Агата Кристи - Врата судьбы

– Во времена Мери Джордан? Это маловероятно, – сказала Таппенс. – Томми, когда ты ехал домой, был, наверное, дождь, ты заснул в вагоне, и тебе все это приснилось.

– Все возможно. Действительно, все это кажется совершенно невероятным.

– Впрочем, раз уж мы здесь живем, мы можем немного поразнюхать, – сказала Таппенс. Она оглядела комнату. – По-моему, здесь невозможно что-нибудь спрятать, а ты как думаешь?

– Кому вообще придет в голову что-либо искать в таком доме? Кто тут только не жил с тех пор.

– Ну конечно. Насколько мне удалось узнать, владельцы его, по крайней мере, постоянно менялись. Но найти место, где можно что-либо спрятать, не составит труда. Для этого существуют чердаки и подвалы. Кроме того, можно зарыть что угодно под полом в беседке. Да мало ли где еще. Во всяком случае, можно этим заняться ради развлечения, – сказала Таппенс. – Может быть, когда нам больше нечего будет делать, а спина начнет разламываться от усердной работы в саду, у нас появится возможность оглядеться. Да и просто подумать. Для начала спросить себя: «Если бы я хотела что-нибудь спрятать, какое бы я выбрала для этого место и где, по моему мнению, было бы труднее всего найти спрятанную мною вещь?»

– Мне кажется, что даже если что-то и было где-то спрятано, то уже давным-давно обнаружено кем-то, – сказал Томми. – Не говоря уже о часто менявшихся хозяевах и слугах, в доме постоянно находились рабочие, в саду – садовники и без конца наведывались агенты.

– Кто знает? Лежит, может быть, спрятанное в каком-нибудь чайнике.

Таппенс поднялась из своего кресла, подошла к камину, встала на табуретку и сняла с каминной полки китайский чайник. Сняла крышку и заглянула внутрь.

– Ничего здесь нет, – сказала она.

– Самое неподходящее место, – заметил Томми.

– Как ты думаешь, – заговорила вдруг Таппенс скорее с надеждой, нежели с тревогой, – не может такого быть, что кто-то хотел со мной разделаться и с этой целью намеренно расшатал стекло в оранжерее, чтобы оно упало мне на голову?

– Очень маловероятно, – сказал Томми. – Оно скорее предназначалось для Айзека.

– Какое разочарование, – сказала Таппенс. – А мне так хотелось думать, что я чудом избежала серьезной опасности.

– Ну, ты все-таки остерегайся, – сказал Томми. – А я постараюсь приглядывать за тобой.

– Ты всегда слишком обо мне беспокоишься.

– И это очень любезно с моей стороны. Тебе должно быть приятно, что муж о тебе беспокоится.

– А за тобой никто не охотился? Никто не пытался тебя подстрелить или устроить крушение поезда?

– Да нет, ничего такого не было, – сказал Томми. – Однако, когда поедем в следующий раз на машине, стоит, пожалуй, проверить тормоза. Но все равно, это же просто смешно.

– Разумеется, смешно, – согласилась Таппенс. – И в то же время…

– Что – в то же время?

– Ну, интересно, что приходится думать о таких вещах.

– Ты имеешь в виду Александра, которого убили, потому что ему было что-то известно? – спросил Томми.

– Ему было что-то известно о человеке, который убил Мери Джордан. Это сделал один из нас… – Для Таппенс внезапно что-то прояснилось. – Из НАС, – с ударением проговорила она. – Речь идет о НАС, о людях, которые жили в этом доме много лет назад. Это преступление мы и должны расследовать. Вернуться в прошлое и расследовать – где оно совершено и почему. Этим мы пока еще не пытались заняться.

– Куда, хотел бы я знать, тебя носило, Таппенс? – спросил ее муж, возвратившись на следующий день домой.

– В разные места, в том числе и на чердак, – ответила она.

– Оно и видно. Прекрасно видно. Тебе известно, что у тебя вся голова в паутине?

– А в чем еще она может быть? На чердаке полно паутины. Я ничего там не нашла. Кроме нескольких флаконов лавровишневой воды.

– Лавровишневой воды? – удивился Томми. – Это интересно.

– Правда? А что, ее пьют? Вряд ли.

– Согласен. Мне кажется, ее используют в качестве лосьона для волос. Мужчины, конечно, а не женщины.

– Кажется, ты прав, – сказала Таппенс. – Помню, мой дядюшка… да, действительно, один мой дядюшка пользовался лавровишневой водой. Его друг привез ему эту воду из Америки.

– Правда? Очень интересно! – воскликнул Томми.

– Не вижу тут ничего особенно интересного, – сказала Таппенс. – Я хочу сказать, разве можно что-нибудь спрятать во флаконе с лосьоном?

– Так вот, значит, чем ты занималась.

– Ну, надо же с чего-то начать. Ведь вполне возможно, что твой приятель сказал правду – что-то может быть спрятано в этом доме, хотя довольно трудно себе представить, где и что именно здесь могли спрятать. Ведь когда дом продается, когда хозяева умирают или выезжают оттуда, из дома обычно выносят все, его полностью освобождают, правильно? Если человек получает дом по наследству, то мебель обычно продается, а если какие-то предметы и остаются, то от них избавляется следующий владелец. Следовательно, все, что там оставалось, принадлежало предыдущим владельцам, в крайнем случае тем, кто был до них, и никак не раньше.

– Тогда почему кому-то может понадобиться причинить нам вред или заставить нас отсюда уехать? Причина может быть только одна: здесь что-то спрятано, и они не хотят, чтобы мы это что-то нашли.

– Ну, это все твои предположения, – сказала Таппенс. – Может, на самом деле это все и не так. Как бы там ни было, день у меня не прошел даром. Я кое-что нашла.

– Что-нибудь имеющее отношение к Мери Джордан?

– Да нет, собственно. В подвале, как я уже говорила, ничего особенного не нашлось. Там были какие-то приспособления для печатания фотографий, как мне кажется, увеличитель или что-то в этом роде с красной лампой – такими пользовались несколько лет назад, – и лавровишневая вода. Но там нет никакой плиты, под которой можно было бы что-нибудь обнаружить. Какие-то древние сундуки, жестяные коробки, пара старых чемоданов, но все это в таком состоянии, что положить туда что-нибудь невозможно. Они мгновенно развалятся, стоит только слегка пнуть их ногой. Словом, всякая рухлядь.

– Ну что ж, очень жаль, что ничего не нашлось, – сказал Томми.

– И все-таки кое-что интересное было. Я сказала себе – иногда приходится разговаривать с собой… впрочем, пойду-ка я сейчас наверх и счищу с себя эту паутину, а потом продолжим разговор.

– Вполне согласен, пойди и приведи себя в порядок. Мне будет приятнее на тебя смотреть.

– Всякий раз, когда ты вспомнишь о Дарби и Джоан[9], – сказала Таппенс, – непременно посмотри на меня и подумай о том, что твоя жена, несмотря на ее возраст, еще вполне ничего.

– Таппенс, дорогая моя! – воскликнул Томми. – Для меня ты всегда красавица. А сейчас, когда у тебя с левого уха свешивается такая симпатичная паутинка, так просто глаз не оторвать. Эта паутинка похожа на локон в прическе императрицы Евгении, как ее изображают на портретах. Она так мило прильнула к шее. И к тому же в ней примостился паучок.

– Ну, это мне уже совсем не нравится.

Таппенс стряхнула паутину рукой и отправилась наверх. Вернувшись, она увидела на столике рюмку, наполненную жидкостью вишневого цвета, и подозрительно взглянула на нее, заметив:

– Надеюсь, ты не заставишь меня пить лавровишневую воду?

– Конечно нет, я и сам не стал бы ее пить.

– Итак, – сказала Таппенс, – если мне будет позволено продолжить то, что я начала говорить…

– С удовольствием послушаю. Ты все равно, конечно, скажешь, но считай, что я очень тебя об этом просил.

– Итак, я сказала себе: «Если бы я хотела спрятать что-нибудь в этом доме так, чтобы никто не нашел, какое место для этого я сочла бы самым подходящим?»

– Ничего не скажешь, вполне логично, – одобрил Томми.

– И вот я подумала: где здесь можно что-то спрятать? Ну конечно, одно из этих подходящих мест – Матильдин живот.

Томми недоуменно уставился на жену:

– Не понял.

– Матильдин живот. Игрушечная лошадь, о которой я тебе рассказывала. Это такая заводная игрушка, ее привезли из Америки.

– Что ни возьми, все, кажется, привезли из Америки. Ты, по-моему, говорила, что этот лосьон тоже из Америки.

– Как бы там ни было, у этой лошади в животе есть отверстие, мне об этом сказал старик Айзек. Так вот, у нее в животе есть отверстие, и мы с ним извлекли из него кучу каких-то непонятных бумаг. Там не было ничего интересного. Но все равно, это такое место, где вполне можно что-то спрятать. Ты согласен?

– Вполне возможно.

– И «Верная любовь», конечно. Я еще раз ее осмотрела. Там у коляски есть сиденье, покрытое истершейся прорезиненной материей, но под ним ничего нет. И конечно, нигде нет никаких личных вещей. Тогда я стала думать дальше. Ведь у нас все еще остаются книги и книжные полки. В книгах часто прячут разные вещи. Мы ведь все еще не кончили разбираться в нашей «книжной комнате», верно?

– А мне казалось, с книгами наконец покончено, – сказал Томми, все еще не теряя надежды.

– Нет. Осталась еще нижняя полка.

– Но это же проще простого. Ведь туда не нужно залезать по лестнице.

– Правильно. Вот я пошла туда, села на пол и перебрала все стоявшие там книги. В основном это оказались проповеди. Их, наверное, писал какой-нибудь методистский священник в давние времена. Во всяком случае, в них не было ничего интересного. Поэтому я сбросила все книги с полки на пол. И тут-то меня ждало открытие. Под ней, под этой полкой, кто-то когда-то устроил некое подобие тайника и поместил в него разные вещи – в основном это были какие-то старые истрепанные книги. Одна оказалась довольно большой. Она была завернута в темную оберточную бумагу, и я тут же ее развернула, чтобы посмотреть, что это такое. Ведь никогда не знаешь, где что можно обнаружить. И как ты думаешь, что это было?