Около полудня Кертис снес Пуаро вниз и уютно усадил в гостиной. Вскоре появилась Элизабет Коул и принялась наигрывать ему на фортепиано его любимых Баха и Моцарта. Получалось у нее весьма недурно.

Примерно без четверти час пришли Франклин с Джудит. Она была бледна, держалась натянуто. Все время молчала, рассеянно оглядывалась вокруг. То будто погружалась в глубокую задумчивость, то выходила из нее. Франклин, подсевший к нам, выглядел утомленным и сосредоточенным на чем-то своем. И вместе с тем у него был такой вид, точно он на грани срыва.

Когда я сказал, что дождь принес нам облегчение, он торопливо проговорил в ответ:

— Да. Иногда что-то должно разразиться…

У меня создалось впечатление, что доктор Франклин подразумевал не только погоду. Как всегда неловкий в движениях, он нечаянно толкнул столик, и из коробки посыпались конфеты. Со свойственным ему смущенно-виноватым видом, он обратился к коробке и принес ей вежливые извинения.

— Ох, простите, пожалуйста.

В другое время эта сценка, наверное, рассмешила бы нас. Доктор быстро нагнулся и собрал рассыпанные конфеты.

Нортон его спросил, не слишком ли он переутомился сегодня утром. На лице доктора вспыхнула улыбка — живая, заразительная, мальчишеская.

— Нет… нет… просто я вдруг понял, что шел неверным путем. Гораздо более простой подход — вот что нам необходимо. Теперь мы пойдем самым коротким путем.

Он стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону, взгляд у него был отсутствующий и, тем не менее, твердый.

— Да, самый короткий путь. Это то, что нужно.

3

Если утром всем нам было изрядно не по себе и мы слонялись, как неприкаянные, в каком-то нервозном возбуждении, то вторая половина дня прошла на удивление легко и приятно. Выглянуло солнце, воздух был свеж и прохладен. Миссис Латтрелл перенесли вниз и усадили на террасе. Она держалась прекрасно, в ней совсем не чувствовалось ни былой вспыльчивости, ни намека на язвительность. Подшучивала над мужем мягко и любовно, а он сиял от радости. Смотреть на эту идиллию было истинным наслаждением.

Пуаро согласился, чтобы его тоже вывезли на террасу. Он, как и все мы, пребывал в добром расположении. По-моему, ему нравилось, что Латтреллы так мило обходятся друг с другом. Полковник, казалось, помолодел на несколько лет. В его манерах почти не ощущалось свойственной ему нерешительности, он гораздо реже теребил ус. И даже предложил сыграть в бридж сегодня вечером.

— Дейзи скучает без бриджа.

— Это правда, — сказала миссис Латтрелл.

Нортон выразил опасение, что игра окажется слишком утомительной для нее.

— А я сыграю всего один роббер, — ответила миссис Латтрелл и, подмигнув, добавила: — Буду паинькой, обещаю не нападать на бедного Джорджа.

— Душенька, — возразил полковник, — я же сам знаю, что играю отвратительно.

— Ну и что же? — улыбнулась миссис Латтрелл. — Зато я получу море удовольствия — буду дразнить и задирать тебя.

Мы все рассмеялись, а миссис Латтрелл продолжала:

— Знаю, знаю, у меня масса недостатков, но я неисправима. Джордж должен просто смириться с этим.

Полковник Латтрелл не спускал с нее обожающего взгляда.

Мы смотрели на них, таких довольных и счастливых, и разговор как-то невольно зашел о браках, разводах и прочих матримониальных делах..

Неужели мы теперь стали счастливее оттого, что можем с легкостью развестись когда душе угодно? А ведь часто временное охлаждение, отчужденность или даже любовный треугольник оказываются прелюдией к новому взлету прежнего чувства и еще не остывшей привязанности.

Странно, однако, как не сочетается то, что люди думают обо всем этом, с их личным опытом.

Мой собственный брак был удивительно счастливым и прочным, но несмотря на всю свою старомодность, я допускаю развод как возможность решительно порвать с прошлым и начать все сначала. А Бойд Каррингтон, потерпевший неудачу в семейной жизни, выступает за нерушимость супружеских уз и питает глубочайшее уважение к институту брака как к основе общества.

Нортон, человек свободный от всяческих обязательств в личном плане, склонялся к моей точке зрения. Франклин же, ученый, как это ни удивительно, заявил себя твердым противником развода. Очевидно, идея развода оскорбляла его представление о чистоте «научного», в данном случае, супружеского «эксперимента». Раз ты взял на себя определенные обязательства, значит должен их нести неизменно, неуклонно и неотступно. Брак есть договор. Ты заключаешь его по собственной свободной воле, вот и соблюдай неукоснительно все его условия. В противном случае, по мнению Франклина, мы придем к неразберихе и путанице с нарушенными связями былых отношений и наполовину угасших чувств. Откинувшись на спинку стула, безотчетно при этом пиная своими длинными ногами ножки стола, он рассуждал так:

— Мужчина сам выбирает себе жену. Следовательно, он несет за нее ответственность до самой смерти — ее или своей собственной.

— И втайне иногда благословляет ее приход, а? — с комической ужимкой спросил Нортон.

Все рассмеялись, а Бойд Каррингтон вставил:

— Но вы-то ведь никогда не были женаты…

— И никогда не женюсь, мой поезд ушел, — и Нортон покачал головой.

— Неужели? — усомнился Бойд Каррингтон. — Вы уверены?

В этот момент к нам присоединилась Элизабет Коул. Она была наверху с миссис Франклин. Наверное мне просто показалось, но Бойд Каррингтон как-то многозначительно посмотрел сначала на нее, а потом на Нортона, и Нортон при этом покраснел.

Тут мне в голову пришла одна идея, и я стал внимательно разглядывать Элизабет Коул. Да, она еще сравнительно молодая и несомненно красивая женщина. В сущности, весьма обаятельная и симпатичная особа, которая могла бы составить счастье любого мужчины. В последнее время они с Нортоном проводили много времени вдвоем. Собирали полевые цветы, наблюдали за птицами и, видимо, подружились. Я припомнил, что она отзывалась о нем как об очень добром человеке.

Что ж, если так, я рад за Элизабет Коул. У нее была тяжелая жизнь, полная лишений, кто как не она заслуживает счастья? Бедняжка настрадалась. Сейчас же она выглядит и счастливее и веселее, чем когда я только приехал в «Стайлз», думал я, глядя на нее.

Элизабет Коул и Нортон? Да, это вполне возможно.

И тут внезапно, — откуда оно только взялось? — меня пронзило странное ощущение. Разве можно здесь строить планы на будущее? В самой атмосфере «Стайлза» таится что-то зловещее. Именно это я и ощутил в тот момент и сразу почувствовал себя пожилым, утомленным жизнью человеком, и… мне стало страшно…

Через минуту страх прошел. Я решил, что никто не заметил моего состояния, но ошибся. Немного погодя Бойд Каррингтон спросил:

— Что-нибудь случилось, Гастингс?

— Нет, а почему вы спрашиваете?

— Ну, вид у вас какой-то… не могу точно описать.

— Да, я почувствовал некое смутное беспокойство.

— Дурное предчувствие?

— Да, если угодно. Какое-то неясное ощущение чего-то, что должно произойти.

— Забавно. Со мной тоже так не раз бывало. А есть ли у вас хоть какое-то представление, что именно должно случиться?

И он пытливо на меня посмотрел.

Я покачал головой. Мое предчувствие действительно было неуловимым и смутным. Скорее всего меня захлестнула волна глубокого уныния и страха.

Из лаборатории вышла Джудит. Она плавно и медленно шла к нам, гордо подняв голову и плотно сжав губы. Лицо ее было мрачно и в тоже время прекрасно. И я подумал, как она не похожа ни на меня, ни на Синдерс. Сейчас Джудит напоминала жрицу определенного древнего культа. Нортон тоже это заметил и сказал:

— Сейчас вы мне напоминаете вашу библейскую тезку Юдифь[174] в момент отсечения головы Олоферна.

Джудит улыбнулась и немного вздернула брови:

— Не могу припомнить, зачем ей это понадобилось?

— Из самых высоких побуждений, продиктованных заботой о благе окружающих.

Чувствовалось, что Джудит задела легкая ирония в его тоне. Покраснев, она прошла мимо нас, села рядом с Франклином и объявила:

— Миссис Франклин чувствует себя гораздо лучше. Она высказала пожелание, чтобы мы все сегодня вечером пришли к ней на чашку кофе.

4

Да, миссис Франклин, конечно, — человек настроения, подумал я, когда мы поднялись к ней после обеда. Весь день она нас допекала, а сейчас была сама любезность. Она возлежала на кушетке в изящном неглиже цвета бледной нильской зелени. Возле кушетки стоял небольшой вращающийся журнальный столик с книжной полкой внизу, а на нем электрическая кофеварка, с которой ловко управлялась своими белыми холеными руками миссис Франклин. Сестра Крейвен была на подхвате. Отсутствовали только Пуаро, который после обеда всегда удалялся к себе в комнату, и Аллертон, еще не вернувшийся из Ипсвича. Миссис Латтрелл и полковник остались внизу.

Аромат кофе ласкал обоняние, какой же чудесный был запах! Так как в пансионе вместо кофе нам как правило подавали неаппетитную мутную жидкость, мы с жадностью предвкушали свежесваренный, из только что перемолотых зерен, напиток. Доктор Франклин сидел у стола напротив жены и передавал присутствующим чашки кофе. Бойд Каррингтон стоял в изножье кушетки, Элизабет Коул и Нортон — у окна, сестра Крейвен — в изголовье кровати. Я сидел в кресле и пытался одолеть стихотворный кроссворд из «Таймс»[175], читая вслух вопросы.

— «Лекарство» от желанья «любви постылой узы разорвать»? Восемь букв.

— Может быть, верность долгу. «Верность», — сказал Франклин.

Мы все немного подумали и согласились. Я продолжал:

— «Бездомные, живущие в горах, на все способны»…

— «Мятежники», — выпалил Бойд Каррингтон.