Агата Кристи - Второй удар гонга

Он почувствовал себя польщенным. Он и сам хотел в первую очередь познакомиться именно с ними и понять, похожи ли они на Тома в юности. Он вспомнил о Лили. «Как было бы хорошо, если бы сейчас здесь была Лили. Я вернулся, – подумал мистер Саттерсвейт, – вернулся не только сюда, я вернулся в юность». Здесь его принимали мать и отец Тома, его тетка – кажется, тетка, – двоюродный дед и кузины. И сейчас, пусть почти никого не осталось, все равно это та же семья. Том в своих комнатных шлепанцах, в зеленом и красном, постаревший, но веселый и счастливый. Счастливый тем, что он среди близких. И Довертон тот же или почти тот же, каким и был. Может быть, кое-что следовало бы немного привести в порядок, но лужайка великолепна. Внизу за деревьями сверкает та же река. Да, деревья, пожалуй, подросли. Дом, быть может, нужно кое-где подкрасить, но лишь кое-где, лишь местами. В конце концов, Том человек не бедный. Настолько не бедный, что неплохо управляется с большим поместьем. Человек нетребовательный, он тратит деньги только на поддержание хозяйства, и все. Сейчас он почти не выезжает, почти не путешествует, ему нравится жить в деревне. Никаких больших приемов, приезжают только друзья. Друзья, которые гостят день-другой и уезжают, друзья, которые напоминают ему о прошлом. Дружелюбный дом.

Отодвинувшись от стола, мистер Саттерсвейт немного развернулся вместе со стулом, так чтобы лучше было смотреть на реку. Возле реки, конечно, стояла мельница, а на другом берегу шли поля. Он обрадовался, заметив на одном из них пугало, на голове у которого красовалось птичье гнездо. «Очень похоже на мистера Харли Кина, – мелькнуло у него в голове. – А вдруг это и есть мой друг мистер Кин», – подумал мистер Саттерсвейт. Мысль была абсурдна, и кроме того, если кто-то и попытался бы придать пугалу сходство с мистером Кином, едва ли он сумел бы придать ему изысканность позы, свойственную мистеру Кину и совершенно несвойственную пугалам.

– Любуетесь пугалом? – сказал Тимоти. – А мы, знаете ли, даже имя ему дали. Мы его зовем мистер Харли Барли.

– Неужели, – сказал мистер Саттерсвейт. – Боже мой, до чего интересно.

– Разве? – с любопытством спросил Роли.

– Э-э, оно чем-то напоминает одного моего знакомого, которого зовут тоже Харли.

Молодые люди запели:

– Бутерброд с огурцом, мистер Саттерсвейт? – сказала Берил. – Или с домашним паштетом?

Мистер Саттерсвейт взял с домашним паштетом. Она поставила перед ним чашку цвета черепицы, точно такую же, как та, которую он разглядывал в магазине. До чего мило этот сервиз смотрится на столе. Желто-красно-сине-зеленый. «Если бы предложили выбирать цвет, – подумал мистер Саттерсвейт, – Тимоти, наверное, захотел бы взять красную, а Роланд желтую». Возле чашки Тимоти лежал какой-то предмет, мистер Саттерсвейт не сразу понял, что это такое. Потом сообразил, что это пенковая трубка. Много лет мистер Саттерсвейт не видел пенковых трубок. Роланд, заметив его интерес, сказал:

– Тим привез ее из Германии. И все время курит, докурится до рака легких.

– А ты не куришь, Роланд?

– Нет. Не люблю. Ни сигарет, ни табака.

Подошла Инес и села за стол против Роланда. Молодые люди разом придвинули ей тарелки. Вечерело. Они завели разговор.

В юной компании мистер Саттерсвейт снова почувствовал себя счастливым. Не то чтобы они обращались к нему чаще, чем этого требовала учтивость. Но ему было приятно просто слушать. Приятно угадывать характеры. Для себя он решил, и был почти уверен, что юноши оба влюблены в Инес. Впрочем, ничего удивительного. В юности такое случается, особенно если видятся часто. Все они приехали к деду. Девушка, двоюродная сестра Роланда, очень красива и живет тут же, при доме. Мистер Саттерсвейт повернул голову. За деревьями возле дороги, у самых въездных ворот, стоял маленький домик, в котором доктор Хортон жил и семь или восемь лет тому назад, когда мистер Саттерсвейт навещал их здесь последний раз.

Мистер Саттерсвейт посмотрел на Инес. Хотел бы он понять, предпочла ли она одного из них или же отдала свое сердце кому-то другому. Совершенно необязательно, чтобы из всех представителей сильного пола Инес непременно выбрала одного из этих двоих.

Наевшись – нужно ему было немного, – мистер Саттерсвейт развернулся вместе со стулом так, чтобы лучше было все видно.

Миссис Жийа все еще продолжала хлопотать и суетиться. «Очень заботлива, – подумал мистер Саттерсвейт, – впрочем, кажется, суеты от нее больше, чем проку». То и дело она передвигала тарелки, предлагая всем пробовать пирожные, требовала чашки и подливала в них свежий чай. «Было бы куда спокойнее и приятнее, – подумал мистер Саттерсвейт, – если бы она оставила всех в покое. Пожалуй, заботлива, но чересчур».

Он перевел взгляд на Тома Аддисона, который лежал, вытянувшись, в своем шезлонге. Том тоже следил глазами за Берил. «Она ему не нравится, – подумал мистер Саттерсвейт. – Да. Не нравится. Что ж, наверное, иначе и быть не могло. В конце концов, Берил заняла место Лили. Красавицы Лили», – подумал мистер Саттерсвейт и вдруг удивился, поймав себя на том, что постоянно ощущает ее присутствие, хотя на первый взгляд вроде бы о ней не напоминало ничто и никто. Тем не менее Лили словно незримо сидела вместе с ними за одним столом.

«Наверное, это и есть старость, – сказал себе мистер Саттерсвейт. – Хотя, в конце концов, почему бы ей и не взглянуть на сына».

Он ласково посмотрел на Тимоти и вдруг неожиданно для себя понял, что должен был бы посмотреть на другого. Сын Лили Роланд. А Тимоти – сын Берил.

«Кажется, Лили почувствовала, что я приехал. Кажется, она хочет мне что-то сказать, – подумал про себя мистер Саттерсвейт. – Господи боже мой, что за глупости лезут в голову».

Зачем-то он снова взглянул на пугало. На этот раз оно показалось ему совершенно не похожим на пугало и похожим на мистера Харли Кина. Видимо, из-за игры света, из-за искажавших цвет бликов закатного солнца. К тому же на поле появилась черная, похожая на Гермеса собака, которая охотилась на ворон.

«Дело в свете и цвете, – подумал про себя мистер Саттерсвейт и снова перевел взгляд на стол, на разноцветный сервиз и на молодых людей. – Почему я здесь? Зачем? И что я здесь должен сделать? Без причин…»

У него появилось отчетливое ощущение, будто что-то здесь происходит или вот-вот произойдет – с ними со всеми или с кем-то одним из них. Берил Жийа, миссис Жийа. Она все время отчего-то нервничает. Словно вот-вот взорвется. Из-за Тома? Но с Томом все в порядке. Счастливый человек – вся эта красота, Довертон, принадлежит ему и перейдет после его смерти к внуку, перейдет к Роланду. Все будет принадлежать Роланду. Одобряет ли Том влюбленность Роланда в Инес? Или боится близкого родственного брака? «Ничего, на протяжении всей истории, – подумал мистер Саттерсвейт, – двоюродные братья женились на двоюродных сестрах, и все у них было в порядке. Ничего здесь не произойдет, – сказал себе мистер Саттерсвейт. – Ничего не произойдет. Я должен это предотвратить.

Да я просто сумасшедший, – подумал про себя мистер Саттерсвейт. – Все спокойно пьют чай». Сервиз. Разноцветные чашки. Он взглянул на белую пенковую трубку, которая осталась лежать возле красной чашки. Берил что-то сказала Тимоти. Тимоти кивнул, поднялся и направился к дому. Берил убрала со стола пустые тарелки, передвинула, равняя, стулья, что-то сказала на этот раз Роланду, и тот предложил доктору Хортону мороженое.

Мистер Саттерсвейт следил за Берил. Не мог отвести глаз. Проходя близко от стола, миссис Жийа взмахнула рукой и рукавом задела красную чашку. Чашка упала и разбилась, стукнувшись о металлическую ножку садового стула. Миссис Жийа ахнула, нагнулась, чтобы поднять осколки. Отошла, взяла с подноса голубую чашку и блюдце и поставила их на стол. Переложила пенковую трубку, придвинула поближе к блюдцу. Взяла чайник, налила чаю и отошла.

Теперь за столом никого не было. Инес тоже давно ушла. Она разговаривала с дедом.

«Ничего не понимаю, – сказал себе мистер Саттерсвейт. – Что-то здесь должно произойти. Но что здесь должно произойти?»

Стол с разноцветными чашками и… конечно, Тимоти с его блестевшими на солнце рыжими волосами. Волосами того же оттенка, такими же волнистыми, как у Симона Жийа. Тимоти вернулся, постоял, нерешительно глядя на стол, и направился к стулу, перед которым рядом с пенковой трубкой стояла голубая чашка.

Вернулась Инес. Она неожиданно рассмеялась и сказала:

– Тимоти, ты взял не ту чашку. Голубая моя. А твоя красная.

– Не говори глупостей, Инес. Я прекрасно знаю, какая чашка моя. Ты пьешь без сахара, а у меня с сахаром. Чепуха. Это моя чашка. Да вот и трубка на месте, – отозвался Тимоти.

Мистер Саттерсвейт вздрогнул от неожиданности. Его будто пронзило. Не сошел ли он и впрямь с ума? Разыгралось воображение? Что здесь и впрямь происходит?

Он поднялся. Быстро направился к столу и, едва Тимоти поднес чашку к губам, крикнул:

– Не пей! Не пей, тебе говорят!

Тимоти с изумленным лицом оглянулся. Мистер Саттерсвейт опустил глаза. Поднялся и подошел испуганный доктор Хортон.

– В чем дело, мистер Саттерсвейт?

– Что-то с чашкой. Тут что-то не так, – сказал ему мистер Саттерсвейт. – Не позволяйте молодому человеку из нее пить.

Доктор Хортон воззрился на чашку.

– Но, дорогой мой…

– Я знаю, что говорю. У него была красная, – проговорил мистер Саттерсвейт, – но она упала и разбилась. Ему поставили вот эту, голубую. А он не различает синее и красное, не так ли?

Доктор Хортон озадачился.

– Не хотите ли вы сказать… Не хотите ли… Так же, как Том?

– Как Том. Том не различает цвета. Вы ведь знаете об этом, не так ли?