты.

— Мы, наверное, вам здорово осточертели? — спросил Аллейн. — Извините…

— Вы бы лучше обратились к скромной мисс Даррах, — заметил Периш. — Она тут обосновалась в десятке ярдов за Норманом и тютелька в тютельку повторяла всякое движение его кисти…

— Ну уж зачем на нее наговаривать, Себ? Она ведь пишет гораздо лучше меня! — с сардонической усмешкой заметил Кьюбитт.

— Не язви. Во всяком случае, портреты ее братьев Теренса и Брайана удались у нее отлично, да и несчастный кузен Брайони — тоже…

— Как? — ахнул Аллейн.

— Ну, у нее был кузен, лорд, которого за что-то засудили там.

— Так лорд Брайони — ее кузен? — ошеломленно переспросил Аллейн.

— Ну, так получается… А вы что, помните этот процесс?

— Смутно, — пробормотал Аллейн. — Очень смутно. А была ли мисс Даррах где-нибудь здесь поблизости в ту пятницу?

— Да, вон где-то там, — указал Периш. — У вас за спиной. Она здесь торчала часами. Потом, уже под вечер, она появилась в баре, промокшая до нитки, и выглядела как Страх Господень.

— Ну да, рвения у нее хоть отбавляй, — проворчал Аллейн. — Ну что ж, не смеем вас более отвлекать, джентльмены. Мы собирались на ферму Кэри Эдж…

Что-то в быстром взгляде Кьюбитта напомнило Аллейну Билла Помроя…

— А, вы решили заглянуть к благовоспитанной Дессиме? Боюсь, вы повздорите с грозным Биллом Помроем… — засмеялся Периш.

— Бога ради, Себ, перестань резвиться, — мрачновато оборвал его Кьюбитт. — А если серьезно, мистер Аллейн, то по субботам мисс Мур обычно не бывает дома в первой половине дня.

— Да, Билл Помрой уже изложил нам ее субботний распорядок, — усмехнулся Аллейн. — Но мы решили подкараулить мисс Мур по дороге. Пожелайте нам удачи! Пойдемте, Фокс…

* * *

Уже подходя к вершине холма, они обнаружили поросшую жесткой травой тропинку, которая вела в сторону от моря, в низины за холмом.

— Думаю, по ней мы как раз и доберемся до места, — предположил Аллейн. — Но мне сдается, дружище Фокс, что наши уважаемые джентльмены соврали нам насчет того, что не видели Уочмена в кустах.

— Я тоже так подумал, сэр. Я не я, дескать, и лошадь не моя…

— Да. Из Кьюбитта не вышло хорошего лгуна. Зато он хороший художник, черт его дери. Надо будет поспрошать мою супругу о нем…

Аллейн остановился и стал ковырять землю тросточкой.

— А что за ерунда там случилась с этим лордом Брайони? — спросил он.

— Он был замешан в деле Монтегю Трингла, сэр.

— Ну, это я знаю. Он получил полгода тюрьмы. Я понимаю, что он был всего лишь слепым орудием этого Трингла. Знаете что, Фокс?

— Что, сэр?

— А ведь Люк Уочмен защищал в суде как раз этого Брайони. Ей-богу, так и было.

— Что-то не припомню.

— Нет уж, вы попробуйте вспомнить. В любом случае, Братец Лис, нам надо будет внимательно изучить тот процесс. Ведь Уочмен защищал Брайони, а Брайони — кузен мисс Даррах. Все это странно. Очень странно!