– Опасным это может стать только в том случае, если это сделаешь ты.

– Послушай, – отвечала в этом случае Таппенс, – не будь идиотом.

– А я не идиот, – отвечал ей Томми. – Я просто мудрый и осторожный муж, который охраняет одно из своих самых дорогих приобретений. Уж не знаю почему…

– Потому, – отвечала обычно Таппенс, – что я такая очаровательная и такая хорошенькая. А кроме того, я прекрасный спутник жизни и очень тебя люблю.

Так где же она теперь?

Чертовка, подумал Томми. Наверняка куда-то ушла.

Он направился в ту комнату, где нашел ее накануне. Наверное, погружена в какую-то детскую книжку, предположил Томми. И опять волнуется из-за каких-нибудь глупых слов, которые очередной глупый ребенок подчеркнул в ней красными чернилами. Размышляет о Мэри Джордан, кем бы та ни была. О той самой Мэри Джордан, которая умерла не своей смертью. Томми тоже думал об этом. Наверное, это было очень давно, ведь люди, которые продали им этот дом, носили фамилию Джонс. И жили они в этом доме не так уж долго – года три, максимум четыре. Так что ребенок, которому принадлежала книга Стивенсона, должен был жить здесь гораздо раньше… В любом случае, в этой комнате Таппенс тоже не оказалось. И нигде не было видно никаких книг, которыми интересовались бы в последнее время.

– Где же, черт побери, она может быть? – в очередной раз спросил себя Томми. Он спустился вниз и громко позвал ее еще пару раз. Никакого ответа. Бересфорд осмотрел одну из вешалок в холле. Никаких признаков макинтоша Таппенс. Значит, она все-таки вышла. И куда пошла? И где Ганнибал? Томми решил сменить подход и громко позвал его.

– Ганнибал! Ганнибал! Эй, парень! Давай выходи.

Ганнибал тоже не появился.

Ну что же, значит, он вместе с Таппенс, подумал Томми.

Он никак не мог решить, было ли то, что Ганнибал сопровождал Таппенс, плюсом или минусом. С одной стороны – Ганнибал ни за что не позволит, чтобы Таппенс причинили вред. Вопрос заключался в том, может ли сам Ганнибал причинить вред другим людям? Он всегда с удовольствием ходил в гости, но вот люди, которые приходили в гости к нему, в те дома, где он жил, мгновенно попадали у него под подозрение. Поэтому Ганнибал всегда был готов лаять или кусаться в случае, если таковая необходимость возникнет… Да куда же все подевались, в самом деле?

Томми прогулялся по улице, но не увидел ни небольшой черной собаки, ни среднего роста женщины в ярко-красном макинтоше. Наконец, сильно разозлившись, он вернулся в дом.

Здесь Томми почувствовал очень аппетитный запах и немедленно прошел на кухню. И там увидел Таппенс, которая, улыбаясь, приветствовала его.

– Ты здорово опоздал, – заметила она. – Это сборная солянка. Пахнет вполне себе ничего – как думаешь? На этот раз я положила в нее несколько необычных ингредиентов. В саду растет несколько кулинарных трав – так я, по крайней мере, надеюсь…

– А если это не так, – заметил Томми, – то, скорее всего, это были сонная одурь или листья наперстянки пурпурной[8], притворяющиеся чем угодно, но только не тем, чем они являются на самом деле… Где, ради всего святого, ты была?

– Выгуливала Ганнибала.

В это момент Ганнибал решил все-таки показаться. Он набросился на Томми с такой радостью, что чуть не сбил его с ног. Ганнибал был небольшой черной собакой, с очень блестящей шерстью и интересными подпалинами на спине и на брылах. Он принадлежал к чистокровным манчестерским терьерам и считал себя бо́льшим аристократом и умницей, чем любая другая собака, с которой ему приходилось встречаться.

– Боже, я выходил, но вас нигде не было. Где вы пропадали? Погода не располагает к прогулкам.

– Ты совершенно прав. Сплошной туман и дымка. Я… я здорово устала.

– А куда вы ходили? За покупками?

– Нет. И вообще магазины сегодня закрыты. Нет… я ходила на кладбище.

– Звучит довольно мрачно, – заметил Томми. – А зачем ты туда ходила?

– Чтобы посмотреть на могилы.

– И все равно, выглядит все это довольно мрачно. А Ганнибалу понравилось?

– Мне пришлось держать его на поводке. Из церкви периодически появлялся какой-то служитель, и мне показалось, что Ганнибал ему не очень понравится. Тот тоже вполне мог его невзлюбить, а мне не хотелось настраивать кого-либо против нас в самый первый визит.

– А что ты искала на кладбище?

– Мне просто хотелось посмотреть, кого там хоронят. Могил там просто тьма. Должна сказать, что кладбище абсолютно заполнено. Думаю, что оно очень старое. Никак не моложе восемнадцатого века, а некоторые могилы выглядят гораздо старше – просто камни, да такие древние, что на них ничего не прочитаешь.

– И все-таки я не могу понять, что тебе там понадобилось?

– Я провожу свое расследование, – ответила Таппенс.

– Какое расследование?

– Хотела узнать, не похоронен ли там кто-нибудь из Джорданов.

– Господь и все святые угодники, – воскликнул Томми. – Тебя это все еще интересует? Ты что, искала…

– Послушай, Мэри Джордан умерла. Мы это знаем. И знаем это, потому как в книге написано, что умерла она не своей смертью. При этом ее где-то должны были похоронить, не так ли?

– Без сомнения, – согласился Томми. – Если только ее не закопали в этом саду.

– Думаю, это маловероятно, – заметила Таппенс. – Потому что только этот ребенок – то ли мальчик, то ли девочка (хотя я считаю, что это был мальчик, которого звали Александр) – считал, что знает, что умерла она не своей смертью. Но если он был единственным, кто это знал, или умудрился выяснить это, то никто больше об этом ничего не знал, правильно? То есть она умерла, ее похоронили, и никому в голову не пришло…

– Никому в голову не пришло, что здесь может иметь место какая-то грязная игра, – закончил за нее Томми.

– Вроде того. Ее могли отравить, ударить по голове, столкнуть со скалы, задавить машиной – да мало ли вариантов существует?

– Уверен, что немало, – сказал Томми. – У тебя есть одно достоинство, Таппенс, – доброе сердце. Ты никогда не рассматриваешь убийства ради удовольствия.

– Но на кладбище не оказалось никакой Мэри Джордан. Там вообще не было Джорданов.

– Ты, наверное, разочаровалась, – заметил Томми. – Как думаешь – эта штука, которую ты готовишь, уже готова? Я здорово голоден, а пахнет она божественно.

– Она уже полностью дошла, – ответила Таппенс. – Так что мой руки – и за стол.

Глава 4

Кругом одни Паркинсоны

– Очень много Паркинсонов, – продолжила свой рассказ Таппенс за едой. – Хоронят их здесь довольно давно, и количество могил просто поражает. Старые, молодые и женатые. Кладбище ими просто забито. Есть Кейпы, Гриффины, Андервуды и Овервуды. Странно, что есть и те, и другие, правда?[9]

– У меня был друг, которого звали Джордж Андервуд, – заметил Томми.

– Я тоже знавала несколько Андервудов. Но Овервуды…

– Мужчин или женщин? – спросил Томми с некоторой заинтересованностью.

– Кажется, это была девушка. Роуз Андервуд.

– Роуз Андервуд, – повторил Томми, как бы пробуя слова на вкус. – Не знаю почему, но мне кажется, что звучит просто здорово… Надо будет позвонить этим электрикам после ланча, – добавил он. – Будь очень внимательна, Таппенс, а то провалишься на лестничной площадке.

– Тогда это будет или естественная, или неестественная смерть – одно из двух.

– Это будет смерть от любопытства, – заметил Томми. – Любопытство сгубило кошку…

– А ты разве совсем нелюбопытен? – поинтересовалась Таппенс.

– А я не вижу никаких причин для любопытства. Что у нас сегодня вместо пудинга?

– Пирог с патокой.

– Что ж, Таппенс, должен признать, что ланч просто великолепен.

– Рада, что тебе понравилось, – ответила миссис Бересфорд.

– А что это за коробка стоит у задней двери? Это что, вино, которое мы заказали?

– Нет, это луковицы, – объяснила Таппенс.

– Ах, луковицы, – повторил Томми.

– Луковицы тюльпанов, – закончила она свою мысль. – Надо будет поговорить о них со стариной Исааком.

– А где ты собираешься их высаживать?

– Думаю, вдоль центральной дорожки в саду.

– Этот старик, он выглядит так, будто может умереть в любую минуту, – заметил Томми.

– Вовсе нет, – возразила Таппенс. – Исаак невероятно крепок. Знаешь, я заметила, что это относится ко всем садовникам. Если это хорошие садовники, то они входят в настоящую силу уже после восьмидесяти – а вот если крепкий, дюжий мужик тридцати пяти лет говорит, что всегда мечтал работать в саду, можешь быть уверен, что он ни на что не годен. Будет просто время от времени сметать упавшие листья, а когда попросишь его что-то сделать, то начнет объяснять, что «не тот сезон». А так как мало кто что знает про эти «сезоны» – я, по крайней мере, не знаю, – то заставить их работать просто невозможно. А Исаак – просто прелесть. Он знает абсолютно все, – добавила Таппенс. – Я еще крокусы заказывала. Интересно, их тоже прислали? Пойду взгляну. Сегодня Исаак должен работать у нас, и он все мне расскажет.

– Хорошо, – согласился Томми. – Я присоединюсь к вам попозже.

Таппенс с удовольствием встретилась с Исааком. Луковицы были распакованы, и они обсудили, где их лучше всего высадить для достижения максимального эффекта. Сначала ранние сорта, которые должны показаться в конце февраля; потом они не забыли про махровые попугайные тюльпаны[10], и тюльпаны, которые, насколько помнила Таппенс, назывались viridiflora[11] и должны были особенно эффектно смотреться на своих длинных стеблях в мае – начале июня. Так как они были необычного зеленого цвета с пастельным оттенком, то их решено было высадить отдельным островком в тихой части сада, где их можно будет среза́ть для цветочных аранжировок в гостиной. Хотя при входе в дом через передние ворота они тоже смотрелись бы очень неплохо, вызывая ревность и зависть входящих. Может быть, им даже удалось бы вызвать прилив артистизма у приказчиков, привозивших мясные туши и коробки с бакалеей…