Агата Кристи - Врата судьбы

– А ты, случайно, не находила каких-нибудь религиозных книг или скучных проповедей во время своих поисков в книгах?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Я просто подумал, что в них хорошо прятать вещи. Знаешь, какая-нибудь невероятно скучная книга по теологии. Старая потертая книга, с вырезанными внутри страницами.

– Ничего подобного мне не попадалось, – сказала Таппенс. – Я бы наверняка запомнила.

– И что, ты стала бы ее читать?

– Конечно нет.

– Ну, вот видишь, – сказал Томми. – Ты не стала бы ее читать, а просто выбросила бы на помойку.

– «Венец успеха» – вот эту книгу я помню, – вспомнила вдруг Таппенс. – Она была в двух экземплярах. Что ж, будем надеяться, что успех увенчает наши усилия.

– Мне кажется это сомнительным. Кто убил Мэри Джордан? Вот название книги, которую мы с тобой когда-нибудь напишем. Согласна?

– Если только мы это когда-нибудь узнаем, – мрачно согласилась Таппенс.

– И что ты собираешься делать сегодня, Таппенс? Продолжишь помогать мне с этими списками имен, дат и высказываний?

– Не думаю, – ответила миссис Бересфорд. – Мне это уже надоело. Записывать все на бумагу – это совершенно мучительное занятие. К тому же время от времени я все путаю, правильно?

– Не буду отрицать, несколько ошибок ты сделала.

– Хотела бы я, чтобы ты не был таким аккуратистом, Томми. Иногда это выводит из себя.

– Так чем же ты займешься?

– Я бы не отказалась вздремнуть. Но не волнуйся, я не собираюсь расслабляться, – ответила Таппенс. – Думаю, что я выпотрошу Матильду.

– Прости, что ты сказала, Таппенс?

– Я сказала, что собираюсь выпотрошить Матильду.

– Что с тобой случилось? Кажется, ты серьезно настроена на насилие.

– Матильда стоит в Кэй-Кэй.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Ну, в том месте, где скопился весь хлам. Матильда – это лошадь-качалка, та, у которой дыра в животе.

– Так ты хочешь посмотреть, что у нее в животе?

– Именно так, – подтвердила Таппенс. – Хочешь пойти со мной?

– Не очень.

– Не соблаговолите ли вы, сударь, пойти со мной и помочь? – попробовала Таппенс еще раз.

– Услышав такое, – глубоко вздохнул Томми, – я не смогу отказать. В любом случае, хуже, чем составление списков, ничего не может быть. А Исаака поблизости нет?

– Нет. Мне кажется, что у него сегодня выходной день. Но нам он и не нужен. Думаю, что я уже получила от него все, что было можно.

– Он многое знает, – задумчиво сказал Томми. – Я узнал об этом пару дней назад, когда Исаак стал рассказывать мне о прошлом. О вещах, в которых сам он участвовать не мог.

– Ему уже лет восемьдесят, – заметила Таппенс. – Я в этом уверена.

– Я знаю, но уж о больно древних вещах он говорил.

– Люди всегда что-то слышат, – сказала миссис Бересфорд. – И никогда не знаешь, правильно ли они расслышали или нет. Так что пошли потрошить Матильду. Только сначала я переоденусь – Кэй-Кэй жутко грязная и вся затянута паутиной, а нам придется проникнуть в самую ее глубь.

– Может быть, стоит позвать Исаака, если он где-то поблизости, чтобы перевернул ее и облегчил нам доступ к ее животу?

– Ты говоришь так, как будто в своей предыдущей жизни был хирургом.

– Может быть, и так. Сейчас мы с тобой собираемся удалить посторонний предмет из желудка Матильды, который может угрожать ее жизни, если его там оставить. А потом мы покрасим ее, и дети Деборы, возможно, будут на ней кататься, когда приедут к нам в следующий раз.

– У наших внуков и так хватает подарков и игрушек, хотя это не так важно, – заметила Таппенс. – Детей мало интересуют дорогие игрушки. Они будут с удовольствием играть с кусочком веревки, или тряпичной куклой, или с чем-то, что будут называть медвежонком, хотя сделан он будет из дерюжки, скрепленной двумя черными пуговицами, которые будут служить ему глазами.

– Ну пошли, – сказал Томми. – Вперед, к Матильде. В операционный театр.

Оказалось, не так-то просто развернуть Матильду должным образом, чтобы можно было успешно провести необходимую операцию. Весила она довольно прилично – и, кроме того, была вся утыкана гвоздями, которые неожиданно меняли свое положение и впивались в руки. Таппенс уже несколько раз стирала кровь с пальцев, а Томми разразился проклятиями, когда его пуловер зацепился за гвоздь и безнадежно порвался.

– Черт бы побрал эту лошадь, – сказал он.

– Ее надо было сжечь много лет назад, – согласилась Таппенс.

Именно в этот момент к ним неожиданно присоединился старина Исаак.

– Ничего себе, – с удивлением произнес он. – И что же вы двое здесь делаете? Чего вам надо от этой дряхлой лошадки? Может быть, я могу чем-то помочь? Что вы хотите с ней сделать? Вынести ее отсюда?

– Необязательно, – ответила Таппенс. – Мы хотим перевернуть ее вверх ногами так, чтобы можно было добраться до этой дыры и очистить ее живот.

– То есть вы хотите все из нее вынуть, если позволите? И кто подал вам такую идею?

– Да, – сказала Таппенс. – Именно этого мы и хотим.

– Что же вы думаете там найти?

– Ничего, кроме мусора, полагаю, – вмешался в беседу Томми. – Но с другой стороны, – продолжил он с сомнением в голосе, – будет неплохо избавиться кое от какого мусора, знаете ли. Может быть, мы захотим поставить сюда что-то другое… Знаете, всякие там игры. Набор для крокета или что-нибудь в этом роде…

– Когда-то здесь была лужайка для крокета. Давно это было. Еще во времена миссис Фолкнер. Да. Там, где сейчас розарий. Правда, она была не полноразмерная.

– И когда это было?

– Вы о крикетной площадке? Это было еще до меня. Всегда найдутся люди, которые готовы рассказать, что здесь происходило раньше и о чем раньше не говорили. И почему и кто не хотел говорить об этом. Масса историй, некоторые из которых – ложь, а какие-то вполне могут быть правдой.

– Вы такой умный, Исаак, – заговорила Таппенс. – Кажется, что вы знаете обо всем на свете. Откуда же вы узнали об этой крокетной площадке?

– Здесь была коробка с принадлежностями для крокета. Стояла здесь многие годы. Боюсь, от нее мало что осталось.

Таппенс отошла от Матильды и прошла в угол, где стояла длинная деревянная коробка. Под крышкой, которая от времени с трудом открывалась, она увидела в ней красный и синий мячи, а также сломанный и перекрученный крокетный молоток. Остальное пространство было затянуто паутиной.

– Вполне могло остаться со времен миссис Фолкнер, – сказал Исаак. – Говорят, что она даже выступала в соревнованиях.

– В Уимблдоне? – недоверчиво уточнила Таппенс.

– Ну, не совсем в Уимблдоне – думаю, такого не было. Нет. Во всяких местных турнирах. Раньше они здесь часто проходили. У фотографа я даже видел фотографии…

– У фотографа?

– Ну да. В деревне. У Дарренса. Вы же его знаете, правда?

– Дарренс? – В голосе Таппенс послышалось сомнение. – А, ну да. Он торгует фотопленками и всякой подобной мелочью, не так ли?

– Так точно. Только не забывайте, что теперь там заправляет не старый Дарренс. Это его внук. Или правнук, точно не знаю. В основном он продает всякие открытки – рождественские, поздравительные и так далее. А еще он фотографирует людей. У него хранится масса этих фотографий. Однажды появилась одна женщина и потребовала фотографию своей прабабушки. Сказала, что она у нее была, но то ли разбилась, то ли сгорела, то ли потерялась или что-то еще. Вот и стали искать негатив. Хотя, по-моему, так и не нашли. Однако где-то у него хранится множество альбомов.

– Альбомы, – задумчиво произнесла Таппенс.

– Могу что-то еще для вас сделать? – спросил Исаак.

– Помогите нам немного с Джейн, или как там ее зовут.

– Не Джейн, а Мотильда. Хотя даже и не Мотильда, как было бы правильно, а именно что Матильда. Уж не знаю почему. Наверное, по-французски.

– По-французски или по-американски. Матильда. Луиза. Как-то так, – задумчиво сказал Томми.

– А здесь очень удобно что-нибудь прятать, – заметила Таппенс, засовывая руку в дырку на животе Матильды.

Она вытащила оттуда изношенный каучуковый мяч, который когда-то был красно-желтым, а теперь состоял практически из одних дыр.

– Детский, скорее всего, – предположила Таппенс. – Они любят прятать вещи в таких местах.

– Это точно. Как только увидят какое-то отверстие, – согласился Исаак. – А однажды здесь жил молодой человек, который оставлял в ней свои любовные записочки, так я слыхал. Вроде как в почтовом ящике.

– Письма? А кому он их писал?

– Наверное, какой-то молодой девушке. Я так думаю. Но это было еще до меня, – закончил Исаак разговор своей традиционной фразой.

– Все вещи случались здесь задолго до Исаака, – сняв пиджак, заметил Томми после того, как садовник, поставив Матильду в удобное положение, оставил их, сказав, что ему надо прикрыть фрамуги.

– Просто невероятно, – сказала слегка задыхающаяся Таппенс, вытаскивая грязную руку из внутренностей Матильды, – что кто-то умудрился засунуть туда так много вещей или, по крайней мере, попытался это сделать, даже не удосужившись вычистить из нее мусор.

– А зачем кому-то надо было ее чистить? Кому это могло прийти в голову?