– Что же это такое? Похоже на счета из прачечной.

– Нет, это просто записная книжечка. Я записывала в ней белье для прачечной и еще свои к ним претензии – порванные наволочки и все такое прочее. А потом решила, что она пригодится и для другого, ведь там использовано только три или четыре странички. Видишь, я записала сюда то, что мы услышали. В основном это, конечно, ерунда, не имеет никакого значения. Но перепись, кстати сказать, я сюда тоже записала – когда ты в первый раз о ней упомянул. Тогда я не знала, какой от нее может быть прок. Но на всякий случай записала.

– Отлично, – сказал Томми.

– А еще я записала туда миссис Хендерсон и еще одну особу, которую зовут Додо.

– А кто такая миссис Хендерсон?

– Ты, наверное, не помнишь, и нет нужды к этому возвращаться, но это было два имени, которые назвала эта… как ее? Ну, старая миссис Гриффин. А потом еще была какая-то записка. Что-то насчет Оксфорда и Кембриджа. А еще я кое-что нашла в старых книгах.

– Что там такое насчет Оксфорда и Кембриджа? Имеется в виду студент?

– Я не уверена, что там фигурировал студент. Кажется, речь шла о пари, заключенном во время лодочных гонок.

– Это более вероятно, – заметил Томми. – Не очень-то это нам поможет.

– Ну, не скажи. Итак, существует некая миссис Хендерсон и еще кто-то, кто живет в «Эпл-Три-Лодж», а еще в одной книжке наверху я нашла грязный листок бумаги. Не помню, что это была за книга – то ли «Катриона», то ли «Тени трона».

– Это о Французской революции. Я читал, когда был мальчишкой.

– Непонятно, даст это нам что-нибудь или нет, но на всякий случай я записала.

– Что же это такое?

– Похоже, три слова, написанные карандашом. Грин, г-р-и-н, потом хен, х-е-н, и последнее – Ло, обрати внимание, с большой буквы.

– Попробуем догадаться. Грин – это про Чеширского кота, который вечно улыбался[16]; хен – из другой сказки, помнишь, была такая про курочку Хенни-Пенни. А вот Ло…

– Да, – сказала Таппенс, – с этим Ло мы прочно застряли.

– «Ло» – это все равно что «чу», «прислушайся», – сказал Томми. – Никакого смысла.

Таппенс быстро заговорила:

– Миссис Хенли, «Эпл-Три-Лодж», я еще с ней не говорила, она сейчас в «Медоусайд». Итак, что мы имеем? Миссис Гриффин, Оксфорд и Кембридж; пари на лодочных гонках, перепись, Чеширский кот, Хенни-Пенни – какая-то сказка, в которой эта курочка куда-то отправляется, вроде даже сказка Андерсена, – и, наконец, это Ло. Может, это какое-то предостережение? Да, наверное, это именно так. Имеется в виду либо Оксфорд и Кембридж, либо лодочные гонки, либо пари.

– А мне кажется, что мы просто глупы, ничего не понимаем. Однако под этой кучей ерунды может в конце концов обнаружиться жемчужина великой ценности. Точно так же, как среди кучи старых книг, которые валялись наверху, мы обнаружили одну-единственную нужную.

– Оксфорд и Кембридж, – задумчиво проговорила Таппенс. – Это мне что-то напоминает. Никак не могу припомнить.

– Матильда?

– Нет, не Матильда, но…

– «Верная любовь»? – предположил Томми. Он широко улыбнулся. – Где ты, верная любовь?

– Перестань смеяться, дурачок. Нужно еще разобраться с этой последней головоломкой. Грин-хен-Ло. Ничего не приходит в голову. И все-таки… Что-то у меня забрезжило. Вот!

– Интересно, что означает это «вот»?

– Ах, Томми, у меня появилась идея. Конечно же!

– Что именно?

– Ло, – сказала Таппенс. – Ло. Меня навела на мысль твоя улыбка, совсем как у Чеширского кота. Улыбка, усмешка, грин, хен, а потом Ло. За этим непременно что-то кроется.

– О чем ты говоришь, никак не пойму.

– Лодочные гонки между Оксфордом и Кембриджем.

– Почему, собственно, эти слова грин-хен-Ло навели тебя на мысль о лодочных гонках между Оксфордом и Кембриджем?

– Даю три попытки.

– Сдаюсь сразу, потому что никак не понимаю, какой во всем этом смысл.

– А вот и есть смысл.

– Лодочные гонки?

– Нет, к самим гонкам это не имеет никакого отношения. Только цвет. Я имею в виду цвета.

– Да что ты хочешь этим сказать, Таппенс?

– Грин-хен-Ло. Мы неправильно это прочли. Нужно читать наоборот.

– Как наоборот? Ол, потом н-е-х? Никакого смысла не получается, даже если прибавить к этому н-и-р-г.

– Нет, надо брать слова целиком и читать их в обратном порядке. Так, как делал это Александр в той первой книге, которую мы обнаружили. «Ло-хен-грин».

Томми нахмурился.

– Все еще непонятно? – спросила Таппенс. – Подумай, на что это похоже. Конечно же, на «Лоэнгрин». Лебедь. Опера Вагнера, ты же знаешь.

– Но какое отношение все это имеет к лебедям?

– А вот имеет. Лебеди из фарфора, которых мы с тобой нашли. Помнишь? Скамеечки для сада. Один был синий, а другой – голубой. Помнишь, что сказал тогда старый Айзек? «Вот этот – Оксфорд, а тот – Кембридж».

– И один из них мы разбили, кажется, это был Оксфорд.

– Верно. Но Кембридж все еще цел. Голубой. Неужели ты не понимаешь? Лоэнгрин. Что-то было спрятано в одном из этих лебедей. Томми, следующее, что нужно сделать, – это пойти и посмотреть на этот Кембридж. На голубой. Он ведь все еще стоит в КК. Пойдем сегодня?

– Что, в одиннадцать часов вечера? Нет, сегодня не пойдем.

– Значит, пойдем завтра. Тебе завтра не нужно в Лондон?

– Нет.

– Значит, отправимся завтра и посмотрим.


– Просто не знаю, что делать с огородом, – сказал Альберт. – Я там немножко покопался, но ведь я ничего не понимаю в овощах. Кстати, вас ожидает какой-то мальчик, мадам.

– Ах, мальчик, – сказала Таппенс. – Этот рыжий?

– Нет, другой, беленький, тот, у которого грива до самых плеч. Имя у него еще такое глупое. Похожее на отель. Знаете, есть такой – «Роял Кларенс». Вот так его и кличут – Кларенс.

– Но он ведь просто Кларенс, а не Роял Кларенс.

– Верно, – согласился Альберт. – Он ожидает у парадной двери. Говорит, что может вам помочь, мадам.

– Понятно. Насколько я понимаю, он иногда помогал старику Айзеку.

Таппенс нашла Кларенса сидящим в плетеном кресле на веранде – или на лоджии, если угодно так ее называть. Он, по всей видимости, завтракал картофельными чипсами, а в левой руке у него была плитка шоколада.

– Доброе утро, миссис, – сказал Кларенс. – Пришел спросить, не нужно ли помочь.

– Ну конечно, нам всегда нужна помощь в саду и огороде. Ты, как мне кажется, работал одно время помощником старого Айзека.

– Не то чтобы работал постоянно, а так, иногда помогал ему. Я не слишком много понимаю в этих делах. Да и он, похоже, не слишком много знал. А разговаривали мы много, он все рассказывал про старые времена, как тогда было все прекрасно. Говорил, например, что был старшим садовником у мистера Болинго. Знаете, у того самого, что жил дальше по реке. Огромный дом у него был. Теперь там школа. Так вот, уверял, что служил там старшим садовником. Только бабка моя, бывало, говорила, что ни одному его слову верить нельзя.

– Ладно, неважно, – сказала Таппенс. – Мне просто хотелось достать кое-что из этой так называемой оранжерейки.

– Вы говорите про тот сарай, что со стеклянными стенами? Этот КК?

– Совершенно верно, – подтвердила Таппенс. – Так ты, оказывается, даже знаешь ее название?

– Да его завсегда так называли. Все это знали. Говорили, что это на японском языке. Не знаю только, верно это или нет.

– Ну пошли, – сказала Таппенс. – Пойдем туда.

Отправились целой процессией: Томми, Таппенс и пес Ганнибал, а в арьергарде следовал Альберт, который оставил не мытую после завтрака посуду ради более интересного занятия. Ганнибал был совершенно счастлив. Досконально исследовав по дороге все заманчивые запахи, он присоединился к ним у дверей КК, продолжая заинтересованно принюхиваться.

– Привет, Ганнибал, – сказала Таппенс. – Ты хочешь нам помочь? Расскажи нам что-нибудь.

– Что это за собака? – спросил Кларенс. – Кто-то говорил, что таких собак держат потому, что они охотятся на крыс. Это верно?

– Да, совершенно верно, – подтвердил Томми. – Это манчестерский терьер, черно-коричневый, старинная английская порода.

Ганнибал, понимая, что говорят о нем, вилял всем своим телом и с необычайной энергией постукивал хвостиком. Потом уселся на землю и огляделся по сторонам.

– Он, наверное, кусается? – спросил Кларенс. – Все так говорят.

– Это настоящая сторожевая собака, – сказала Таппенс. – Он меня охраняет.

– Совершенно верно, когда меня нет дома, он тебя опекает, – подтвердил Томми.

– Почтальон говорит, что он его чуть было не укусил дня четыре назад.

– Все собаки ненавидят почтальонов, – сказала Таппенс. – Ты не знаешь, где ключ от КК?

– Знаю, – ответил Кларенс. – Он висит там, в сарае. В том месте, где свалены цветочные горшки.

Он побежал к сараю и вскоре вернулся с заржавелым ключом, который теперь был хорошо смазан.

– Это Айзек, верно, его смазал, – сказал он.

– Ну да, раньше замок трудно бывало открыть.

Дверь открыли.

Кембридж, фарфоровая скамеечка, вокруг ножки которой обвился лебедь, выглядел весьма импозантно. Очевидно, Айзек отмыл его и отполировал, собираясь перенести на веранду, где можно посидеть в хорошую погоду.