— Я не думал… я хочу сказать, наверное, не стоило вас беспокоить. Вряд ли это настолько важно. Пока что это только… только…

— Только ваши догадки?

— Вернее, моей жены.

— Я о ней слышал. Да и о вас тоже. Секундочку… Ну, конечно… Икс и Игрек… Помню-помню. Вы ведь поймали этого командора, да? Который предположительно служил в английском флоте, а на самом деле был важной шишкой у Гансов[75]. Я, знаете, так до сих пор и называю их по привычке «Гансами». Разумеется, я понимаю: с тех пор, как мы вошли в Общий Рынок, все изменилось… Можно сказать, растем в одном садике. Ну да ладно. Вы тогда отлично поработали. Просто замечательно. И ваша супруга тоже. Надо же! Детские стишки. «Гуси, гуси, вы куда?» — они ведь именно на этом засыпались? «По лесенке вверх, по лесенке вниз — в гости к вашей тете».

— Удивительно, как это вы все помните, — любезно улыбнулся Томми.

— Да. Всегда странно, когда кто-то вдруг вспоминает что-нибудь давно минувшее. Представьте, эта история всплыла у меня в памяти буквально секунду назад. Ведь никому бы и в голову не пришло, что за подобной ерундой может что-то скрываться.

— Да, это они хорошо придумали.

— Ну, а в чем же дело сейчас? С чем вы столкнулись?

— Да в общем, ни с чем особенным, — пробормотал Томми. — Просто…

— Давайте, выкладывайте все как есть, не стесняйтесь. И, кстати, садитесь, в ногах правды нет. Сами знаете — или узнаете, когда доживете до моих лет, — как важно дать ногам отдохнуть.

— Да я, по-моему, и так не молод, — хмыкнул Томми. — Из новых ощущений мне светит разве что только могила.

— О, я бы не стал так сужать перспективы. Поверьте мне, перешагнув определенный возраст, можно жить практически вечно! Так в чем же дело?

— Видите ли… — начал Томми. — Короче говоря, мы с женой переехали в новый дом и началась обычная в таких случаях суматоха…

— Ясно, — перебил его мистер Робинсон. — Ситуация знакомая. Дырки в полу и прочие радости жизни.

— Да. И прежние владельцы дома продали нам кое-какие книги — в основном, детские. Ну, знаете… Хенти[76] и все такое прочее…

— Как же. Очень его в детстве любил.

— Так вот… В одной из книг моя жена обнаружила абзац, в котором были подчеркнуты некоторые буквы. Мы выписали их, и получилось… Я понимаю, звучит довольно глупо…

— Звучит довольно любопытно, — возразил мистер Робинсон.

— И получилось вот что: «Мэри Джордан умерла не своей смертью. Это сделал один из нас».

— Чрезвычайно интересно, — мистер Робинсон с удовлетворением откинулся в кресле. — Впервые сталкиваюсь с чем-то подобным. «Мэри Джордан умерла не своей смертью»? Слово в слово? И кто же автор послания? Вам удалось это установить?

— Судя по всему, мальчуган школьного возраста, некий Александр Паркинсон. Паркинсоны жили в этом доме, но очень уже давно. Он, кстати, и похоронен в Холлоукей, в церковном дворе.

— Паркинсоны, — повторил мистер Робинсон. — Так-так.

— Вот мы и решили выяснить, кто такая эта Мэри Джордан…

— Которая умерла не своей смертью, — закончил мистер Робинсон. — Да, вполне в вашем духе. И что же вам удалось узнать?

— Пока ничего, — отчеканил Томми. — Никто ее уже толком не помнит. Кто-то из местных жительниц упомянул только, что вроде действительно, была одно время в деревне гувернантка — «мамзель или фроляйн» — с такой фамилией. Вот и все.

— И эта Джордан умерла — кстати, отчего?

— Кто-то случайно добавил в салат несколько листьев наперстянки. Что, между прочим, само по себе не смертельно.

— Да, — согласился мистер Робинсон, — этого недостаточно. Но если затем подлить в кофе или — еще лучше — коктейль Мэри Джордан большую дозу дигиталина[77], смерть наступит немедленно, причем сочтут ее результатом действия наперстянки и, следовательно, несчастным случаем. Однако Александра Паркинсона провести не удалось! А когда все это произошло? Первая мировая? Еще раньше?

— Раньше. Старожилы утверждают, что она была немецкой шпионкой.

— Так-так-так… Впрочем, тогда так говорили про каждого немца, имевшего несчастье жить или работать в Англии. Зато любой офицер-англичанин уже просто по определению оказывался вне подозрений. А я всегда с большим недоверием отношусь к людям, которые находятся «вне подозрений». Между прочим, примерно в то же время приключилась еще одна занятная история. Лет десять назад об этом даже писали в газетах. Сейчас частенько публикуют архивные дела…

— Да, я кое-что нашел, но все настолько неопределенно…

— Еще бы, через столько-то лет! А история… Примерно в то же время были похищены чертежи подводной лодки и, как будто этого мало, обнаружилась утечка информации о нашей авиации. Дело получило огласку, и вскоре выяснилось, что в нем замешаны многие известные политики того времени. Причем политики с репутацией «людей абсолютно неподкупных». Мне, кстати, неподкупные политики еще подозрительнее, чем офицеры вне подозрений. И в тех, и в других я просто-напросто сомневаюсь, — губы мистера Робинсона тронула усмешка. — Взять хоть прошлую войну. Сколько же тогда в Англии было неподкупных людей! Один такой жил неподалеку от вашей деревушки. У него был уютный коттедж на берегу, а внутри… Маленький такой клуб сторонников фюрера, искренне полагающих, что единственный шанс для Англии — заключить союз с Германией. И, главное, совершенно с виду нормальный человек с благородными идеями и идеалами: борьба против бедности, лишений, несправедливости и все в таком духе. А на самом деле он был без ума от Франко и Муссолини[78]. Впрочем, такое происходит накануне каждой войны. Причем военное командование об этом будто и знать не знает.

— Зато вы, похоже, знаете все, — сказал Томми и тут же спохватился. — Извините, но в моих словах нет ни тени иронии. Ведь действительно не каждый день встречаешь человека, который знает все.

— Просто у меня, знаете ли, привычка: всюду совать свой нос. Меня интересуют и фланги, и тыл. Многое удается услышать. Случается, кое-что рассказывают старые товарищи. Но это вы, вероятно, знаете и по собственному опыту.

— Да, — подтвердил Томми, — конечно. Я встречаюсь со старыми друзьями, они еще с кем-то, а в результате узнаешь много полезного.

— Совершенно верно, — сказал мистер Робинсон. — Интересно только, с чем именно вы на этот раз столкнулись.

— Понимаете, мистер Робинсон, я никак не могу избавиться от ощущения, что мы с женой занимаемся не своим делом. Мы ведь давно мечтали о собственном доме. И вот наконец купили его, перестроили на свой манер, стали потихоньку приводить в порядок сад… Все очень тихо и спокойно. Меня, по крайней мере, совершенно не тянуло вновь окунуться в трясину прежних дел. И ведь сначала было простое любопытство. А потом, как окунулись в свою стихию, все понеслось по-новой, не выходит это дело из головы, так и подмывает узнать, что же тогда произошло на самом деле. Но есть ли в этом смысл? Какая от этого польза?

— Понимаю. Вы просто хотите узнать. Так уж устроен человек. Точнее, именно это его человеком и делает, заставляя лететь на Луну, погружаться в океан, искать газовые месторождения в Северном море, выделять кислород из морской воды и прочее, прочее. Благодаря любопытству человек развивается. Без него он, наверное, превратился бы в пресмыкающееся. Хотя кое-кто, думаю, был бы и не против. Зимой спишь, летом ешь…. Конечно, не слишком интересно, зато спокойно.

— Мне кажется, человек скорее похож на мангуста.

— Может быть. В любом случае, приятно встретить поклонника Киплинга[79]. Сегодня его недооценивают, а зря. Действительно ведь как писал! Некоторые его рассказы — настоящие шедевры!

— Так вот… — продолжал Томми, — не хотелось бы лезть в дела, которые нас не касаются. Точнее, которые вообще уже никого не касаются…

— Это еще неизвестно, — перебил его мистер Робинсон.

— Честно говоря, — окончательно стушевался Томми, — я даже не очень представляю, что именно хотел от вас узнать…

— Думаю, вы просто пытаетесь удовлетворить любопытство своей жены. Замечательная женщина, не правда ли?

— О да! — сказал Томми.

— Приятно, когда люди держатся друг друга, когда у них такая крепкая семья…

— Сам-то я, наверное, больше уже черепаха. Я старый — нет, слава Богу, со здоровьем все в порядке, но у меня нет ни малейшего желания впутываться в различного рода авантюры. И все-таки…

— И все-таки, — перебил его мистер Робинсон, — вам хотелось был знать. Как мангусту. И миссис Бирсфорд тоже. И, судя по тому, что я о ней слышал, смею предположить, она узнает.

— Вы думаете, она — а не я?

— Мне кажется, вы уж извините, она чуть более проницательна. Хотя, с другой стороны, у вас прекрасные источники информации. А информация в таких делах — главное.

— Поэтому-то я и решился вас побеспокоить. То есть даже не я решился, а Бакен… Я хотел сказать…

— Да ладно вам. Его все так и зовут — Бакенбард… Страшный был пижон в молодости. Хотя парень хороший, в свое время потрудился на славу. Он ведь не просто так направил вас ко мне — знал, что меня это заинтересует. Любопытство, знаете, моя вторая натура, ну да я уже говорил.

— Зато, — сказал Томми, — оно сделало из вас непревзойденного в своем деле специалиста.

— С чего это вы взяли? — осведомился мистер Робинсон. — Чушь какая.

— По-моему, вовсе не чушь!

— Знаете, — произнес мистер Робинсон, — некоторые сами стремятся достичь определенных высот, а других, что называется, заставляет жизнь. Лично я себя причисляю ко вторым. Что не мешает мне заниматься очень серьезными вещами.

— Как, например, Франкфуртским делом?[80]

— А, вы и об этом знаете? Похвально. Но лучше, все-таки, забудьте. Однако не хотелось бы, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я отказываюсь удовлетворить ваше любопытство. На некоторые вопросы, думается, я ответить смогу. Имейте, кстати, в виду, что если вам удастся прояснить события тех лет, некоторый свет прольется и на сегодняшнюю ситуацию. А пока… Даже не знаю, что вам посоветовать. Общайтесь с людьми, Бирсфорд, слушайте их, старайтесь разузнавать о тех временах как можно больше. Если всплывет что-нибудь любопытное, звоните мне. Давайте-ка, кстати, по старой памяти придумаем какой-нибудь код… Ну, скажем, «яблочный джем». Жена, мол, приготовила яблочный джем — так не прислать ли мне баночку? Я тут же пойму о чем речь.