– Зачем ему покидать свой пост? – недоуменно спросил министр по европейским делам. – Ему достаточно отнести письмо в посольство в Лондоне.

– Не думаю. Эти агенты работают независимо, и их отношения с посольствами своих стран зачастую натянуты.

Премьер-министр согласно кивнул.

– Вы правы, мистер Холмс. Такой ценный трофей он бы захотел преподнести своему начальству собственноручно. Думаю, вы составили прекрасный план. Тем временем, Хоуп, мы не можем из-за этого несчастья забывать о других наших обязанностях. Если в течение дня появятся новости, мы с вами свяжемся. Вы же сообщите нам результаты своего расследования.

Именитые гости встали, поклонились и с хмурыми лицами вышли из комнаты.

Когда за ними закрылась дверь, Холмс, не произнося ни слова, раскурил трубку и на долгое время погрузился в глубокие размышления. Я тем временем взялся за утреннюю газету. От интереснейшей статьи о нашумевшем преступлении, совершенном вчера ночью в Лондоне, меня отвлек неожиданный возглас Холмса. Мой друг вскочил с кресла и положил трубку на каминную полку.

– Да, – решительным тоном произнес он. – Другого пути нет. Положение отчаянное, но не безнадежное. Даже сейчас есть вероятность, что письмо все еще находится в руках того, кто его выкрал. Узнать бы только, кто это сделал. В конце концов, они ведь занимаются этим ради денег, а в моем распоряжении вся британская казна. Если письмо продается, я куплю его… пусть даже это приведет к увеличению на пенни подоходного налога. Может, этот парень захочет придержать письмо, дабы проверить, что ему предложит эта сторона. Такую дерзкую игру могли затеять только трое: Оберштайн, Ля Ротьер и Эдуардо Лукас. Я навещу их всех.

Я заглянул в утреннюю газету, которую держал в руках.

– Вы имеете в виду Эдуардо Лукаса с Годольфин-стрит?

– Да.

– Его вы не навестите.

– Почему?

– Вчера ночью он был убит в своем доме.

Мой друг за все годы нашего знакомства столько раз удивлял меня, что теперь я испытал истинный восторг, когда понял, как сильно мне удалось удивить его. Он в изумлении уставился на меня, потом выхватил газету из моих рук. Вот заметка, которую я читал, когда Холмс встал из кресла:

«УБИЙСТВО В ВЕСТМИНСТЕРЕ

Вчера вечером в доме номер шестнадцать на Годольфин-стрит было совершено загадочное преступление. Эта неприметная улица расположена в самом центре города, между рекой и Вестминстерским аббатством, прямо под сенью башни здания парламента. Она представляет собой ряд старых, построенных еще в XVIII веке зданий. В доме номер шестнадцать, небольшом, но изысканном особняке, несколько лет проживал мистер Эдуардо Лукас, снискавший себе славу в обществе не только как необычайно обаятельный человек, но и как прекрасный певец, один из лучших теноров-любителей в стране. Тридцатичетырехлетний мистер Лукас не был женат, под одной крышей с ним жили миссис Прингл, престарелая экономка, и Миттон, его личный слуга. Экономка ложится рано, ее комната расположена этажом выше. Миттона вчера вечером дома не было, он навещал друга в Хеммерсмите, поэтому с десяти часов вечера мистер Лукас оставался в квартире один. Что произошло в это время, пока еще окончательно не выяснено, но без четверти двенадцать полицейский констебль Бэррет, проходя по Годольфин-стрит, обратил внимание на то, что дверь дома номер шестнадцать приоткрыта. Он постучал, но ответа не последовало. Заметив, что в одной из комнат горит свет, он прошел в коридор и постучал снова, но и там ему никто не ответил. Тогда констебль открыл дверь и вошел. В комнате царил полный беспорядок. Вся мебель была сдвинута в одну сторону, посередине лежал опрокинутый стул. Рядом с этим стулом, вцепившись в одну из его ножек, лежал несчастный хозяин дома. Погиб он от удара ножом в сердце, и смерть, очевидно, была мгновенной. Орудием убийства послужил изогнутый индийский кинжал, взятый из коллекции восточного оружия, украшавшей одну из стен комнаты. Похоже, что ограбление не было мотивом этого преступления, поскольку ни одна из ценных вещей, собранных в комнате, не пропала. Мистер Эдуардо Лукас был так известен и любим, что жестокая и загадочная судьба, постигшая его, наверняка не оставит безучастными его многочисленных друзей».

– Ну, Ватсон, что вы об этом думаете? – поразмыслив, спросил Холмс.

– Удивительное совпадение.

– Совпадение? Один из трех человек, которые, по нашему мнению, могут быть причастны к похищению письма, умирает насильственной смертью как раз в то время, когда письмо исчезает из дома министра. Нет, слишком маловероятно, чтобы это было простым совпадением. Я даже не берусь подсчитать, какова вероятность такого совпадения. Мой дорогой Ватсон, эти два события связаны… Они должны быть связаны, и мы с вами обязаны отыскать эту связь.

– Но теперь все откроется полиции.

– Вовсе нет. Они знают только то, что увидели на Годольфин-стрит. О Вайтхолл-террас они не знают… И не узнают. Только нам известны оба случая, и только мы можем проследить связь между ними. Лишь одно могло привлечь мое внимание к этому Лукасу с Годольфин-стрит: Вестминстер, а именно то, что от его дома всего несколько минут ходьбы до Вайтхолл-террас. Остальные тайные агенты, имена которых я называл, живут в самом дальнем конце Вест-Энда, следовательно, Лукасу было проще остальных установить связь или получить послание от кого-то из домашних министра по европейским делам… Мелочь, но, когда на все дело есть лишь несколько часов, это может иметь решающее значение. О, а это что такое?

Последние слова были вызваны неожиданным появлением миссис Хадсон с подносом в руках, на котором лежала визитная карточка. Холмс взглянул на карточку удивился и передал ее мне.

– Попросите леди Хильду Трелони Хоуп войти, – сказал он.

В следующую минуту наши скромные пенаты, уже имевшие честь принимать сегодня утром столь высоких гостей, почтила своим визитом одна из красивейших женщин Лондона. Я много слышал о красоте младшей дочери герцога Белминстера, но никакие описания, никакие бесцветные фотографии не могли передать скромное, утонченное очарование и живую прелесть этой богини. И все же в то осеннее утро не красота ее привлекала к себе внимание в первую очередь. Ее щеки были прекрасны, но бледны; глаза блестели, но это был блеск волнения; чувственные губы были плотно сжаты – она старалась совладать с собой. Страх и волнение – не красота – вот что первое бросилось нам в глаза, как только прекрасная гостья перешагнула порог нашей гостиной.

– Мой муж был у вас, мистер Холмс?

– Да, мадам, он побывал здесь.

– Мистер Холмс, я умоляю вас не рассказывать ему, что я к вам приходила.

Холмс холодно поклонился и предложил леди сесть.

– Ваша светлость ставит меня в щекотливое положение. Прошу вас, присядьте и расскажите, чего вы хотите, но боюсь, что я не могу давать каких-либо поспешных обещаний.

Она прошла по комнате и села спиной к окну. Фигура ее была не менее прекрасна, чем лицо: высокая, стройная и необыкновенно женственная.

– Мистер Холмс, – сказала она, от волнения то сжимая, то разжимая руки в белых перчатках. – Я буду с вами откровенна, надеясь, что и вы не станете ничего от меня скрывать. Мы с мужем полностью доверяем друг другу во всем, кроме одного. Это политика. Свою работу он не обсуждает со мной никогда. В нашем доме вчера вечером случилось весьма прискорбное происшествие: пропало какое-то письмо. Но, поскольку это касается политики, мой муж отказывается со мной об этом говорить, он даже не объяснил мне, что за письмо исчезло. Понимаете, для меня крайне важно, крайне важно узнать, что это за письмо. Вы единственный человек, кроме других политиков, который знает все. Умоляю вас, мистер Холмс, объясните мне, что на самом деле произошло и чем это закончится для нас. Расскажите все, мистер Холмс. Не думайте о том, что соблюдение тайны в интересах вашего клиента. Поверьте, он не понимает, что его интересы только выиграют, если я буду знать все. Что это было за письмо?

– Мадам, поверьте, вы просите невозможного.

Она застонала и уткнулась лицом в ладони.

– Поймите, мадам. Истинные факты были изложены мне с условием, что я буду строжайшим образом соблюдать профессиональную тайну, и если ваш супруг считает, что ему лучше не посвящать вас в это дело, имею ли я право рассказать вам то, о чем он умалчивает? Я не имею права нарушить слово. Вы должны спросить у него.

– Я спрашивала, он отказался говорить. Вы моя последняя надежда. Но если и вы не можете сказать мне ничего определенного… Мистер Холмс, я была бы вам весьма признательна, если бы вы кое-что объяснили мне.

– Я слушаю вас, мадам.

– То, что произошло, может навредить политической карьере моего мужа?

– Если не исправить положение, мадам, то да, последствия могут быть очень неприятными.

– Ах! – вздрогнула она, словно ее сомнения разом разрешились. – Еще один вопрос, мистер Холмс. Как только мой муж увидел, что пропало это письмо, он обронил одну фразу, из которой я поняла, что потеря этого документа может привести к ужасным общественным последствиям.

– Если он так сказал, то я, конечно же, не могу этого отрицать.

– А что это за последствия?

– Мадам, вы снова просите у меня невозможного.

– Тогда я больше не буду отнимать у вас время. Мистер Холмс, я не виню вас в том, что вы отказались говорить со мной открыто, и, надеюсь, вы не думаете обо мне плохо из-за того, что я хочу разделить волнение мужа, даже против его воли. Еще раз прошу вас, не рассказывайте ему о нашей встрече, – сказала она, на миг задержавшись у двери, и я опять увидел прекрасное взволнованное лицо, испуганные глаза и сжатые губы. Потом она ушла.

– Ну что, Ватсон, прекрасный пол – по вашей части, – улыбнулся Холмс, когда шуршание юбок оборвалось звуком захлопнувшейся двери. – Что за игру затеяла леди? Чего она на самом деле хотела?

– По-моему она достаточно ясно все объяснила. Да и тревога ее вполне понятна.