— Но вы-то сами ведь не думаете, что она покончила с собой?

Пуаро медленно покачал головой.

— Так вы считаете, что ее убили?

— Да, Гастингс, ее убили.

— Тогда почему же вы предпочли это замолчать и допустить, чтобы дело закрыли как «самоубийство»? Ведь это означает конец расследованию!

— Совершенно точно.

— И вы этого желали?

— Да.

— Но почему?

— Просто непостижимо, что вы совсем ничего не понимаете! Ну да ладно, давайте оставим это… Вы просто должны мне поверить, что было совершено убийство — сознательное, намеренное убийство. Я ведь говорил вам, Гастингс, что здесь, в «Стайлзе», скоро будет совершено преступление и что мы вряд ли сможем его предотвратить, потому что убийца — человек жестокий и решительный.

Я вздрогнул.

— А что будет потом?

Пуаро улыбнулся.

— Дело закрыто. Его отнесли по разряду самоубийств. Но мы с вами, Гастингс, будем продолжать наше расследование. Неофициально. Будем рыть землю, точно кроты. И рано или поздно схватим за руку «Икс».

— А что если, пока мы его схватим, он еще кого-нибудь убьет?

Пуаро покачал головой:

— Не думаю. Разве только кто-нибудь что-то увидит или узнает и проговорится…

Глава 15

1

Мои воспоминания о событиях, последовавших непосредственно за судебно-медицинской экспертизой по случаю смерти миссис Франклин, немного расплывчаты. Разумеется, состоялись похороны, на которых было множество, смею сказать, любопытствующих жителей Стайлз-Сент Мэри. Именно тогда ко мне подошла старуха с глазами в склеротических жилках и неприятной, я бы сказал, зловещей манерой речи.

— А я вас помню, сэр, представьте.

— Э, возможно…

Но она продолжала, не дослушав:

— Двадцать лет с лишком прошло… Когда умерла старая леди из «Стайлза». Это здесь у нас было первое убийство, но, сдается мне, не последнее. Мы тогда все говорили, что старую миссис Инглторп прикончил ее муж. Все были в этом уверены. — И она злорадно усмехнулась. — А может, и на этот раз муженек замешан?

— Что вы хотите этим сказать? — гневно возразил я. — Вы разве не знаете, что вердикт суда был «самоубийство»?

— Это коронер так сказал, но он мог и ошибиться, а? Как вы думаете? — И она толкнула меня локтем в бок. — Ох уж эти доктора. Они-то знают, как можно покончить с женушкой. Да и она-то, по всей вероятности, не очень к мужу-доктору благоволила.

Я сердито повернулся к старухе, и она шмыгнула прочь, бормоча, что не хотела сказать ничего дурного, вот только странно, что такое случается во второй раз.

— И разве не чудно, сэр, что и вы здесь очутились тоже во второй раз? Ведь так?

На какое-то краткое мгновенье у меня промелькнуло: а не подозревает ли она лично меня в совершении обоих преступлений? Это очень меня обеспокоило. И еще я подумал, какая это странная вещь — подобные подозрения — и как они живучи в маленьком городке.

Но, главное, все сказанное было не так уж далеко от истины. Ведь кто-то действительно убил миссис Франклин.

Как я уже сказал, я очень немногое помню о тех днях, тем более что меня тогда больше всего тревожило состояние здоровья Пуаро. Дело в том, что ко мне явился Кертис. Обычно невыразительное лицо его было обеспокоено. Он доложил, что у Пуаро ночью был сердечный приступ.

— Мне кажется, сэр, что надо бы показать его доктору.

Я бросился к Пуаро со скоростью почтового экспресса, но он очень решительно отверг необходимость врачебного визита. Все это было не похоже на него. Я всегда считал, что он чересчур носится со своим здоровьем, боится сквозняков, кутает шею шелковыми или шерстяными кашне, ужасается, если промочит ноги, измеряет температуру и немедленно ложится в постель при малейшем подозрении на простуду — «иначе у меня разовьется водянка в груди». А главное, при малейшем недомогании он всегда советовался с врачами. Теперь же, когда он был действительно болен, его отношение к своему здоровью кардинально изменилось. И наверное именно по причине болезни. Те прежние недомогания были пустяковыми, но теперь, когда он был очень нездоров, Пуаро, возможно, опасался признать серьезность своей болезни и проявлял такое легкомыслие к визиту врача, потому что страшился узнать правду.

Я запротестовал, но он отверг мои возражения хоть и с грустью в голосе, но очень решительно.

— Ах, но я же консультировался с врачами! И не с одним, а несколькими. Я был у Бланка, и у Дэша (имена известных специалистов), и как же они поступили? Они послали меня в Египет, где мне сразу же стало гораздо хуже. Я был также у Р.

Я знал, что Р. — кардиолог.

— И что он вам сказал? — перебил я его.

Пуаро уклончиво взглянул в сторону — и сердце у меня сжалось.

— Он сделал все возможное. Я получаю необходимое лечение, у меня под рукой нужные лекарства, но, увы, он не всесилен… Поэтому, Гастингс, поймите, звать врачей ни к чему. Медицина, mon ami, уже не поможет. К сожалению, нельзя вставить новый мотор и продолжать жить как прежде.

— Но, послушайте, Пуаро, все не так просто. Кертис…

— А что Кертис? — отрывисто переспросил Пуаро.

— Он приходил ко мне, он беспокоится. У вас был приступ.

Пуаро смягчился.

— Да, да. Иногда они бывают, эти приступы, и, ох, как нелегко все это наблюдать. У самого Кертиса, полагаю, приступов никогда не бывает.

— Так вы решительно не хотите вызвать врача?

— Это ни к чему, друг мой.

Он говорил очень мягко, но категорично. И снова сердце у меня защемило. Пуаро улыбнулся.

— Это дело, Гастингс, станет моим последним. Оно будет самым интересным из всех, так как преступник тоже самый интересный и незаурядный из всех, что мне встречались. В случае с «Икс» мы имеем дело с превосходной, великолепной, вызывающей невольное восхищение технологией преступления. Пока, mon cher, этот «Икс» действует так искусно, что я, Эркюль Пуаро, ничего с ним не могу поделать! Он наступает, а я пока не могу отразить нападение.

— Но если бы вы были здоровы… — начал я увещевающее.

Однако этого, очевидно, говорить не следовало, так как Эркюль Пуаро сразу вспылил:

— Ах, неужели я вам не говорил тридцать раз, что для расследования не требуется физических сил? Необходимо лишь одно — думать.

— Ну… да, конечно, с этим у вас все в порядке.

— В порядке? Да я по-прежнему мыслю превосходно. Ноги у меня парализованы, сердце выкидывает разные коленца, но мозг, Гастингс, на мой мозг сбой прочих органов не оказывает никакого влияния. Мозг работает превосходно, первоклассно.

— Это, конечно, здорово, — сказал я, стараясь успокоить его.

Однако, спускаясь потом по лестнице, я подумал, что мозг Пуаро уже не так силен в анализе ситуации и функционирует менее остро, чем раньше. Взять хотя бы то, что миссис Латтрелл едва не погибла, а вот теперь убили миссис Франклин. И что же мы предприняли для предотвращения этих ужасных событий? Да практически ничего.

2

Однако на следующий день Пуаро сказал:

— Вы, Гастингс, предлагали, чтобы я показался врачу.

— Да, — поспешил я ответить. — Я бы чувствовал себя гораздо спокойнее, если бы вы на это согласились.

— Eh bien, я согласен. Повидаюсь с доктором Франкдином.

— Франклином? — спросил я недоуменно.

— А в чем дело, разве он не врач?

— Да, но его главное занятие — научные исследования, не так ли?

— Несомненно. И, думаю, он не преуспел бы как обычный практикующий доктор. У него нет того, что называется «врачебным политесом». Но у него есть свои достоинства. Я бы сказал, что он лучше многих знает, как выражаются в фильмах, всю «подоплеку» своего дела.

Все же я был не совсем удовлетворен его выбором. Я не сомневался в способностях доктора Франклина, но он всегда производил на меня впечатление человека, которому недосуг и не интересно вникать в обыкновенные человеческие недуги. Наверное, такой подход не мешает научным исследованиям, но совершенно не годится для врачебной практики.

Итак, Пуаро пошел на уступку, а так как у него не было здесь своего врача, то Франклин охотно согласился его осмотреть. При этом он сразу дал понять, что если потребуется ежедневные осмотры и лечение, то надо будет пригласить другого врача, так как сам он не сможет постоянно наблюдать за больным.

Франклин долго пробыл у Пуаро. Я дождался, когда он наконец выйдет, увел его к себе в комнату и закрыл дверь.

— Что скажете? — спросил я с беспокойством.

— Он замечательный человек, — задумчиво ответил Франклин.

— Да, конечно, — отмахнулся я от этого само собой разумеющегося факта. — Но как его здоровье?

— Здоровье?

Франклин, по-видимому, очень удивился вопросу, словно я упомянул о чем-то совершенно несущественном.

— Ну, здоровье у него, конечно, прескверное.

Все это звучало не совсем профессионально, однако, как мне говорила Джудит, в свое Время Франклин слыл одним из самых талантливых студентов-медиков.

— Насколько это серьезно? — встревожился я еще больше.

— Вы действительно хотите знать? — стрельнул в меня взглядом доктор Франклин.

— Конечно!

Что за дурацкий вопрос! Но Франклин тут же возразил:

— А большинство пациентов о таких вещах знать не хочет. Они предпочитают сироп утешения горькой пилюле правды. Хотят надеяться, жаждут убедительных и пространных заверений, что все будет хорошо и скоро наступит чудесное исцеление. Однако Пуаро — совсем иное дело.

— Вы имеете в виду?.. — и снова страх ледяной рукой сдавил мне сердце.

Франклин кивнул: