Теперь она покоится в аргентинской земле, уйдя из жизни, как и желала, в самом расцвете, избежав старческой немощи и болезней. А я остался, одинокий и безутешный.

Ах, если бы вернуться в прошлое и прожить жизнь заново, вернуться в тот 1916 год, в тот день, когда я впервые приехал в «Стайлз»… Как много переменилось с тех пор! Какие бреши зияют в череде знакомых лиц! Да и у самого поместья уже другие хозяева. Джон Кавендиш скончался, но его жена Мэри, это пленительное и загадочное создание, еще жива, живет где-то в Девоншире[128]. Лоуренс с женой и ребенком поселились в Южной Африке. Да, все изменилось, все изменилось…

Но как ни странно, я снова, как и прежде, еду в Стайлз, чтобы встретиться с Эркюлем Пуаро.

Когда я получил его письмо, где сверху стояло: «Стайлз Корт», Стайлз, Эссекс, моему изумлению не было предела.

Прошел почти год как мы с ним не виделись. Когда мы встречались в последний раз, я пребывал в состоянии глубокой печали и подавленности. Теперь Эркюль Пуаро очень стар и тяжко страдает артритом. Ездил в Египет в надежде поправить здоровье, но, как я понял из его письма, ему стало только хуже. Тем не менее, письмо было вполне бодрым…

«Мой друг, разве у вас не разыгралось любопытство, когда вы увидели, откуда я вам пишу? Нахлынули старые воспоминания, ведь так? Да, я и в самом деле в „Стайлзе“. Представляете, теперь здесь что-то вроде гостиницы. Держит ее один из ваших, полковник в отставке, истинный британец, вы понимаете — привилегированная частная школа ну и так далее… Bien entendu,[129] гостиница приносит доход только благодаря его жене. Она поставила дело, ничего не скажешь, но язык у нее что змеиное жало, бедолаге полковнику здорово достается. Будь я на его месте, я задал бы ей жару!

Я увидел в газете рекламу их гостиницы, и мне взбрело в голову снова побывать там, где я впервые почувствовал себя как дома в вашей стране. В моем возрасте приятно вспомнить прошлое.

И потом, представьте себе, я встретил здесь джентльмена, баронета, который оказался другом того человека, у которого служит ваша дочь (по-моему, эта фраза звучит, как нескладный перевод из учебника французского языка, вы не находите?).

И у меня сразу созрел план. Дело в том, что баронет хочет подбить Франклинов приехать сюда на лето. А я в свою очередь уговорю вас, и мы все окажемся вместе, enfamille[130]. Это будет просто замечательно. Поэтому, мой дорогой Гастингс, depechez-vous[131], приезжайте как можно быстрее. Я заказал для вас номер с ванной комнатой (надеюсь, понимаете, что наш добрый старый „Стайлз“ теперь осовременен), я долго препирался с миссис Латтрелл пока не сговорился tres bon marche[132].

Франклины и ваша прелестная Джудит прибудут сюда через несколько дней. Все устроено, так что ни о чем не беспокойтесь.

A bientot,[133] Ваш Эркюль Пуаро».

Заманчивая перспектива, подумал я и без колебаний согласился с предложением моего старого друга. Ничто меня не удерживало, постоянным домом я так и не обзавелся. Один мой сын служит во флоте, другой женился и держит ранчо в Аргентине. Дочь, Грейс, вышла замуж за военного, и в настоящее время они находятся в Индии. Другая дочь — Джудит, я всегда втайне любил ее больше других своих детей, хотя часто ее не понимал. Загадочная, странная, скрытная девочка, замкнутость которой обижала меня, причиняла мне боль. Жена лучше меня понимала дочь и уверяла, что со стороны Джудит это не недоверие к нам, просто она ничего не может с собою поделать, как бы отчаянно ни пыталась себя преодолеть. Как и меня, Джудит временами очень тревожила свою мать. Девочка испытывает слишком сильные, острые чувства, а врожденная замкнутость не позволяет дать им выход, — так говорила моя жена. Временами у Джудит случались странные приступы — периоды сосредоточенного молчания и страстной, почти отчаянной, увлеченности чем-то. У нас в семье она считалась самой умной, и когда захотела учиться в университете, мы тут же ее поддержали. Примерно год назад она получила степень бакалавра и должность помощника доктора Франклина, специалиста по тропическим болезням. Жена этого доктора страдала каким-то тяжелым недугом.

Иногда мной овладевали мучительные сомнения: а если поглощенность работой и преданность шефу свидетельствуют о том, что сердце Джудит уже ей не принадлежит? Однако их отношения основываются на общем деле, думал я, и успокаивался.

Джудит, я уверен, меня любит, просто у нее — такой замкнутой по природе — мои, как она выражается, сентиментальность и старомодные взгляды вызывают зачастую нетерпеливое раздражение. И тем не менее, если быть откровенным, Джудит меня тревожит.

На этом месте мои размышления были прерваны — поезд подошел к станции Стайлз Сент Мэри. Спасибо, хоть тут ничего не переменилось. Время пощадило. Станционное здание по-прежнему нелепо торчит в чистом поле. И почему его здесь поставили?

И все же, проезжая в такси по деревне, я понял, что прошедшие годы и здесь оставили свой след. Стайлз Сент Мэри до неузнаваемости изменилась. Автозаправочные станции, кинотеатр, две новые гостиницы, ряды муниципальных домов.

Вскоре мы свернули к воротам «Стайлза». И снова, как мне почудилось, погрузились в прошлое. Парк оказался больше, чем мне представлялось по воспоминаниям, подъездная аллея была запущена, вся заросла бурьяном. Мы свернули за угол, и моему взору открылся дом. Снаружи он совсем не переменился, правда, его давно следовало бы подкрасить.

Женская фигура, склонившаяся над клумбой, как и в первый мой приезд сюда. Сердце у меня замерло. Но вот женщина выпрямилась, шагнула мне навстречу, и я про себя улыбнулся. Большей несхожести с мужеподобной Эвелин Говард невозможно и вообразить.

Передо мной стояла хрупкая немолодая леди с шапкой седых кудряшек, розовыми щеками и холодными бледно-голубыми глазами, выражение которых совсем не вязалось с ее чрезмерным, на мой взгляд, радушием.

— Должно быть, капитан Гастингс, не так ли? — сказала она. — Простите, руки у меня в земле, боюсь вас запачкать… Мы так рады, что вы приехали, нам столько о вас говорили! Я миссис Латтрелл. Мы с мужем имели глупость купить это поместье, а теперь пытаемся сделать его прибыльным. Вот уж не думала, что в один прекрасный день стану владелицей гостиницы! Однако, капитан Гастингс, хочу вас предупредить: я деловая женщина. И за каждую услугу пытаюсь выжать из постояльцев плату.

Мы оба рассмеялись, будто она сказала что-то очень забавное, но я сразу же понял, что слова миссис Латтрелл следует понимать буквально. За утонченным ликом очаровательной пожилой леди нет-нет да проскальзывала кремнистая твердость.

Хотя миссис Латтрелл время от времени говорила с легким нарочито провинциальным акцентом, примеси ирландской крови в ней совершенно не чувствовалось. С ее стороны это было чистым наигрышем.

Я спросил о своем друге.

— Ах, бедный мосье Пуаро. А уж как он ждет вашего приезда! Он так страдает от артрита — просто сердце разрывается, я ему ужасно сочувствую.

Пока мы шли к дому, она стягивала с рук садовые перчатки.

— И ваша милая дочь тоже, — продолжала она. — Какая очаровательная девушка! Мы все ею восхищаемся. Наверное, я старомодна, но, по-моему, грешно и совестно, что такая девушка не развлекается на вечеринках, не танцует с молодыми людьми, а целый день режет кроликов и корпит над микроскопом. Пусть бы этим занимались нескладные дурнушки.

— Где же Джудит? — спросил я.

Миссис Латтрелл скорчила гримаску.

— Бедная девочка! Сидит взаперти в бывшей мастерской в конце сада. Доктор Франклин снял ее у меня и оборудовал под лабораторию. Разводит там морских свинок — вот несчастные твари! — мышей и кроликов. Признаться, капитан Гастингс, я от этого не в восторге. А, вот и мой муж.

Из-за угла дома показался высокий, худой старик с мертвенно бледным лицом и кроткими голубыми глазами. Он то и дело, видимо, по привычке, нерешительно теребил свои короткие седые усы.

Он производил впечатление рассеянного, нервического человека.

— Джордж, это капитан Гастингс.

Мы с полковником обменялись рукопожатиями.

— Вы прибыли поездом в пять… э… сорок, э?

— Интересно, как иначе он мог прибыть? — язвительно осведомилась миссис Латтрелл. — И вообще, Джордж, какое это имеет значение? Лучше проводи капитана Гастингса наверх и покажи ему его комнату. Может быть, капитан Гастингс захочет сразу же пойти к мосье Пуаро. А, может быть, выпьете чашечку чая? — обратилась она ко мне.

Я заверил, что чаю не хочу и предпочел бы сразу пойти поздороваться со своим другом.

Полковник Латтрелл сказал: «Хорошо. Пойдемте. Надеюсь… э-э… ваши вещи уже отнесли наверх… а, Дейзи?»

— Джордж, это по твоей части. Я занимаюсь садом. Не могу же я следить за всем сразу, — резко сказала миссис Латтрелл.

— Конечно, конечно, дорогая. Пойду… посмотрю.

Я пошел за ним к крыльцу. В дверях мы столкнулись с худощавым седовласым мужчиной, который, немного прихрамывая, поспешно выходил из дому, держа в руках полевой бинокль. На его мальчишеском лице выражалось нетерпение.

— Там на платане парочка дроздов в-вьет гнездо, — с легким заиканием сказал он.

Когда мы вошли в холл, Латтрелл сказал:

— Это Нортон. Славный малый. Помешан на птицах.

В холле у стола стоял человек очень крупного телосложения. Видно, он только что говорил по телефону. Взглянув на нас, он сказал:

— С каким удовольствием я бы перевешал, а затем бы и выпотрошил и четвертовал всех этих подрядчиков и строителей. Ничего толком не могут, будь они неладны.

Он гневался так забавно, что мы оба невольно улыбнулись. Я сразу почувствовал симпатию к этому человеку. Красивый, хотя далеко за пятьдесят, с сильно загорелым лицом. Казалось, он принадлежит к исчезающему типу британцев старой закалки, прямых, честных, умеющих повелевать и предпочитающих проводить жизнь на свежем воздухе.