Агата Кристи - Врата судьбы

– Что ж, – сказала Таппенс. – Я думаю, придется тебе помочь нам, Генри.

– Вы хотите сказать, что вроде как примете меня к себе? Чтобы я помог вам в этих ваших розысках?

– Да, – подтвердила Таппенс. – Только если ты будешь держать язык за зубами по поводу своих находок. То есть об этом надо рассказывать мне, но не своим друзьям, потому что иначе об этих вещах узнают все кому не лень.

– Понимаю. И тогда об этом услышат убийцы и придут за вами и мистером Бересфордом, правильно?

– Вполне возможно, – согласилась Таппенс. – А мне этого не хотелось бы.

– Ну, это-то понятно, – сказал Генри. – Знаете что, если я что-то найду или услышу, то приду сюда, как будто хочу немного подработать. Как вам такой вариант? Тогда я смогу рассказать вам все, что знаю, и никто нас не услышит. Но сейчас я просто ничего не знаю. Однако у меня есть друзья. – Мальчуган неожиданно выпрямился и напустил на себя вид, который наверняка подсмотрел по телевизору. – И я много чего знаю. А люди об этом не догадываются. Они не в курсе, что я умею слушать, и не думают, что я могу что-то запомнить, но кое-что я все-таки знаю, ага. Они сначала говорят, а потом начинают думать, кто еще мог это услышать, так что если вести себя тихо, ага, то можно много чего разузнать. А я думаю, что все это очень важно, правильно?

– Абсолютно, – согласилась Таппенс. – Я тоже думаю, что это важно. Но ты должен быть очень осторожен, Генри, понимаешь?

– Ну да. Конечно, понимаю. Надо быть таким осторожным, просто не знаю каким… А он много знал об этих местах, ага, – продолжил Генри. – Я имею в виду дядюшку Исаака.

– Ты имеешь в виду дом или сад?

– И то и другое. Он знал немало историй, знаете ли. Куда люди ходили, и что они делали с вещами, и с кем они встречались. Где здесь были тайники и всякое такое. И иногда он любил поболтать, да. Конечно, Ма его не очень слушала. Она думает, что все это ерунда. Джонни – мой старший брат – тоже считает это чепухой и не хочет об этом слышать. А вот я слушал, и Кларенсу такие вещи тоже нравились. Он любит всякие приключенческие фильмы и все такое, ага. Он еще говорил мне: «Цыпа, да это просто настоящее кино!» Мы с ним часто это все обсуждали.

– А ты никогда не слышал, чтобы говорили о женщине по имени Мэри Джордан?

– Ну конечно, слышал. Она была немецкой шпионкой, верно же? Выпытывала морские секреты у морских офицеров, правильно?

– Кажется, похоже на это, – сказала Таппенс, считая, что лучше придерживаться старой версии и мысленно принося Мэри Джордан свои извинения.

– Наверное, она была хорошенькая, да? Очень красивая?

– Не знаю, – призналась Таппенс. – Просто когда она умерла, мне было всего года три.

– Ну конечно, так и должно было быть, да? О ней тоже иногда говорят.

– Ты задыхаешься и сильно возбуждена, Таппенс, – сказал Томми, когда его жена в рабочей одежде вошла, слегка запыхавшись, через боковую дверь.

– Может быть, ты и прав, – согласилась она с мужем.

– Но ты не переработала в саду?

– Нет. Я вообще там ничего не делала. Просто стояла возле грядок с салатом и общалась – или, если тебе так больше нравится, то общались со мной…

– И с кем же ты общалась?

– С мальчиком, – ответила Таппенс. – С простым мальчишкой.

– Он что, предложил свою помощь в саду?

– Не совсем так, – сказала миссис Бересфорд. – Хотя это тоже не помешало бы… Нет. На самом деле он выражал свое восхищение.

– Садом?

– Нет, мной.

– Тобой?

– Не притворяйся, что тебя это удивило, – заметила Таппенс. – И не говори таким удивленным голосом. Должна признаться, что подобные bonnes bouches[60] иногда можно услышать в такие моменты, когда их меньше всего ожидаешь.

– Ах вот как! И что же вызвало его восхищение – твоя красота или изящество твоего рабочего костюмчика?

– Мое прошлое, – ответила Таппенс.

– Твое прошлое?

– Да. Он был потрясен тем, что я – та самая леди, которая, как он это описал, сорвала маску с германского шпиона во время последней войны. С ушедшего в отставку фальшивого коммандера, который вовсе им не был.

– Боже всемогущий, – взмолился Томми. – Опять «Икс или игрек?»… Неужели мы так никогда от этого не отвяжемся?

– А я вовсе не уверена, что хочу этого, – заметила Таппенс. – То есть – а с какой стати? Если б мы были известными актерами, то не стали бы выступать против того, чтобы нам об этом напоминали.

– Я тебя понял, – ответил Томми.

– А если подумать о том, чем мы сейчас занимаемся, то это идет нам только на пользу.

– Если это мальчик, то сколько ему, по-твоему, лет?

– Думаю, где-то между десятью и двенадцатью. Выглядит он на десять, но я думаю, что ему ближе к двенадцати. А еще он сказал, что у него есть друг, которого зовут Кларенс.

– И при чем здесь его друг?

– В настоящий момент ни при чем, – ответила Таппенс. – Но они с Кларенсом союзники и, как я понимаю, очень хотели бы присоединиться к нашим розыскам. Чтобы что-то выяснять и рассказывать нам.

– Но если им по десять-двенадцать, то как они могут знать или помнить о делах, которые нас интересуют? – спросил Томми. – О чем он вообще говорил?

– Большинство его предложений были очень краткими, – пояснила Таппенс. – В основном они состояли из слова «ага», которым начиналось или заканчивалось практически каждое из этих предложений.

– И речь в них шла о вещах, совершенно тебе неизвестных…

– В основном это были попытки рассказать о том, о чем ему приходилось слышать.

– Слышать от кого?

– Не от непосредственных участников, как ты бы их назвал. Я бы даже не сказала, что из вторых рук. Думаю, что информация доходила до него через десятые, четырнадцатые, а иногда даже через шестнадцатые руки. Туда же входило то, что слышали Кларенс и его друг Алджернон, а также Джимми…

– Прервись на секунду, – попросил Томми. – Думаю, что этого достаточно. И что же они все слышали?

– Вот с этим сложнее, – пожаловалась Таппенс. – Но, думаю, рано или поздно мы это выясним. Они слышали, как упоминались некоторые места, и имели возможность подслушать некоторые истории. И все просто сгорают от желания присоединиться к нам, чтобы принять участие в трудной работе, ради которой, по их убеждению, мы сюда и приехали.

– А поточнее?

– Разыскать что-то важное. Что-то, что, как всем известно, здесь спрятано.

– Ах, вот как, – сказал Томми. – Спрятано… Где, кем и когда?

– По этому поводу существует множество мнений, – ответила Таппенс. – Но согласись, Томми, это просто восхитительно.

Бересфорд задумчиво согласился.

– И все это связано со старым Исааком, – добавила Таппенс. – Мне все больше кажется, что тот знал о многом и собирался рассказать нам об этом.

– И ты думаешь, что Кларенс и… черт, как зовут второго мальчишку?

– Я вспомню через минуту, – успокоила его Таппенс. – Меня совершенно запутали все эти люди, от которых он слышал эти рассказы. У кого-то из них громкие имена, вроде Алджернона, а у кого-то совсем простенькие, вроде Джонни, Джимми и Майка… Цыпа, – неожиданно произнесла Таппенс после короткого молчания.

– Цыпленок? – спросил Томми.

– Да я не о самом цыпленке. Мне просто кажется, что это прозвище мальчика. Цыпа.

– Очень странное прозвище.

– Его настоящее имя – Генри, но, мне кажется, друзья называют его Цыпой.

– Это вроде как: «Цыпа, вот и ласка!»[61]

– Там было: «Хлоп, вот и ласка!»

– Да знаю я. Но «Цыпа, вот и ласка!» звучит почти так же.

– Знаешь Томми, я хочу сказать, что теперь пути назад у нас нет. Особенно сейчас. И скажу почему. Это все из-за Исаака. Кто-то его убил. Убил – или убили, – потому что он что-то знал. Знал что-то, что представляло собой опасность для кого-то. И мы должны найти человека, для которого это представляло опасность.

– А ты не думаешь, – спросил Томми, – что это одно из… из обычных уличных происшествий? Ну, хулиганство, или как это сейчас называют. Сама знаешь, что некоторые сейчас выходят на улицу с желанием сорвать на ком-то свое зло. И их не волнует на ком – лишь бы был возрастом постарше, да телом послабее.

– Об этом я тоже подумала, – сказала Таппенс. – Но – нет. Я думаю, что за этим стоит что-то… не знаю, правильно ли назвать это «скрытым» – но за этим что-то есть. Нечто, каким-то образом связанное с тем, что произошло в далеком прошлом; нечто, оставленное здесь кем-то, или спрятанное, или переданное кому-то, кто давно умер или спрятал это нечто в каком-то тайнике. Но этот кто-то не хочет, чтобы это было найдено. Исаак об этом знал, и они боялись, что он все расскажет нам, поскольку нас, как я понимаю, тоже широко обсуждают. Мы же известные борцы со шпионами или что-то вроде этого. У нас с тобой такая репутация. И каким-то образом она связана с Мэри Джордан и всем остальным.

– Мэри Джордан, – произнес Томми, – не умерла своей смертью.

– Вот именно, – кивнула Таппенс. – А потом убили старого Исаака. Мы просто обязаны узнать, кто и почему его убил. Иначе…

– Тебе надо быть очень осторожной, – предупредил жену Томми. – Надо беречь себя, Таппенс. Если кто-то убил Исаака только из-за того, что тот мог заговорить о событиях в прошлом, о которых что-то слышал, то этот кто-то с удовольствием в один прекрасный вечер дождется тебя в темном уголке и сделает то же самое. И они не испугаются возможного шума, ибо рассчитывают, что люди просто скажут: «Ну вот, опять».