Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

Сказав это, Джудит вышла из комнаты.

Я почувствовал слабость в ногах и рухнул в кресло. Все очень плохо, гораздо хуже, чем мне казалось, — моя девочка совершенно ослеплена. И мне не к кому обратиться Единственный человек, к которому Джудит прислушалась бы, была ее мать, но ее с нами больше нет… Теперь я за нее отвечаю…

Ни прежде, ни потом мне не приходилось страдать столь сильно, как в тот день…

И все же немного времени спустя я встряхнулся. Принял душ, побрился, переоделся и спустился к обеду. Как мне казалось, держался я молодцом. Никто даже ничего не заметил.

Джудит несколько раз удивленно на меня взглянула. Думаю, она была озадачена тем, что я сумел сохранить самообладание.

И вместе с тем внутри у меня все время крепла решимость.

Теперь мне понадобится мужество… мужество и изобретательность.

После обеда все вышли на воздух, смотрели на небо, гадали, будет ли дождь. Духота предвещала грозу с громом и молниями.

Краем глаза я видел, как Джудит завернула за угол дома. Вскоре за ней последовал Аллертон.

Свернув разговор с Бойдом Каррингтоном, я пошел за ними.

Нортон пытался меня остановить. Взял за руку и, кажется, предложил прогуляться в розарий. Я пытался от него избавиться. Но он все-таки увязался за мной.

Обогнув угол дома, я увидел запрокинутое лицо Джудит и Аллертона, склонившегося над ней. Он ее обнял и поцеловал.

Потом они отпрянули друг от друга. Я хотел было к ним подойти, но Нортон силой оттащил меня назад, за угол.

— Послушайте, нельзя же… — начал он.

Я его прервал:

— Можно, — резко проговорил я. — Меня ничто не остановит.

— Мой друг, бесполезно. Все это весьма огорчительно, но вы не в силах ничего изменить.

Я промолчал. Пусть думает, как хочет, я сам знаю, что нужно делать.

Нортон снова заговорил:

— Мне понятно, каково это — чувствовать свое бессилие и сходить с ума, но вам остается только одно — признать поражение. Смиритесь, мой друг!

Я не стал ему возражать. Пусть говорит что хочет. Подождал, пока он закончит, а потом снова решительно направился за угол дома.

Их и след простыл, но я со свойственной мне проницательностью сразу же догадался, где они могут быть. Конечно, в старом павильоне, который прятался в зарослях сирени неподалеку отсюда.

И я направился прямо туда. Кажется, Нортон все еще плелся за мной, впрочем, не знаю, не уверен.

Подойдя ближе, я услышал голоса и остановился. Говорил Аллертон.

— Так мы и решим, моя прелесть. И не надо больше отговорок. Завтра вы поедете в город. А я скажу, что мне надо побывать в Ипсвиче[172], провести пару деньков с приятелем. Вы телеграфируете из Лондона, что не сможете вернуться. Мы устроим чудный обед в моей квартире! Обещаю, вы не пожалеете.

Я почувствовал, что Нортон тащит меня назад, и неожиданно для себя сразу же ему подчинился. При виде его несчастного испуганного лица я чуть было не рассмеялся. Он повел меня к дому, я не противился. Притворился, что смирился, но уже в тот момент прекрасно знал, что буду делать дальше…

Уверенно, твердым голосом я сказал Нортону:

— Не волнуйтесь, старина. Теперь я понимаю — ничего не поделаешь… Мы не можем распоряжаться жизнью наших детей. Сдаюсь.

Он сразу успокоился, вот смешной малый!

Потом я ему сказал, что хочу пораньше лечь спать. Голова, мол, побаливает.

Он и не подозревал, что я замыслил.

Я немного помедлил в коридоре. Полная тишина. Ни души. Постели постояльцев уже заправлены свежим бельем. Нортон, комната которого была в этом же крыле дома, остался внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Кертис, насколько мне известно, в это время ужинает. Я был один.

Я льстил себя надеждой, что не зря столько лет работал с Пуаро. Знаю, какие предосторожности нужно принять.

Аллертон не поедет завтра в Лондон на свидание с Джудит.

Завтра он вообще никуда не поедет…

На самом деле все вышло до смешного просто.

Я прошел в свою комнату и взял флакон с аспирином. Потом направился в ванную Аллертона. Таблетки сламберила лежали у него в шкафчике. Восьми, по моим расчетам, будет достаточно. Обычная доза — две таблетки. Так что восьми хватит за глаза. Аллертон сам говорил, чтобы отравиться — много не нужно. На ярлыке было указано: «Превышать прописанную дозу — опасно».

Я про себя усмехнулся.

Обернул руку шелковым носовым платком, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, и осторожно отвинтил крышечку.

Потом высыпал таблетки. Да, почти того же размера, что и мой аспирин. Я бросил во флакон восемь таблеток аспирина, затем высыпал туда же сламберил, оставив себе восемь таблеток. Флакон выглядел точно так же, как и прежде. Аллертон нипочем не заметит разницы.

Затем я вернулся к себе. У меня, почти как и у всех в «Стайлзе», хранилась в комнате бутылка виски. Я вынул из шкафа два стакана и сифон. Аллертон никогда не откажется выпить, я это знал. Когда он поднимется, приглашу его пропустить глоточек-другой. Я плеснул в стакан немного виски, бросил туда таблетки. Они довольно быстро растворились. Я осторожно пригубил смесь. Горьковато, конечно, но ничего, сойдет. План у меня был следующий. Как только Аллертон войдет, я как раз начну разливать виски. Подам ему стакан, другой выпью сам. Просто и естественно.

О моем к нему отношении он не догадывается, если, конечно, Джудит не проговорилась. Поразмыслив, я решил, что могу не опасаться. Джудит никогда лишнего слова не вымолвит.

Он, наверняка, считает, что я не подозреваю об их планах.

Делать мне больше было нечего, оставалось ждать. И, скорее всего, не меньше часа или двух. Раньше Аллертон не появится. Он поздняя птичка.

И я тихонько уселся в кресло.

Внезапно в дверь постучали, я вздрогнул. Оказалось, это Кертис. Пуаро прислал его за мной.

Меня чуть удар не хватил. Пуаро! За весь вечер я о нем и не вспомнил. Он, должно быть, удивляется, почему я не иду. Меня охватило беспокойство. Во-первых, было совестно, что я к нему не зашел, во-вторых, не хотелось, чтобы он заподозрил что-то неладное.

Я последовал за Кертисом.

— Eh bien! — вскричал Пуаро. — Стало быть, вы меня бросили, hein?

Я притворно зевнул и виновато улыбнулся.

— Мой друг, простите, ради Бога, — сказал я. — По правде говоря, у меня голова раскалывается так, что глаза открыть больно. Видимо, это гроза приближается. Что-то совсем ничего не соображаю, даже забыл пожелать вам доброй ночи.

Как я и думал, Пуаро тотчас же принялся обо мне хлопотать. Сказал, что необходимы лекарства. Поднял шумиху, стал меня упрекать в том, что я не берегу себя и сижу на сквозняках. (Это в самую жару, в разгар лета!) От аспирина я отказался под предлогом, что уже его выпил, а вот от чашки омерзительного сладкого шоколада отвертеться не удалось.

— Поймите же, ведь шоколад питает нервные клетки, — убеждал меня Пуаро.

Чтобы не спорить, я выпил эту гадость и пожелал ему спокойной ночи, а он все торопливо и возбужденно выкрикивал мне вслед наставления, от которых у меня в ушах все звенело.

Я вернулся к себе в комнату и демонстративно захлопнул за собой дверь. Позже я с величайшими предосторожностями немного ее приотворил. Ведь мне нельзя было пропустить Аллертона. Когда-то же он вернется!

Я сидел и ждал. Думал о моей дорогой жене. И даже признался ей шепотом: «Дорогая, ты понимаешь, ведь это только для ее спасения…»

Она оставила Джудит на мое попечение, и я не мог ее подвести.

Было так покойно, так тихо, и мне вдруг почудилось, что Синдерс тут, рядом.

Я будто ощущал ее присутствие в комнате.

И тем не менее продолжал упорно ждать его…

Ну и щелчок по самолюбию я получил, когда на холодную голову понял, какое разочарование меня постигло.

Знаете, что произошло? Я сидел-сидел, ждал Аллертона и… уснул!

Думаю, удивляться тут нечему. Прошлой ночью я спал очень плохо. Целый день провел на воздухе. Устал от постоянной тревоги и нервного напряжения, ведь мне предстояло осуществить свой план. Да еще тяжесть предгрозовой духоты. А кроме всего прочего, я так отчаянно старался сосредоточиться… Вот все это и сыграло злую шутку…

Как бы то ни было, случилось то, что случилось: я уснул прямо в кресле. Открываю глаза — за окном щебечут птицы и светит солнце. А я сижу скрючившись, в вечернем костюме, во рту у меня — будто шерсти нажевался, голова раскалывается.

Сбитый с толку, потрясенный, не верящий своим глазам, возмущенный, я тем не менее чувствовал величайшее, просто ошеломляющее облегчение.

Не помните, кто написал «Дождись утра, и он минует, тот страшный день, что прожил ты вчера»?[173] Как это верно! Теперь мне ясно, как я заблуждался, в каком болезненно-нервозном состоянии пребывал. Пошлая мелодрама, полная потеря чувства реальности. Я ведь действительно решил убить человека.

В этот момент мне на глаза попался стакан виски. Содрогнувшись, я встал, отдернул штору и выплеснул содержимое в окно. Должно быть, прошлым вечером я сошел сума!

Потом побрился, принял ванну, оделся. И, почувствовав себя гораздо лучше, пошел к Пуаро. Он, я знаю, всегда встает ни свет ни заря. Я сел и выложил ему все начистоту.

Могу засвидетельствовать, что испытал огромное облегчение.

Пуаро добродушно покачал головой.

— Какая безумная затея. Рад, что вы покаялись мне в своих грехах. Однако, мой друг, почему вы вчера вечером не пришли ко мне и не рассказали, что у вас на уме?

Я со стыдом признался:

— Боялся, думал, что вы постараетесь мне помешать.