Джайлз снова посерьезнел.

— Вот это-то мне и не нравится. — Помолчав немного, он озабоченно продолжал: — Я не хочу, чтобы ты этим занималась. Получается, я буду отдыхать, а ты — выполнять грязную работу.

Гвенда нежно провела пальцем по его щеке.

— Знаю, милый, знаю. Но, согласись, дело ведь очень щекотливое. Наглость, конечно, расспрашивать мужчину о его бывшей любви, — но женщине такая наглость позволительна, если она умна… А я уж постараюсь быть умной.

— То, что ты умная, я и так знаю. Но если Эрскин тот, кого мы ищем…

— Не думаю, что это он, — задумчиво проговорила Гвенда.

— То есть… по-твоему, мы взяли ложный след?

— Не совсем. Думаю, роман у него с ней все-таки был. Но, понимаешь, Джайлз, он не мог удушить! Не такой он. Совсем не такой.

— Послушай, Гвенда, ну откуда тебе знать, какими должны быть душители?

— Ниоткуда. Просто женское чутье.

— Вот-вот! Наверное, все задушенные гордились при жизни своим чутьем. Но — шутки в сторону, прошу тебя: будь осторожна.

— Обязательно. Жаль все-таки бедного майора: жена — такой дракон в юбке. И как он с ней всю жизнь выдерживает?

— Да, она странная… Мне, во всяком случае, в ее присутствии было не по себе.

— Злодейка настоящая. Заметил, как она следила за каждым моим движением?

— Надеюсь, твой план не даст осечки.

План был приведен в исполнение на следующее утро.

Джайлз, чувствуя себя, как он выразился, «наемным детективом в деле о разводе», занял удобный наблюдательный пост с видом на ворота «Имения Анстеллей». Около половины двенадцатого он доложил Гвенде, что путь свободен. Миссис Эрскин выехала из дома в маленьком автомобильчике марки «Остин»[259]: судя по всему, она направлялась за покупками в городок Дейт, расположенный в трех милях от объекта.

Гвенда на своей машине подъехала к парадному крыльцу дома и позвонила в колокольчик. Спросив миссис Эрскин, она услышала в ответ, что хозяйки нет дома. Тогда она осведомилась, дома ли майор Эрскин. Майор оказался в саду, Где производил какие-то манипуляции с цветами на клумбе. При приближении Гвенды он выпрямился.

— Простите, что опять вас беспокою, — сказала Гвенда. — Но, кажется, вчера я обронила где-то здесь свое кольцо. Я точно помню: когда мы выходили в сад, оно еще было у меня на пальце… Да, вы правы, оно мне великовато… Я просто представить не могу, что скажу мужу, если не найду кольца: оно ведь обручальное.

Начались поиски. Гвенда старательно повторяла вчерашний маршрут, мучительно вспоминая, где именно она останавливалась и какие цветы разглядывала. Наконец, драгоценная потеря блеснула под раскидистым дельфиниумом. Радости Гвенды не было предела.

— Теперь, миссис Рид, могу ли я вам что-нибудь предложить? Пиво? Рюмочку хереса? Или, может быть, кофе?

— Спасибо, ничего не нужно. Нет-нет, я правда не хочу. Сигарету — да, благодарю вас.

Она опустилась на скамейку, и Эрскин тоже присел рядом.

Пока они молча курили, сердце Гвенды часто-часто колотилось. Наконец — хватит мяться, решила она. Пора приступать к делу.

— Хочу вас кое о чем спросить. Возможно, вы сочтете меня чересчур назойливой. Но, поверьте, мне очень нужно это знать, а вы, вероятно, единственный человек, который может мне помочь. Вы, насколько мне известно, любили когда-то мою мачеху.

Майор в недоумении обернулся к ней.

— Я — вашу мачеху?

— Да. Хелен Кеннеди, по мужу Хэллидей.

— А, понятно, — сказал он и надолго умолк. Он неотрывно смотрел на залитую солнцем лужайку, но вряд ли видел ее Забытая сигарета тлела в его руке. И хотя не было сказано ни слова, от его локтя, едва касавшегося ее руки, и от всей его неестественно застывшей фигуры на Гвенду повеяло давней незаживающей болью.

Наконец, словно отвечая на вопрос самому себе, он сказал:

— Стало быть, письма.

Гвенда ничего не ответила.

— Я и писал-то ей раза два-три, не больше. Она сказала, что сожгла их, — но разве женщины сжигают письма?.. И вот теперь они попали в ваши руки. И вы хотите все знать.

— Я хочу больше узнать о ней. Я… очень ее любила — хотя, конечно, я была еще совсем маленькая, когда она уехала.

— Так она уехала?

— А вы разве этого не знаете?

Он взглянул на нее с непритворным удивлением.

— Я ничего о ней не знаю — после того месяца в Дилмуте.

— И не знаете, где она сейчас?

— Понятия не имею. Ведь прошло уже столько лет. Все давным-давно кончено — и забыто.

— Да? Забыто?..

Он грустновато улыбнулся.

— Возможно, и не забыто… Вы очень проницательны, миссис Рид. Но расскажите мне лучше, что вам известно о ней. Надеюсь, она не… Надеюсь, она жива?

Откуда-то налетел прохладный ветерок, на скамейке стало зябко, но ветерок стих, и неприятное ощущение прошло.

— Мне не известно, жива она или нет, — сказала Гвенда. — Мне ничего о ней не известно. Я думала, может, вы знаете.

Майор лишь молча покачал головой.

— Понимаете, — продолжала Гвенда, — тем летом она уехала из Дилмута. Уехала совершенно неожиданно, никому ничего не сказав. И потом уже не вернулась.

— И вы решили, что она могла написать мне?

— Да.

Он снова покачал головой.

— Я не получал от нее ни строчки. Но ведь доктор, ее брат, как будто живет в Дилмуте? Он-то наверняка в курсе. Или он уже?..

— Нет, он еще жив. Но тоже ничего о ней не знает. Понимаете, все подумали, что она уехала… с кем-то.

Он повернул голову, и в глазах его Гвенда прочла невыразимую тоску.

— И родные решили, что… со мной?

— Ну, они не исключали такую возможность.

— Возможность… А была ли она вообще, эта самая возможность? Не думаю. Впрочем, кто знает? Возможно, мы просто — по собственной глупости — бездарно упустили свое счастье?..

Гвенда промолчала, и Эрскин снова обратил на нее задумчивый взгляд.

— Наверное, будет лучше, если я расскажу вам все. Хотя рассказывать-то, собственно, нечего… Но я не хотел бы, чтобы вы думали о Хелен дурно. Мы с ней познакомились на пароходе, когда плыли в Индию. Один из мальчиков перед этим заболел, и жене с детьми пришлось задержаться до следующего рейса. В Индии Хелен собиралась выйти замуж за молодого человека, который, кажется, имел какие-то грандиозные планы. Она не любила его, скорее смотрела как на доброго друга, на которого в случае чего можно опереться. Главное для нее было — уехать куда-нибудь, потому что дома она чувствовала себя несчастной. Мы с ней полюбили друг друга.

Он помолчал.

— Я понимаю, полюбить можно по-разному. Но — я хочу, чтобы вы мне верили, — это не была обычная интрижка, какие случаются иногда в пути между мужчиной и женщиной. Это была настоящая любовь, и она… потрясла нас обоих до глубины души. Но что из этого? Я не мог бросить Дженит с детьми, и Хелен тоже так считала. Если бы только Дженит — но у нас уже было двое сыновей. Выход был только один. Мы с Хелен договорились навсегда проститься — и забыть друг друга. Да, забыть!.. — Он невесело рассмеялся. — Мне не удавалось забыть ее ни на минуту. Жизнь для меня превратилась в сущий ад. О, если бы только я мог не думать о ней!.. Так вот, она не вышла за того парня, что ждал ее в Индии. В последний момент просто не смогла себя заставить. В конце концов ей пришлось возвращаться в Англию — но по пути домой она познакомилась с другим человеком — вашим отцом, надо полагать. Месяца через два она сообщила мне обо всем в письме. Она писала, что он очень несчастлив после смерти жены и что у него маленькая дочка. Надеялась, что сможет сделать его счастливым и что вообще так будет лучше для всех. Письмо было из Дилмута. Спустя восемь месяцев после этого умер мой отец, завещав мне этот дом. Я подал в отставку и вернулся в Англию. Но прежде чем переехать сюда на постоянное местожительство, мы с женой решили отдохнуть пару-тройку недель. Дженит предложила съездить в Дилмут: кто-то хвалил ей этот тихий, славный городок. Понятно, что о Хелен она даже не догадывалась. Ну, а я… Представляете, каков соблазн? Снова увидеть Хелен, взглянуть на ее счастливого мужа?..

Майор Эрскин снова задумался, как будто что-то вспоминая…

— Мы приехали, — продолжал он, — и остановились в отеле «Ройял Кларенс». Это было ошибкой. Встреча с Хелен оказалась для меня тягчайшим испытанием… Надо сказать, что выглядела она вполне счастливой — не знаю уж, как оно там было на самом деле. Но наедине со мной она не оставалась — видимо, избегала. Не знаю, чувствовала ли она что-то ко мне или уже нет… Очень возможно, что все уже прошло. Но моя жена все равно как будто что-то заподозрила. Ну да она у меня всегда была подозрительна… Вот и все, — лаконично подытожил он. — И мы уехали из Дилмута…

— Семнадцатого августа, — подсказала Гвенда.

— Да? Возможно, теперь я уже не помню.

— Была суббота, — подсказала Гвенда.

— Ах да, верно. Помню, Дженит еще говорила, что в поезде наверняка будут толпы несметные, — но никаких толп как будто не было…

— Пожалуйста, майор Эрскин, постарайтесь вспомнить: когда вы в последний раз видели Хелен — мою мачеху?

Легкая усмешка тронула его губы.

— Мне и стараться не нужно. Я видел ее вечером накануне отъезда, на пляже. После ужина я без особой цели спустился к морю — Хелен оказалась там. Больше на пляже никого не было. Я проводил ее до дома. Мы вошли в сад…

— В котором часу?

— Не знаю… Вероятно, около девяти.

— И там попрощались?

— И там попрощались. — Он снова усмехнулся. — Нет, не так, как вы сейчас подумали. Без всяких нежностей, даже, пожалуй, не слишком вежливо. Хелен сказала мне: «Уходи. И, пожалуйста, поскорее. Я не хочу, чтобы…» Она не договорила, и тогда я… я повернулся и ушел.