Мэрилин, похоже, все это не очень интересовало, она почти не смотрела на Кларенса, как будто находила более достойным внимания убранство ресторана, столик напротив и так далее.

Когда они подошли к ее двери, она сказала:

– Клар, тебе лучше поехать сегодня вечером домой. У меня что-то нет настроения.

Ему хотелось остаться с ней, просто спать в одной постели. Квартира Мэрилин была для него больше домом, чем его собственная, он чувствовал себя здесь в безопасности, несмотря на Манзони. Но он не хотел просить.

– Извини, что я не позвонил тебе сегодня. Можно мне... Завтра я выхожу на дежурство в восемь вечера. Давай пойдем на ленч куда-нибудь? В русскую чайную?

Мэрилин правилось, как там готовят.

– Завтра я встречаюсь с Эвелин, и мы шляемся по магазинам. А в три часа собираемся в кино.

Итак, его гонят. Он не хотел напрашиваться с ними в кино, ведь она идет с Эвелин. Кларенс двинулся по Пятой авеню в сторону Девятнадцатой улицы. Было уже за полночь. В следующий раз, увидев Манзони, он обязательно переговорит с ним, решил Кларенс. Что Манзони имеет против него? Ему терять нечего. С другой стороны, Кларенс не хотел впутывать Мэрилин. Теперь Манзони, если захочет, легко узнает ее имя: рыжеволосая девушка, живет по такому-то адресу. Достаточно спросить владельца гастронома за углом или продавца в магазине «Кофе-чай» на первом этаже. Кларенс здоровался с этим белокурым кудрявым парнем, когда проходил мимо магазина, потому что тот часто стоял в дверях.

Не скажут ли они Мэрилин в следующий раз, подумал Кларенс: «Какой-то тип спрашивал, не знаю ли я вашего имени, Мэрилин. Вам, наверное, лучше знать об этом». Она, наверное, сразу заподозрит, что этот человек – коп или как-то связан с полицией.

Кларенс обнаружил, что стоит посреди своей комнаты, включив верхний свет. Словно лунатик, он даже не помнил, как открыл дверь своим ключом. Переодевшись в легкие брюки и старенькую рубашку, он принялся за уборку. Сначала вытер пыль, потом протер все влажной тряпкой. Взбил подушки, сменил наволочки: на то, чтобы менять простыни, его уже не хватило. На ванне остался серый налет от копоти, проникавшей сквозь щели закрытого окна с матовыми стеклами. Кларенс включил душ, смыл копоть, потом почистил ванну. Проклятый поляк! Он не достоин ходить по земле, ибо оставляет после себя только следы горя и лжи. Сейчас добился от правительства компенсации, потом получит пенсию по старости. Как сделать, ломал голову Кларенс, чтобы Роважински получил по заслугам? Нужно заняться этим завтра.

Зазвонил телефон, Кларенс бросился к нему, надеясь, что это Мэрилин. Может, попросит его прийти на Макдугал.

– Клар? – услышал он голос девушки. – Я просто хотела узнать, добрался ли ты до дома... Извини, я была такой дрянью... Да, я в постели.

Она не попросила его прийти, но Кларенс улыбнулся, когда повесил трубку. Мэрилин тревожилась о нем. Он не был ей безразличен. Возможно, она даже любит его.

Глава 11

Кларенс проспал до десяти. Он спустился в бакалейный магазин на Второй авеню, чтобы купить кое-что из еды, и всю дорогу думал, что скажет и сделает в полицейском участке. Кларенс не знал, там ли еще Роважински. Придя домой, он приготовил завтрак, вымыл посуду и надел серые фланелевые брюки и твидовый пиджак. День выдался теплый и солнечный.

Дежурил капитан Роджерс, и он был страшно занят. Заглянув в другой кабинет, Кларенс увидел лейтенанта Сантини.

– Привет, – бросил Сантини, с удивлением посмотрев на Кларенса.

– Доброе утро, сэр. Роважински еще здесь?

– Нижинский, Нижипский, – пробормотал шутливо Сантини. – Поляк! Тот, который проходит по делу о собаке. Да. – Сантини высморкался в платок. – Да, Кларенс. Мне уже рассказали. Его снова поймали. На этот раз Пит.

– Если можно, мне хотелось бы поговорить с ним.

– Вот как? Зачем?

Кларенс поколебался немного, потом ответил:

– Потому что он обвиняет меня в том, что я взял у него пятьсот долларов и позволил ему уйти.

– Да, слышал об этом, – с напускным равнодушием заметил Сантини, словно такие грязные истории случались чуть не каждый день. – Что ж, с Роважински сейчас беседует психиатр, тебе придется подождать.

Кларенс был рад, что Сантини разрешил ему встретиться с поляком.

– Да зайди туда, если доктор не станет возражать, – предложил лейтенант.

Кларенс направился по коридору к камере. Сквозь решетку он увидел Роважински, который устроился на койке, и человека в темном костюме, сидевшего напротив него на стуле. Роважински тоже заметил Кларенса и завопил, указывая на него пальцем:

– Там! Это он! Тот, который взял пять сотен!

Мужчина оглянулся:

– Вы патрульный...

– Духамель. Мне хотелось бы поговорить с обвиняемым, когда вы закончите.

– Входите сейчас. – Психиатр открыл дверь камеры: она не была заперта. На губах его все еще играла улыбка. – Любопытный случай. – Он с лязгом закрыл за Кларенсом дверь.

Роважински вскочил с таким видом, будто готовился защищаться.

– Считает себя самым великим, – объяснил психиатр.

– Послушайте, – обратился Кларенс к поляку, – вы ведь знаете, что не предлагали мне никаких пяти сотен и я не брал их. Лучше бы вам признаться в этом, или кому-то придется выбить из вас правду!

– Бред собачий! – ответил Роважински.

– Вы только раздуваете его самомнение. Чем больше внимания, по его мнению, он получает, тем больше ему это нравится, – снисходительно прокомментировал психиатр, словно его пациент был глухим.

– Так что, черт возьми, с ним делать? Вы знаете, что помимо... помимо всего прочего, он убил собаку, французского пуделя, любимца семьи?

– Да, я слышал об этом. Что ж... мания величия. И паранойя.

– Полагаю, его изолируют?

Роважински внимательно прислушивался к разговору, по-птичьи поворачивая голову от одного собеседника к другому.

– Будем надеяться, – как-то безнадежно ответил психиатр.

– Куда его поместят?

– Может, в Бельвью... для начала. – Психиатр складывал бумаги в портфель.

– Ничего вы от меня не добьетесь, я говорю правду! – заявил Роважински, выставив вперед небритый подбородок. Его глаза сверкали, а на щеках и на кончике носа выступили розовые пятна.

Кларенс заметил, что на Роважински были новые ботинки, новые брюки, которые он, наверное, купил на деньги мистера Рейнолдса.

– Подонок, – пробормотал Кларенс. И добавил, обращаясь к психиатру: – По крайней мере, он наверняка признается в том, что убил собаку.

– До свидания, Кеннет, – бросил доктор.

Кларенс вышел вместе с ним, сочтя, что полезней поговорить с психиатром, чем с Роважински. Охранник подошел и запер дверь камеры.

– Он, конечно, неприятный субъект, – заявил врач, – но собака – не человек. Вас больше задевает, что он обвинил вас во взяточничестве.

– Вы можете определить, когда этот человек врет, а когда говорит правду?

– Иногда. Когда его хвастовство слишком явно. Он утверждает, что без передышки переплывал туда и обратно Гудзон. – Врач рассмеялся. – Как Ллойд Брайен, по его словам. Как будто я знаю Ллойда Брайена, тоже хромого, как он говорит.

«Боже мой, он имел в виду лорда Байрона, – понял Кларенс, – и что же в этом, черт возьми, забавного?»

– Я хочу знать, можете ли вы или другой доктор написать в заключении, что этот человек лжет относительно пятисот долларов. – Кларенс понимал, что надо отпустить психиатра, который должен еще зайти к Сантини.

– Гм-м, – произнес доктор задумчиво.

– Когда мне позвонить, чтобы выяснить это? – спросил Кларенс.

– Лучше обратиться в Бельвью.

– Завтра?

– Возможно, завтра, да. – Психиатр вошел в кабинет Сантини.

Помедлив немного, Кларенс вернулся к камере Роважински.

Поляк встал и насмешливо посмотрел на него.

– Признайтесь, что солгали, Роважински. Вы не скоро выйдете отсюда.

– Это по-вашему так. Я расскажу им правду!

Кларенс отвернулся и направился к выходу. На улице он едва не столкнулся с Манзони: полицейский шел ему навстречу размашистой, энергичной походкой. Самодовольная улыбка превратилась в гримасу, когда он увидел Кларенса.

– Привет, Кларенс, – бросил он.

Кларенсу хотелось хорошенько врезать ему по зубам.

– Здравствуй, Пит. Видел тебя вчера вечером в Виллидж.

– Я там живу. На Джейн-стрит. Только что поговорил с твоей подружкой, по приказу Макгрегора, понятно.

Кларенс почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он был уверен, что Макгрегор не приказывал ничего подобного.

– Ты везде поспеваешь.

– Разговаривал с Роважински? Он выболтал твои секреты, а, Кларенс?

Они шли в разные стороны, и Манзони небрежно махнул рукой.

Кларенс направлялся к подземке. Манзони, конечно, будет распускать слухи, что он взял у поляка пятьсот долларов. Почему он его так не любит? И еще он растреплет всем в участке о Мэрилин Кумз, станет врать, что ему, Кларенсу, нужны были деньги на нее. Ложь иной раз выглядит гораздо правдоподобнее. Манзони мог выяснить, что у Мэрилин нет постоянной работы, только случайные заработки. Он разговаривал с ней в ее квартире? Если так, он наверняка заглянул в ее шкаф и заметил там кое-что из его одежды. А уж Мэрилин, конечно, возмущена до глубины души, что эта отвратительная свинья ввалилась к ней в дом, да еще задавала вопросы о ее личной жизни... Кларенс взглянул на часы. Двадцать две минуты первого. Может, он еще застанет Мэрилин до того, как она пойдет по магазинам с Эвелин. Нащупывая в кармане мелочь, Кларенс зашел в табачную лавку.

Мэрилин взяла трубку:

– Да, здесь была эта вонючая свинья, и он сильно задержал меня, так что мне надо торопиться.

– Мэрилин, извини. Я понимаю. Манзони. У него не было повода являться к тебе! Никто ему этого не приказывал, поверь, что бы он ни говорил.