– О, я говорил ей, что не буду служить в полиции всю жизнь.

– Вы собирались уйти в отставку?

– Ничего определенного. Просто не хочу оставаться тут двадцать лет. Как делают некоторые.

– Вы презираете полицию? Работа вам не нравится?

– Конечно, нравится. – «Что еще можно сказать?» – подумал Кларенс. Он понимал, что Морисси никогда и не считал его типичным копом, одним из рабов своей профессии. – Мне хорошо в полиции, все нормально.

Морисси перевел взгляд с Кларенса на часы:

– Поговорим о Эдуарде Рейнолдсе. Он, должно быть, тоже ненавидел этого человека.

Кларенс предпочел промолчать. Детектив встал, собираясь уходить.

– Он не стал бы нанимать человека, чтобы избить Роважински, как вы думаете?

– Конечно нет, – ответил Кларенс.

– Похоже, вы в этом на сто процентов уверены.

– Нет, это просто мое мнение.

Морисси кивнул:

– Итак... благодарю вас. Еще встретимся. – Все так же улыбаясь, он надел пальто.

Он ушел. Ни слова о свидетелях. Кларенс почувствовал облегчение.

Он позвонил Мэрилин. Она была дома. Он не хотел говорить ей о Морисси, хотя все сошло удачно. Он спросил:

– Не хочешь вечерком пообедать со мной, прежде чем я пойду к восьми на дежурство?

– Нет, Клар.

– Почему нет? У тебя работа?

– Мне все это не нравится. Вот почему.

Голос ее звучал напряженно, Кларенс подумал, что она не одна, но не захотел спрашивать.

– И я тоже?

– Да, пожалуй.

Кларенс трепетал, пытаясь найти нужные слова. Не мог же он сказать глупость типа: «Но ведь ты же переживаешь из-за меня?» Наконец он решился спросить:

– Когда я увижу тебя? Назначь мне встречу, дорогая.

– Не знаю. Я хочу, чтобы ты ни на что не рассчитывал.

– О, Мэрилин...

– Что происходит? Что-нибудь случилось?

– Ничего, дорогая. – Именно так он и думал. Он не волновался. – Ничего плохого не случится.

Но она не захотела встречаться с ним и сказала, что все выходные будет работать.

Кларенс побывал в тот день в Колумбийском и Нью-йоркском университетах, чтобы узнать о курсах менеджмента. Нью-йоркский университет брал меньше и находился ближе. В Нью-йоркском он мог также записаться сразу на два потока, во второй половине дня, которые чередовались, в то время как в Колумбийском занятия шли и утром, и днем, иногда подряд. Но все это трудно совмещалось с расписанием дежурств в полиции. Сложно где-то учиться, оставаясь в полиции, потому что график менялся каждые три недели. Сегодня вечером и завтра Кларенс еще дежурил с восьми вечера до четырех утра, а в понедельник 9 ноября – уже с полудня до восьми вечера. Если он уйдет из полиции после Рождества, то сможет начать учиться в январе. Он решил, что так и сделает.

Он хотел попытаться еще раз поговорить с Мэрилин и не отважился. Ее решительность удивляла Кларенса. До него наконец дошло, каким мерзким выглядел его поступок в глазах других людей. Ужасно лишить человека жизни, убить его, ударив револьвером по голове, пусть даже жертва – тот, кто причинял боль другим, для кого закон предусмотрел слишком слабое наказание. По закону Роважински оставался свободным человеком. Сам Кларенс в тот момент тоже был просто человеком, не солдатом и даже не полицейским при исполнении служебных обязанностей. Никто не приказывал ему убивать Роважински. Мысли Кларенса путались. Он нервничал и тосковал. В пятницу он дважды уронил револьвер, и тот падал на пол с громким металлическим звуком. Девушка, жившая в квартире под ним, очень хорошенькая манекенщица, жизнь которой протекала по странному расписанию, сказала ему, когда они встретились в вестибюле:

– Вы что падаете, занимаетесь каратэ?

Кларенс смущенно улыбнулся:

– Я кое-что уронил.

– Не револьвер, надеюсь.

– Боюсь, что вы правы.

– Крепче его держите. Нью-Йорк рассчитывает на вас.

* * *

В субботу утром Кларенс проснулся с тяжелой головой, после серии неприятных сновидений. В одном из снов он был калекой, гораздо более беспомощным, чем Роважински, окружающие чурались его и старались держаться подальше. Кларенс понял, что ему хочется рассказать Эдуарду Рейнолдсу о Роважински. Мистер Рейнолдс не станет презирать его за это, подумал Кларенс. Мистер Рейнолдс поймет.

Было 10.20 утра, и супруги Рейнолдс, должно быть, дома. Когда Кларенс набрал номер их телефона, автоответчик сообщил, что их номер изменился. Кларенс добыл новый номер, набрал его, и ему ответил мистер Рейнолдс.

– Здравствуйте. Это Кларенс Духамель. Вы переехали?

– Да, – весело ответил Эд. – Мы теперь живем на Девятой улице Восточного округа.

– Мне очень хотелось бы увидеться с вами... Сегодня, если можно. У вас найдется свободное время? Минут пятнадцать?

– Мы сейчас собираемся завтракать. В три часа вас устроит?

– Прекрасно. Можно встретиться с вами где-нибудь? Если вы живете на Девятой, тогда в отеле на Пятой авеню...

Эд согласился.

Кларенс пришел туда первым, а Эд появился в начале четвертого, без шляпы, в одном плаще. Перед входом выбросил сигарету. Он улыбался.

– Здравствуйте, Кларенс. – Эд сел и заказал у подошедшего официанта иностранного пива. Кларенс попросил того же. – От пива толстеешь, а скотч слишком крепок, – заметил Эд. – Нужно строить больше кафе. Итак, что случилось? Мэрилин?

– Нет. Ну, в какой-то степени да. – Кларенс говорил тихо.

Ближе всех к ним сидел человек у стойки – в десяти футах. Бар был фешенебельный, без всяких музыкальных автоматов, поэтому в нем было тихо.

Они молчали, пока не принесли их заказ.

– Это о Роважински, – сказал Кларенс.

– Ты убил его? – спросил Эд.

Кларенсу показалось, будто Эд схватил его сердце и выбросил в пустоту.

– Вы догадывались об этом?

– На самом деле нет. Я просто... высказал предположение. – Эд угостил Кларенса сигаретой, взял себе и прикурил обе от своей зажигалки.

Итак, это дело рук Кларенса. Они с Гретой обсуждали такой вариант. «О нет, – сказала Грета, – Кларенс не жесток». Эду сразу не удалось осознать сказанное. Теперь Кларенса подозревают, подумал он. Наверное, уже предъявили обвинение. А может быть, еще нет, а то он сидел бы теперь за решеткой. Почему Кларенс рассказал ему? Чего он хочет? Эд заговорил, тщательно следя за тем, чтобы голос его звучал более-менее спокойно:

– Как ты решился на это?

– Ну... в тот вечер, во вторник... я зашел навестить Мэрилин на Макдугал-стрит. Ушел от нее около половины одиннадцатого и увидел Роважински... он заворачивал за угол на Бликер-стрит. Поляк заметил меня и поспешил скрыться. Тогда я погнался за ним. Подумал, что он неспроста слоняется вокруг, наверняка что-то вынюхивает. Он нырнул в парадное на Бэрроу-стрит, а я следом за ним... в парадное, я имею в виду, и ударил его револьвером. У меня был с собой револьвер. В общем, я бросился на него. Я почти не помню, как все случилось. Дело не в том, что я пытаюсь оправдаться, вовсе нет. – Кларенс огляделся, но никто не следил за ними. – Я чувствовал, что должен рассказать вам об этом, мистер Рейнолдс.

Эд рассеянно произнес:

– Можешь называть меня Эдом. – Он был поражен услышанным, это был какой-то бред. – А теперь тебя подозревают? Или как?

– Нет. То есть да... меня допрашивают. Мэрилин сказала полиции, что я провел ночь у нее. Она сказала так не по моей просьбе, еще до того, как я ей все рассказал. – Кларенс говорил тихо и торопливо. – Мне плохо, потому что я сделал это. Совсем потерял голову. Мне хотелось рассказать вам, хотя я понимаю, что вас это не касается, мистер Рейнолдс... Эд.

«И чего же ты ждешь от меня?» – подумал Эд.

– Мэрилин знала обо всем с самого начала?

– Полагаю, подозревала, да. Она тоже ненавидела этого человека. Но дело не в этом. Просто полиция не хотела ничего с ним делать. Кажется, что это чушь, ведь... – Кларенс старался говорить тихо. – Я не смог бы убить человека только потому, что он мне не нравится. Но я ненавидел его, и я потерял рассудок. – Он посмотрел в спокойные темные глаза Эда и тут же отвел взгляд, потому что не знал, что думает о нем Эд. Кларенс уперся каблуками в пол. У него дрожали ноги.

Кларенс кончит тем, что так же расскажет все в полиции, подумал Эд. Может быть, через несколько дней. А может быть, через несколько часов. Эд хотел спросить Кларенса, намерен ли он сознаться.

– Тебя видели в Виллидж? Заметили тебя на Бэрроу-стрит?

– Не думаю.

– Ты потом вернулся обратно, к Мэрилин?

– Нет, к себе. Девятнадцатая улица Восточного округа.

Молчание.

– Что Мэрилин? Намерена защищать тебя?

– Кажется. – Кларенс улыбнулся и первый раз отпил пива. – Она так ненавидит полицию... и их допросы. Единственный способ отвязаться от них – повторять, что я провел ночь с ней и больше она ничего не знает. Конечно, не исключено, что она захочет избавиться и от меня.

– Вот как? Ты действительно так думаешь?

– Не знаю... этого я не знаю. Сейчас она просто не хочет меня видеть.

Так это была просто исповедь, подумал Эд. Кларенс хотел заручиться поддержкой человека, который тоже ненавидел Роважински.

– Против тебя есть улики?

– Только... мотивы. Никто не говорил об улике. Меня допрашивали.

– И насколько тщательно допрашивали?

– Могли бы и тщательнее. Пока что они, похоже, верят мне... и Мэрилин. Мне не хочется признаваться. Очень не хочется.

В голубых глазах Кларенса Эд увидел упрямую твердость.

– Что же, я не пошлю цветов на его похороны. Спасибо, что рассказал, Кларенс. – Эд усмехнулся собственным словам, показавшимся ему безумными. – Ко мне на этой неделе приходил детектив. Морисси, кажется, его имя.

– Да, он говорил мне. К вам домой или в офис?

– Домой. Он спрашивал, нет ли у меня каких-нибудь соображений насчет того, кто это сделал. Я сказал – нет... совершенно честно. Он расспрашивал о тебе и о пятистах долларах. Я сказал, что почти незнаком с тобой и что ты пытался помочь мне, когда украли Лизу.