Время подтвердит или опровергнет умозаключения моего друга, но если угроза убийства существует, нам надлежит ее предотвратить.

Имя убийцы мне неизвестно, однако Пуаро его знает.

Чем больше я об этом думал, тем больше раздражался. В самом деле, какая безаппеляционность со стороны Пуаро! Хочет, чтобы я ему помогал, а сам отказывает мне в доверии!

Почему, спрашивается? Довод, который он привел, не выдерживает никакой критики. Надоели его глупые шуточки насчет того, что у меня якобы «на лице все написано». Умею хранить тайну не хуже всякого другого. Пуаро всегда с издевкой утверждал, что у меня душа нараспашку и любой может ее читать как открытую книгу. Иногда, правда, чтобы подсластить пилюлю, приписывает это свойство благородству и открытости моей натуры, не терпящей никакой лжи.

С другой стороны, если все это дело не более чем химера, рожденная в его воображении, — рассуждал я, — то скрытность его легко объяснима…

Я так и не пришел ни к какому выводу, и когда прозвонил гонг, спустился к обеду без всяких мыслей, но с бдительным оком, готовый высмотреть мифического «Икс».

В тот момент я принял на веру все, что сказал Пуаро. Под крышей этого дома затаилась зловещая личность, уже совершившая пять убийств и замышляющая новое преступление. Кто же это?

В гостиной, перед тем, как мы перешли в столовую, меня представили мисс Коул, высокой, все еще красивой женщине тридцати трех-четырех лет, и майору Аллертону, который почему-то мне сразу не понравился. Видный мужчина, едва за сорок, широкоплечий, с бронзово-загорелым лицом, разговорчив, так и сыплет словами и все с каким-то подтекстом. Под глазами мешки, свидетельствующие о беспутной жизни. Гуляка, игрок, пьяница и наверняка ловелас, подумал я.

Полковник Латтрелл, по моим наблюдениям, тоже его недолюбливает, да и Бойд Каррингтон держится с ним на редкость холодно. Однако женская половина общества, казалось, благоволит к Аллертону. Миссис Латтрелл восторженно что-то ему щебетала, а он лениво, с едва скрываемой дерзостью ей льстил. Джудит тоже, как я с досадой заметил, Нравилось его общество, она как будто даже стала более разговорчива. И почему какое-то ничтожество может заинтересовать и даже понравиться самой взыскательнейшей из женщин — загадка да и только. Я инстинктивно чувствовал, что Аплертон — негодяй, и, уверен, девять из десяти мужчин со мной бы согласились. Тогда как девять, а то и все десять, из десяти дам готовы были не раздумывая им увлечься.

Мы сидели за обеденным столом над тарелками с белой клейкой жидкостью, и я, скользя глазами по лицам, прикидывал разные варианты.

Если Пуаро прав, если он не утратил остроты ума, один из этих людей — убийца, а возможно, и сумасшедший.

Мне казалось, что «Икс», скорее всего, мужчина. Который же из них?

Конечно, не полковник Латтрелл, хилый и нерешительный старик. Может, Нортон, тот, что выскочил из дома с биноклем в руках? Нет, маловероятно. Славный малый, на такое вряд ли способен, не тот темперамент. Конечно, среди убийц сколько угодно мелких, незначительных личностей, которые потому и совершают преступление, что хотят самоутвердиться. Возможно, Нортон как раз из таких. А как же его пристрастие к птицам? Мне всегда казалось, что любовь к природе, в сущности, верный признак здоровой, добродетельной натуры.

Бойд Каррингтон? И речи быть не может. Его имя известно во всем мире. Истинный спортсмен, крупный государственный чиновник, предмет всеобщей любви и уважения. Франклина тоже можно отбросить. Известно, как Джудит его почитает и восхищается им.

Теперь майор Аллертон. Я сосредоточил на нем все свое внимание. В жизни не видывал более неприятного типа! По-моему, из тех, что родную мать по миру пустит. А с виду — само обаяние. Вот хоть сейчас — соловьем разливается, расписывает, как однажды потерпел фиаско, а все так и покатываются со смеху, слушая, как он с комическим отчаянием сам над собой потешается.

Если «Икс» — Аллертон, то преступления он совершал ради какой-то выгоды.

Правда, Пуаро не сказал, что «Икс» непременно мужчина. Может быть, это мисс Коул. Движения резкие, порывистые, сразу видно — нервическая особа. Как-то болезненно красива. Впрочем, на вид вполне нормальна. Она, миссис Латтрелл и Джудит — больше за столом женщин не было. Миссис Франклин обедает наверху, у себя в комнате, а ее сиделку кормят позже.

После обеда я стоял в гостиной, у окна и смотрел в сад, мысленно возвращаясь в былые времена, и будто видел, как по лужайке идет юная девушка с рыжеватыми волосами, Цинтия Мердок. Как очаровательно она выглядит в своем белом халатике…

Я так погрузился в прошлое, что невольно вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку и повела на террасу.

— В чем дело? — неожиданно спросила она.

— Какое дело? Ты о чем? — изумленно проговорил я.

— Ты такой странный сегодня. За обедом на всех таращился, почему?

Вот досада. Оказывается, поддавшись своим мыслям, я потерял контроль над собой.

— Разве? Просто вспомнил былое и впал в задумчивость. Созерцал призраки прошлого.

— Ах да, конечно, ведь ты приезжал сюда в молодости, так ведь? Кажется, здесь убили старую леди?

— Отравили стрихнином[149].

— Какая она была? Славная? Или, неприятная?

Я задумался.

— Она была великодушная, — задумчиво сказал я. — И щедрая. Занималась благотворительностью.

— A-а, щедрая в этом смысле…

В голосе дочери звучало пренебрежение. Потом она задала странный вопрос:

— Скажи, люди здесь были счастливы?

Увы, они не были счастливы здесь. Это я знал доподлинно.

— Нет, — сказал я.

— Почему?

— Чувствовали себя узниками. Понимаешь, все деньги принадлежали миссис Инглторп, она их тратила на благотворительность. А ее пасынки не могли жить так, как им хотелось.

Джудит порывисто вздохнула. Я почувствовал, как напряглась ее рука.

— Как это дурно, как безнравственно. Злоупотреблять своей властью. Нельзя этого допускать. Немощные, больные старики не должны мешать молодым и сильным. Связывать их, отравлять им жизнь, пожирать их силы, их энергию, которые необходимы для дела. Чудовищный эгоизм.

— Что касается эгоизма, старики отнюдь не самые большие эгоисты, — сухо заметил я.

— Ах, папа, знаю, ты считаешь эгоистами молодых. Да, наверное, ты прав, но наш эгоизм честный. Мы всего лишь хотим делать то, что считаем нужным. Мы не заставляем других плясать под нашу дудку, и мы не превращаем людей в рабов.

— Вы просто растаптываете их, если они оказываются у вас на пути.

Джудит сжала мне руку, затем сказала:

— Не огорчайся! На самом деле я никого не растаптываю, а ты никогда никому из нас не навязывал своей воли. И мы тебе за это благодарны.

— Я, может, и навязал бы, — честно признался я. — Но тоя мама всегда была сторонницей того, чтобы каждый сам совершал свои ошибки.

Джудит снова порывисто сжала мне руку. И сказала:

— Знаю. Ты бы хлопотал вокруг нас, как наседка. Терпеть не могу такое. Я бы просто этого не вынесла. Согласись, сколько деятельных, полных сил людей приносят себе в жертву никчемным и немощным.

— Случается, — согласился я. — Но стоит ли принимать это так близко к сердцу… Не проще ли не думать об этом.

— Разве это возможно?

Она говорила с такой горячностью, что я поразился. Было слишком темно, и я не мог разглядеть ее лица.

— Все так непросто… — продолжала она. — Материальные интересы, ответственность, боязнь ранить близкого человека, — тут много всякого, но многие люди бессовестно играют на этих чувствах… Пиявки, настоящие пиявки!

— Джудит, дорогая! — воскликнул я, потрясенный страстностью ее тона.

По-моему, она поняла, что хватила через край, засмеялась, выдернула свою руку из моей.

— Слишком разошлась, да? Знаешь, меня иногда просто ярость охватывает. Представь, жил старый скряга, портивший всем жизнь… А когда нашлась храбрая женщина, способная сбросить оковы и освободить своих близких, ее объявили умалишенной. Умалишенной! Да ведь она приняла самое здравое из всех возможных решений… и самое смелое!

Меня охватило беспокойство. Недавно я уже слышал нечто подобное, но где?

— Джудит, — взволнованно сказал я. — О каком случае ты говоришь?

— Ах, ты никого из них не знаешь. Это друзья Франклинов. Старика звали Литчфилд. Он был очень богат, а несчастных дочерей морил голодом, держал взаперти и ни с кем не позволял встречаться. Скорее всего, у него было не все в порядке с головой, но не настолько, чтобы его признали сумасшедшим.

— И старшая дочь его убила?

— А, значит, ты об этом читал? Ты, конечно же, считаешь это убийством, однако личные мотивы тут отсутствуют. Маргарет Литчфилд сама пошла в полицию и во всем призналась. По-моему, она поступила достойно. Во всяком случае, у меня бы не хватило на это мужества.

— На что? Сдаться полиции или совершить убийство?

— Ни на то, ни на другое.

— Рад это слышать, — сухо сказал я. — Мне не нравится то, что ты можешь оправдывать убийства, пусть даже в исключительных случаях. А что думает доктор Франклин? — помолчав, спросил я.

— Сказал, что и поделом ему — старому скряге. Знаешь, папа, некоторые люди словно напрашиваются, чтобы их убили…

— Джудит, мне бы не хотелось, чтобы ты так рассуждала. Интересно, кто вбил тебе в голову подобные мысли?

— Никто.

— Твои заблуждения пагубны, вот что я тебе скажу.

— Понимаю. Но хватит об этом. — Она помолчала. — Меня послала к тебе миссис Франклин. Она бы хотела повидаться с тобой. Если ты не против, зайди к ней в комнату.

— С удовольствием. Жаль, что она так дурно себя чувствует, даже к обеду сойти не может.