Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— И у вас создалось впечатление, что он действительно ее убил?

— Я сказал: поначалу. Позднее, когда я лучше изучил характер и душевные качества майора Хэллидея, мне пришлось переменить точку зрения. Ваш отец, миссис Рид, категорически не был параноиком. У него не было ни мании преследования, ни малейшей склонности к насилию. Он не был, что называется, «сумасшедшим». Наоборот, майор Хэллидей был человеком добрым, мягким, вполне уравновешенным и не представлял никакой опасности для окружающих. Тем не менее, фиксированная идея о совершенном убийстве не оставляла его. Я убежден, что истоки ее можно было бы объяснить, — если бы можно было вернуться к каким-то очень давним, скорее всего, детским его воспоминаниям. Но должен признать, что ни одна из примененных нами методик не дала положительных результатов. Чтобы преодолеть сопротивление пациента, психоаналитику может понадобиться очень много времени, иногда годы и годы. У нас же, увы, времени оказалось недостаточно.

Он немного помолчал и, взглянув прямо Гвенде в глаза, спросил:

— Вам ведь известно, что майор Хэллидей покончил с собой?

— Что?! — слабо вскрикнула Гвенда. — Нет.

— Простите, миссис Рид. Я полагал, что вы знаете. Наверное, вы вправе винить нас в случившемся. Прояви мы бдительность, несчастья могло и не произойти. Но понимаете, сам я не видел ни малейших оснований к тому, чтобы предполагать в нем склонность к суициду. Он никогда не впадал в меланхолию, не предавался мрачным размышлениям, у него не было периодов подавленности. Он жаловался только на бессонницу — и ему выписывали снотворное. Но он лишь делал вид, что принимает таблетки. На самом деле он их прятал и, накопив достаточное количество…

Доктор Пенроуз развел руками.

— Он был так несчастлив?

— Думаю, что причина не в этом. Я бы сказал, тут скорее комплекс вины, стремление понести заслуженное, как он считал, наказание. Видите ли, сначала он настойчиво требовал вызвать полицию, и хотя ему объяснили, что он никого не убивал, до конца он этому так и не поверил. Мы десятки раз беседовали с ним, и каждый раз ему приходилось признавать, что он не помнит, как он, собственно, ее душил. — Доктор Пенроуз немного пошелестел бумагами на столе. — Его воспоминания о том дне неизменно сводились к одному и тому же. Когда он вернулся домой, было темно. Прислуги в тот вечер в доме не было. Он, как всегда, прошел сначала в столовую, налил себе немного виски, выпил, затем прошел в соседнюю комнату — гостиную. После этого он больше ничего не мог вспомнить — решительно ничего… до того момента, когда он уже стоял в спальне, глядя сверху вниз на тело своей жены. Она была задушена — и он понял, что это его рук дело.

— Простите, доктор Пенроуз, — вмешался Джайлз. — А как он это понял?

— Он просто не сомневался в этом — и все. По его словам, он уже несколько месяцев питал в отношении нее самые немыслимые подозрения. В частности, он был убежден, что она подмешивает ему в пищу какие-то наркотики. Подозрения его, кстати, легко объяснимы. Он ведь до этого жил в Индии, а там частенько случается, что женщины подсыпают мужьям дурман в пищу. У него часто бывали галлюцинации, смещалось время и место происходящего. Он говорил, что не верит в неверность своей жены, но я-то как раз считаю, что именно в этом и было дело. В тот вечер он, скорее всего, зашел в гостиную, прочитал там ее записку, и ситуация оказалась для него настолько невыносима, что он предпочел как бы «убить» свою жену. Отсюда и галлюцинация.

— Вы хотите сказать — он так ее любил?

— Это очевидно, миссис Рид.

— И он так и… не признал, что это была галлюцинация?

— Ему пришлось в конце концов это признать — на словах, но в душе он продолжал думать, что он убийца. Это засело в нем настолько глубоко, что не поддавалось доводам рассудка. Если бы мы смогли отследить первопричины, коренящиеся в впечатлениях раннего детства…

— И все-таки, — прервала его Гвенда, которую совершенно не интересовали впечатления раннего детства, — вы совершенно уверены, что он… не убивал?

— Я вижу, миссис Рид, вас все-таки это беспокоит? Выкиньте из головы. Келвин Хэллидей мог сколько угодно подозревать и ревновать свою жену, но он был органически не способен на убийство.

Кашлянув, доктор Пенроуз взял в руки обтрепанную черную тетрадку.

— Вот, если вам будет угодно, миссис Рид. Это по праву принадлежит вам. Здесь кое-какие записи, сделанные вашим отцом во время пребывания в лечебнице. Когда мы передавали вещи, оставшиеся от покойного, душеприказчику (точнее говоря, адвокатской конторе, которая вела его дела), наш тогдашний главный врач доктор Мак Гир приобщил эту тетрадь к истории болезни. Кстати, случай вашего отца описан в книге доктора Мак Гира — разумеется, в книге не упоминается полное имя, только инициалы. А дневник, если хотите, можете…

Гвенда поспешно протянула руку.

— Очень хочу, — сказала она. — Спасибо.

2

Покачиваясь в лондонском поезде, увозившем их из Саут-Бенгама, Гвенда достала из сумочки черную тетрадку и наугад раскрыла ее.

Келвин Хэллидей писал:

«Будем надеяться, что здешние эскулапы свое дело знают… Хотя со стороны все это чушь несусветная: любил ли я свою мать? ненавидел ли отца? Фу, бред какой!.. Меня не покидает чувство, что история моя совсем не медицинская, а самая что ни на есть криминальная: я же знаю, что я не умалишенный. С другой стороны, и остальные пациенты тоже как будто ведут себя вполне нормально, даже разумно — до тех пор, пока дело не дойдет до одного-единственного пунктика. Что ж, видно, и у меня теперь завелся свой „пунктик“…

Я писал Джеймсу, просил его связаться с Хелен. Пусть приедет, если она жива, чтобы я взглянул на нее собственными глазами. Он сказал, что ему неизвестно, где она… Ерунда, просто он знает, что ее больше нет, потому что я убил ее… Он хороший человек, но не надо меня обманывать… Хелен мертва…

Когда я начал подозревать ее? Очень давно, вскоре после нашего приезда в Дилмут… Она стала вести себя совсем не так… иначе… словно что-то скрывала… Я начал украдкой наблюдать за ней. Иона тоже. Да, она тоже за мной наблюдала…

И все-таки, неужели она подмешивала мне в пищу какую-то гадость? Эти жуткие ночные кошмары… Сны, совсем не похожие на сны, словно все эти страхи происходят наяву… Это могли быть только наркотики… и сделать это могла только она… Но зачем?.. Был кто-то — кто-то, кого она боялась…

Я должен быть честным с самим собой. Ведь я подозревал, что у нее есть возлюбленный? Да, кто-то был… Я знаю, что у нее кто-то был, — она говорила еще на корабле… Тот, кого она любила, но чьей женой быть не могла. Мы с ней были в одном положении… я тоже не мог забыть Меган… Малышка Гвенни — просто копия Меган… А Хелен на корабле так славно играла с Гвенни!.. Хелен, такая славная…

Хелен… Жива лиона — или тогда я выдавил из нее жизнь, всю до последней капли?.. Я шагнул из столовой в гостиную и сразу увидел на столе записку, а потом — потом все почернело, не помню ничего, кроме черноты. Но сомнений быть не может… Я убил ее… Слава Богу, Гвенни теперь далеко — в безопасности, в Новой Зеландии. Они очень хорошие люди. Они будут любить ее — ради Меган. Ах, Меган… Если бы ты была жива…

Так будет лучше всего… без шума, без скандала… Лучше всего для дочери. Я не смогу так жить, год за годом… Оборвать эти бессмысленные мучения… и Гвенни никогда ничего не узнает… не узнает, что ее отец — убийца…»

Дальше Гвенда читать не смогла — строки заволакивало сплошной пеленой. Она подняла глаза на Джайлза, сидевшего напротив, но тот сосредоточенно смотрел совсем в другую сторону.

Почувствовав на себе взгляд Гвенды, он незаметным кивком указал ей на то, что привлекло его внимание. Пассажир, сидевший возле окна, читал вечернюю газету. С первой ее страницы прямо на них смотрел броский заголовок:

МУЖЧИНЫ В ЕЕ ЖИЗНИ — КТО ОНИ?

Гвенда медленно кивнула и снова перевела взгляд на страничку дневника.

«Кто-то был… Я знаю, что у нее кто-то был…»

1

Мисс Марпл свернула с набережной на старую торговую улочку, взбиравшуюся вверх по некрутому склону. Улочка представляла собой сплошную галерею из старомодных магазинчиков: магазин для рукодельниц, кондитерская, «ткани и товары для дам» (живших, судя по товарам, не иначе как при королеве Виктории) — и так далее в том же духе.

Мисс Марпл заглянула в окно магазинчика для рукодельниц. Две молоденькие девушки обслуживали покупательниц, третья — пожилая, седоватая продавщица за прилавком в глубине магазина — была свободна.

Мисс Марпл толкнула дверь и вошла.

— Что вам угодно, мадам? — услышала она, опускаясь на стул перед прилавком.

Мисс Марпл было угодно немного бледно-голубой шерсти на детскую кофточку. Покупка происходила неторопливо и обстоятельно. Перебирая узоры вязки, мисс Марпл просмотрела несколько книг по вязанию для детей, причем по ходу дела успела рассказать о своих внучатых племянниках и племянницах. Продавщица и не думала проявлять нетерпение: за долгие годы она привыкла работать с такими вот дотошными, словоохотливыми старушками, и они нравились ей гораздо больше напористых молодых мамаш, которые толком не знают, что им нужно, лишь бы подешевле, покрикливее да побыстрее.

— Прекрасно, — сказала мисс Марпл. — Вот на этом и остановимся. Я уже не раз убеждалась: шерсть от «Сторклег»[243] надежнее всего — при стирке нисколечко не садится. Думаю, я даже возьму пару унций[244] про запас.

Заворачивая покупку, продавщица заметила, что на улице сегодня ветрено.

— Да, я тоже обратила внимание, когда проходила по набережной, смотрела на Дилмут. Город так сильно изменился за последние годы. Сколько же я здесь не была? Да пожалуй, лет девятнадцать уже.