Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— Не произноси его вслух, — перебил ее Томми.

— Что не произносить?

— Имя.

— Мэри Джордан? — страшным топотом уточнила Таппенс.

— Вот именно. Оно и так уже не выходит у меня из головы.

— У меня тоже. Но каким образом она может иметь отношение к убийству старого Айзека? — вздохнула Таппенс. — Почему прошлое так настойчиво вторгается в нашу жизнь?

— Ты ведь сама все прекрасно понимаешь, — покачал головой Томми. — Без прошлого не было бы и настоящего. Они связаны, и, к сожалению, никто не знает, как именно. Я имею в виду, что неведомые события прошлого порождают происходящие с нами события в настоящем. Как в твоей серебряной цепочке: одно звено тянет за собой другое.

— А помнишь историю с Джейн Финн? — неожиданно спросила Таппенс. — Мы тогда были совсем молодыми и постоянно искали себе на голову приключений.

— И, как правило, находили, — улыбнулся Томми. — Можно только удивляться, как это мы дожили до преклонных лет.

— А помнишь, как мы изображали владельцев детективного агентства?

— Золотое времечко! — воскликнул Томми. — Особенно, когда…

— Нет, — остановила его Таппенс, — давай больше не будем вспоминать о прошлом. Хотя, ты, наверное, прав… Оно — что-то вроде ступенек к настоящему. Ведь мы получили тогда такой важный для нас опыт. А помнишь…

— Миссис Бленкенсоп? — спросил Томми. — Еще бы! Никогда не забуду, как вошел в комнату и увидел тебя. И как только у тебя хватило на это духу?

— Не у меня — у миссис Бленкенсоп! — смеясь, ответила Таппенс. — Икс и Игрек, «Гуси-гуси, вы куда».

— Но тогда… — Томми замялся, — тогда, значит, ты понимаешь, что все наши «подвиги» были как бы ступеньками на пути к этой истории?

— Пожалуй, — ответила Таппенс. — Во всяком случае, вряд ли мистер Робинсон рассказал бы тебе хоть что-то, если бы не знал обо всем, что было у нас в прошлом. И обо мне.

— О тебе в первую очередь!

— Но теперь, — продолжала Таппенс, — все изменилось. До сих пор мы занимались нашими «изысканиями», расспрашивали стариков и перебирали старый хлам. Это было чем-то вроде увлекательной игры. Но, оказывается, Томми, все гораздо серьезнее! Кто-то убил Айзека. Проломил ему голову в нашем саду.

— Ты ведь не думаешь…

— Я должна так думать, — сказала Таппенс. — К этому я и веду. Из абстрактной детективной истории это дело вдруг превратилось в наше личное. Кто-то убил старика Айзека. Спрашивается, зачем?

— Вот именно. Если дело в нас, почему убили Айзека, а не кого-то из нас?

— Возможно, еще не время. Возможно, он что-то знал. Может, он как раз собрался рассказать нам это. Или же пригрозил кому-то, что расскажет. И наверняка это было связано с той девушкой… или Паркинсонами. Или с украденными чертежами подводной лодки. И его навсегда заставили замолчать. А если бы мы не приехали сюда и не начали всех расспрашивать, старик был бы жив!

— Не заводись.

— Я уже завелась. И я больше не собираюсь заниматься этим ради собственного удовольствия. Какое там удовольствие? Теперь мы занимаемся совсем другим, Томми, — мы ищем убийцу. И мы обязательно его найдем, потому что это уже не прошлое, это настоящее. Это происходит здесь и сейчас, с нами и с нашим домом. Не знаю еще, как, но мы обязательно найдем его. Нужно хвататься за любую зацепку и думать, думать, думать… О, я чувствую себя гончей, которая вот-вот возьмет след! Я буду искать здесь, а ты продолжай рыскать вокруг. Так же, как раньше. Продолжай поиски, собирай информацию. Вместе мы расспросим кого только можно, всех, кто хоть краем уха слышал об этом деле…

— Но, Таппенс, ты уже столько выслушала… Неужели ты веришь, что мы сможем…

— Верю, Томми. И мы не просто сможем. Мы должны! Потому что существует добро и зло, потому что убить старого Айзека было не просто злом, а… — она умолкла, не в силах подобрать нужного слова.

— Слушай, Таппенс… Раз уж мы решили вернуться в прошлое и докопаться до самой сути, может, вернем дому и старое название? — предложил Томми. — Тем более, что «Лавры» никогда нам особенно не нравилось. Пусть он снова будет «Ласточкиным гнездом», а?

Над их головами пролетела стая птиц. Таппенс оглянулась на калитку.

— «Еще не смолкнул птичий свист…» Что там были за стихи, которые вспомнила твоя изыскательница? Врата смерти?

— Нет. Врата судьбы.

— Судьбы! Точно, это про Айзека! Врата судьбы — наша садовая калитка…

— Да не волнуйся ты так, Таппенс.

— Я ничего, — пробормотала Таппенс. — Просто пришло вдруг в голову…

Томми озабоченно посмотрел на жену и покачал головой.

— «Ласточкино гнездо», в общем, хорошее название, — сказала Таппенс. — Во всяком случае, было хорошим. И я верю, что будет снова.

— Да что с тобой, Таппенс?

— «Но что-то птицею поет». Так заканчивается четверостишие. Может быть, так же закончится и вся эта история!

Подойдя к дому, Томми и Таппенс увидели на пороге женщину.

— Интересно, кто бы это мог быть, — сказал Томми.

— Где-то я ее уже видела, — откликнулась Таппенс. — Только не помню где… Хотя…

Женщина увидела их и пошла навстречу.

— Миссис Бирсфорд, да? — обратилась она к Таппенс.

— Да, — ответила Таппенс.

— Вы, наверное, меня не знаете. Я невестка Айзека. Вдова его сына, Стивена. Он погиб пять лет назад… Попал под грузовик Я хотела — хотела поговорить с вами. Вы и ваш муж… — Она взглянула на Томми. — Вы прислали столько цветов на похороны… Айзек ведь работал у вас, да?

— Работал, — кивнула Таппенс. — Все это просто ужасно!

— Я пришла поблагодарить вас за цветы. Они такие чудесные! И так много!

— Айзек очень помог нам, — сказала Таппенс, — вот мы и решили послать цветы. Он рассказал нам о нашем доме. Мы совсем ничего не знали… Показал, где что хранится, и вообще… Я многое узнала от него, в том числе и о цветах.

— Да, уж в этом он разбирался. Правда, много работать уже не мог. Возраст уже не тот, да и спина болела. Ревматизм… Не тот он уже был, что раньше, не тот…

— Но он был такой милый, такой услужливый, — настаивала Таппенс. — И так много всего знал о деревне! И столько нам рассказал…

— Это да. Знал он много. Он ведь жил тут спокон веку и все помнил. Любил рассказывать, это да. Хотя иной раз любил и приврать. Что ж, мэм, не буду вас задерживать. Я ведь только зашла поблагодарить за цветы.

— Как мило с вашей стороны, — сказала Таппенс. — Спасибо за добрые слова.

— Вам, верно, понадобится кто-то в саду.

— Пожалуй, — согласилась Таппенс. — Садоводы из нас неважные. Возможно, вы… — она замялась, сомневаясь, уместна ли сейчас подобная просьба, — возможно, вы знаете кого-нибудь, кто согласился бы у нас поработать?

— Не знаю… С ходу и не скажешь. Надо подумать. Я пришлю вам своего младшего — Генри — если что узнаю. Да он и сам кое-что в этих делах смыслит. До свиданья, мэм.

— Ты не помнишь, какая у Айзека была фамилия? — спросил Томми, проходя в дом. — У меня совсем из головы вылетело.

— Айзек… Айзек Бодликотт, кажется.

— Тогда это, получается, была миссис Бодликотт?

— Да. Кажется, у нее несколько сыновей и девочка. Все живут в домике на Марштон-роуд. Думаешь, она знает, кто убийца? — спросила Таппенс.

— Вряд ли, — ответил Томми. — Не думаю.

— Как знать, как знать… — произнесла Таппенс. — Внешность обманчива.

— По-моему, она просто пришла поблагодарить тебя за цветы. Она не показалась мне — как бы это сказать? — жаждущей мщения. А такие вещи трудно скрыть.

— Не скажи, — заметила Таппенс.

И, о чем-то задумавшись, вошла в дом.

Когда на следующее утро Таппенс беседовала с электриком, явившимся устранять очередное упущение в своей работе, ее отозвал Альберт.

— Пришел какой-то мальчик, — объявил он. — Хочет поговорить с вами, мэм.

— Да? А кто он?

— Не знаю, мэм. Я не спрашивал. Он ждет на пороге.

Таппенс нахлобучила на голову шляпку и спустилась вниз. У дверей, взволнованно переминаясь с ноги на ногу, стоял парнишка лет двенадцати.

— Ничего, что я пришел? — спросил он.

— Погоди-ка, — сказала Таппенс. — Ты Генри Бодликотт, точно?

— Верно. Это моего дедушку убили, — гордо сообщил он. — А раньше я никогда на дознании не был.

Вид у него при этом был такой счастливый, что Таппенс чуть было не спросила: «И как, понравилось?», но вовремя удержалась.

— Жалко дедушку, да? — участливо произнесла она вместо этого.

— Ну, он ведь старенький был, — махнул рукой Генри. — Все равно долго бы не прожил. Осенью, когда начинал кашлять, чуть не наизнанку выворачивался. Спать было невозможно. Я только пришел спросить, не надо ли чем помочь. Я слыхал — то есть мама сказала — салат надо проредить, так я, если хотите, сделаю. А где он растет, я знаю: заглядывал к вам, когда дед работал. Ну, надо?

— Было бы просто здорово, — сказала Таппенс. — Пойдем, покажешь.

Они вместе прошли в сад.

— Вот, видите, как загустело? Надо проредить, вот так, а лишние кустики пересадить. Понимаете?

— Честно говоря, в салатах я полный профан, — призналась Таппенс. — В цветах еще разбираюсь немного, а вот в том что касается горошка, брюссельской капусты и других овощей, толку от меня никакого. А ты, кстати, не хотел бы поработать у нас в саду?

— О, нет, мэм, я еще хожу в школу. Я сейчас только летом подрабатываю: газеты там разношу, фрукты собираю…

— Ясно, — сказала Таппенс. — Ну, если узнаешь о ком-нибудь, кто смог бы заняться нашим садом, скажи мне, ладно?