— Тоже возможно. А возможно, что между ними никогда ничего и не было.

— Джайлз, а тебе не кажется, что мы с тобой ведем себя, как полные идиоты?

— Не знаю… Иногда кажется. А иногда я вообще не понимаю, чего ради мы носимся с этими «поисками». Кому они нужны — теперь?

— Через столько лет… И мисс Марпл, и доктор Кеннеди советовали нам одно и то же: «Не вмешивайтесь». А мы? Почему мы их не послушали? Почему лезем все глубже и глубже? Будто кто-то нас подталкивает… Как думаешь, может, это она?

— Кто — она?..

— Хелен. Вдруг из-за нее я и не могу забыть… Мое детское воспоминание — единственная ее связь с этим миром… с истиной. Может быть, Хелен использует меня… нас с тобой? Хочет, чтобы с нашей помощью открылась правда?

— Ты хочешь сказать, раз она умерла не своей смертью…

— Да. Говорят — я даже где-то читала, — что иногда души убитых не могут обрести покой…

— По-моему, у тебя слишком богатая фантазия.

— Возможно. Впрочем, мы и сейчас вольны выбирать. Это обычный светский визит, он ни к чему нас не обязывает — если, конечно, мы сами не захотим чего-то большего…

Джайлз недоверчиво тряхнул головой.

— Чтобы мы-то не захотели? Да мы просто не сможем удержаться.

— Да… Ты прав. И все-таки, Джайлз, мне как-то страшновато.

2

— Так вы ищете для себя дом? — спросил майор Эрскин, передавая Гвенде тарелку с бутербродами.

Гвенда взяла бутерброд и подняла глаза.

Ричард Эрскин был невысокий — чуть выше среднего роста — седой мужчина с задумчивыми, немного усталыми глазами. Говорил он низким приятным голосом, немного растягивая слова. Вроде бы ничего особенного, подумала Гвенда, и в то же время очень привлекателен… По своим внешним данным он, конечно, уступает Уолтеру Фейну — тем не менее мимо Фейна любая женщина пройдет и не обернется, а вот мимо Эрскина не пройдет. Фейн — ни рыба ни мясо, Эрскин же, хотя тоже держится скромно, — безусловно, личность. Он говорит просто, о простых вещах, но в нем есть нечто такое, что женщины сразу же отмечают и реагируют на это чисто по-женски… Гвенда непроизвольно одернула юбку, поправила завиток возле уха, проверила языком помаду на губах. Да, девятнадцать лет назад Хелен Кеннеди вполне могла влюбиться в такого мужчину, Гвенда нисколько в этом не сомневалась.

Снова подняв глаза, Гвенда обнаружила, что хозяйка откровенно наблюдает за ней, и невольно покраснела. Миссис Эрскин беседовала с Джайлзом, но при этом неотрывно смотрела на Гвенду, и взгляд ее был оценивающим и подозрительным. Дженит Эрскин была женщина высокая и плечистая, с низким, почти мужским голосом. На ней был хорошо сшитый твидовый костюм с большими карманами. Выглядела она старше своего мужа, хотя тут Гвенда, пожалуй, могла и ошибиться. Лицо усталое, будто изможденное — лицо несчастливой, голодной женщины, подумала Гвенда.

«Да, несладко ему живется с такой женой», — сказала она себе, вслух же произнесла:

— Искать дом — ужасно утомительное занятие. Рекламные листки все одинаковы: наобещают выше крыши, а приедешь, глянешь — оказывается, и близко к тому, что написано, нет.

— И вы хотели бы поселиться в наших краях?

— Было бы очень неплохо. Признаться, больше всего нас тут привлекает Адрианов вал[254], Джайлз с детства этим валом бредит. Понимаете — это вам может показаться странным, но нам с Джайлзом практически все равно, в какой части Англии жить. Моя родина — Новая Зеландия, и, естественно, для меня все английские графства одинаковы. А Джайлз обычно проводил в Англии школьные каникулы, но каждый раз у какой-нибудь новой тетушки, так что тоже не успел ни к чему особенно привязаться. Единственное, чего бы не хотелось нам обоим, — это жить рядом с Лондоном. Хочется настоящей деревенской жизни.

Эрскин улыбнулся.

— Ну, если вам и в самом деле нужна деревенская жизнь, то здесь вы ее будете иметь в избытке. Полная, так сказать, обособленность. Соседей раз-два и обчелся, да и те не близко, — сказал он, и в его приятном голосе Гвенде послышались тоскливые нотки.

Перед ее внутренним взором вдруг возникла картинка полной обособленности: короткие хмурые зимние дни, вой ветра в трубе, спущенные шторы — и всегда, всегда рядом эта женщина с голодными, несчастливыми глазами, а соседей раз-два и обчелся, и те не близко… Картинка, впрочем, быстро рассеялась. За окном снова было лето, через распахнутую стеклянную дверь из сада доносился розовый тонкий аромат вперемешку с птичьим щебетом.

— Дом у вас, видимо, очень старый? — спросила Гвенда.

Эрскин кивнул.

— Времен королевы Анны[255]. Моя семья здесь живет уже третью сотню лет.

— Прекрасный дом, есть чем гордиться.

— Ну, теперь-то он уже захирел. Все съедают налоги, на то, чтобы поддерживать имение в приличном состоянии, почти ничего не остается. Но, в конце концов, дети уже выросли — дальше будет полегче.

— Сколько у вас детей?

— Двое сыновей. Один военный, другой только что закончил Оксфорд[256]. Собирается работать в издательстве.

Эрскин обернулся к камину, и Гвенда не преминула последовать его примеру. На камине стояла фотокарточка, запечатлевшая двух юношей — Гвенда сказала бы, лет восемнадцати и девятнадцати. Майор смотрел на карточку (сделанную, судя по всему, несколько лет назад) с нескрываемой гордостью и любовью.

— Знаю, что не принято хватить собственных детей, — сказал он. — Но они славные ребята.

— Красивые парни. — Гвенда кивнула.

— Думаю, — сказал Эрскин, — что в конечном итоге все оправдано… Я хочу сказать, оправданы те жертвы, которые мы приносим ради детей, — пояснил он, поймав вопросительный взгляд Гвенды.

— А жертвовать, наверное, приходится многим? — спросила Гвенда.

— Иногда всем…

И снова в его словах Гвенде почудилось что-то щемяще-тоскливое — она не успела точно определить, что, потому что рядом раздался низкий бесцеремонный голос миссис Эрскин.

— Вы действительно хотите подыскать себе дом где-нибудь поблизости? Боюсь, я не знаю в нашей округе ничего подходящего.

«А и знала бы, мне бы не сказала, — не без злорадства подумала Гвенда. — Ревнует, старая дура. Ревнует — просто потому, что я разговариваю с ее мужем, а еще потому, что я моложе и привлекательнее ее».

— Многое, несомненно, зависит оттого, сколько времени вы можете потратить на поиски, — заметил Эрскин.

— Сколько угодно, — оптимистически заверил его Джайлз. — Нам спешить некуда. Главное — найти то, что нужно. А жить у нас на первое время есть где: мы уже купили дом в Дилмуте, на южном побережье.

Майор Эрскин встал и отошел к столику у окна, на котором стояла сигаретница.

— В Дилмуте, — без всякого выражения повторила миссис Эрскин, не сводя глаз с затылка своего мужа.

— Славное местечко, — сказал Джайлз. — Вы о нем не слышали?

Миссис Эрскин немного помолчала, потом ответила, как и прежде, ничего не выражающим голосом.

— Однажды много лет назад мы провели в Дилмуте две-три недели летнего отпуска. Нам там не понравилось — климат для нас слишком уж расслабляющий.

— Вот и мы так думаем, — подхватила Гвенда. — Мы с Джайлзом любим, чтобы иногда веяло прохладой…

Эрскин с сигаретницей в руках вернулся к чайному столику и предложил Гвенде сигарету.

— В таком случае, вам здесь должно понравиться, — пообещал он, пожалуй, несколько мрачновато. — Здесь почти всегда веет прохладой.

Когда майор поднес ей огонь, Гвенда вскинула на него глаза и простодушно спросила:

— А Дилмут вы хорошо помните?

Губы его едва заметно скривились — как от боли, подумала Гвенда, — но все же ответ прозвучал достаточно равнодушно.

— Очень хорошо. Мы останавливались… кажется, в отеле «Ройял Джордж»… нет, «Ройял Кларенс».

— A-а, знаю, это очень почтенное заведение, мы живем как раз рядом с ним. Наш дом называется «Холмы». Но раньше у него было другое название. «Святая… кажется, Мария» — да, Джайлз?

— «Святая Екатерина», — сказал Джайлз.

На сей раз хозяевам не удалось сохранить безучастный вид. Эрскин резко отвернулся, чайная чашка в руке миссис Эрскин звякнула о блюдце.

— Может, хотите взглянуть на сад? — чуть громче, чем надо, спросила она.

— О, с удовольствием!

Они вышли из гостиной через стеклянную дверь. Сад был чистый, ухоженный, мощеные дорожки обрамлены длинными цветочными бордюрами. Вероятно, хозяйская рука майора Эрскина, — подумала Гвенда и, скорее всего, угадала: когда он заговорил с ней о розах и цветочной рассаде, его печальное лицо заметно оживилось. Сад явно был для него отдушиной.

Наконец, откланявшись, Джайлз и Гвенда сели в машину.

— Ну как? — нерешительно спросил Джайлз. — Обронила?

Гвенда кивнула.

— Ага. У второго кустика дельфиниума[257].

Она посмотрела на свою руку, рассеянно вращая на пальце гладкое обручальное свадебное кольцо. Обручального колечка с камнем, подаренного Джайлзом в день их помолвки[258], не было.

— А если ты его потом не найдешь?

— Ну, я же не настоящее свое обручальное кольцо обронила. Ради такого случая я надела другое.

— И на том спасибо.

— Джайлз, поверь, твое кольцо мне очень, очень дорого. Помнишь, что ты сказал, когда надел мне его на палец?

— Думаю, — заметил Джайлз, — что какой-нибудь старушке вроде мисс Марпл наши с тобой нежности покажутся странноватыми.

— Интересно, что она сейчас делает, наша отважная мисс Марпл? Сидит на крылечке, греется на солнышке?

— Как же, станет она сидеть сложа руки! Наверняка вынюхивает, выуживает, вопросики задает. Как бы она не перестаралась со своими вопросиками.

— Но это же совершенно естественное занятие для пожилой дамы — задавать вопросы. Попробовали бы их задавать мы, выглядело бы не так естественно…