В комнату вошла пожилая женщина с печальным лицом.

– Вы вытирали пыль с этого бюро вчера утром?

– Да, сэр.

– Вот эту царапину вы видели?

– Нет, сэр, не видела.

– Ну разумеется, не видели, поскольку тогда ее там не было, иначе вы бы смахнули тряпкой эти стружки лака. У кого ключ от бюро?

– У профессора, он висит у него на цепочке от часов.

– Это простой ключ?

– Нет, сэр, чаббовский.

– Очень хорошо. Можете идти, миссис Маркер. Дело начинает проясняться. Наша леди входит в комнату, подходит к бюро и либо открывает его, либо пытается это сделать. За этим занятием ее застает неожиданно вошедший Виллоуби Смит. Поспешно вытаскивая ключ из замка, она оставляет на дверце царапину. Молодой человек хватает женщину, та берет со стола первый попавшийся под руку предмет, который по чистой случайности оказывается ножом, и наносит удар Смиту, чтобы вырваться. Удар оказывается смертельным. Молодой человек падает, женщина убегает. Осталась ли вещь, за которой она приходила, на месте или она забрала ее с собой, нам не известно. Пригласите служанку.

– Сьюзен, после того как вы услышали крик, кто-либо мог пройти через ту дверь?

– Нет, сэр, это совершенно невозможно. Спускаясь по лестнице, я бы увидела, если бы кто-то был в коридоре. Кроме того, если бы дверь открывалась, я бы это услышала.

– Так, с этим выходом понятно. Значит, леди прошла через тот же коридор, через который вошла. Этот проход ведет в комнату профессора. В нем выхода на улицу нет?

– Нет, сэр.

– Хорошо, тогда мы пройдем по нему и познакомимся с самим профессором. О, смотрите, Хопкинс! Это крайне важно! На полу коридора, ведущего в профессорскую спальню, тоже кокосовая циновка.

– Да, сэр, и что это означает?

– А вы не понимаете? Впрочем… Я и не настаиваю. Да-да, скорее всего, я ошибаюсь. Хотя все-таки это наводит на размышления. Идемте, представите меня.

Мы прошли по коридору, он был той же длины, как и тот, что выходил в сад, и увидели в конце небольшую лестницу со ступеньками, ведущими к двери. Инспектор постучал и провел нас в спальню профессора.

Это была очень просторная комната, вся заставленная книгами. Они не только заполняли полки, но и лежали стопками на полу в углах и вообще почти везде, где было место. Кровать стояла прямо в центре комнаты, и на ней, опершись спиной на несколько подушек, полулежал владелец дома. Немного я видел людей такой яркой внешности. К нам повернулось вытянутое лицо с хищным ястребиным носом, под тяжелыми кустистыми бровями настороженно сверкнули запавшие черные глаза. Волосы и борода старика были совершенно седыми, только вокруг рта выделялось странное желтое пятно. В спутанной поросли седых волос поблескивала сигарета, и вся комната была пропитана зловонным табачным дымом. Когда он протянул Холмсу руку, я и на ней заметил желтые никотиновые пятна.

– Вы курите, мистер Холмс? – церемонно, даже несколько торжественно спросил он. – Позвольте предложить вам сигарету. Вы, сэр, не желаете? Весьма рекомендую, эти сигареты специально для меня делает мастер Ионидес в Александрии. Он присылает их мне партиями по тысяче штук, но боюсь, что каждые две недели мне приходится заказывать новую партию. Увы, сэр, как ни жаль, нам, старикам, доступно очень мало удовольствий. Табак и работа – вот и все, что осталось у меня.

Холмс закурил сигарету, но пока стоял молча, бросая вокруг быстрые взгляды.

– Табак и работа, да. Но теперь только табак, – с сожалением поправил себя старик. – Увы! Кто бы мог подумать, что мне помешает такая ужасная катастрофа? Такой достойный молодой человек! Поверьте, после нескольких месяцев учебы он стал прекрасным помощником. Что вы думаете об этом деле, мистер Холмс?

– Я еще не сделал окончательных выводов.

– Право, я буду вам бесконечно обязан, если вы прольете свет на эту загадку, которая мучает всех нас. Для такого жалкого книжного червя и инвалида, как я, это поистине фатальный удар. После того, что случилось, я просто потерял способность трезво мыслить. Но вы-то – человек другого склада, человек дела. Для вас это всего лишь часть повседневной жизни. Ничто не может лишить вас рассудительности. Я считаю, нам очень повезло, что вы пришли нам на помощь.

Пока старый профессор говорил, Холмс прохаживался по комнате. Я обратил внимание на то, с какой жадностью он курил. Очевидно, мой друг разделял любовь инвалида к свежим александрийским сигаретам.

– Да-да, сэр. Это просто сокрушительный удар, – продолжил старик. – Вон та груда бумаг на маленьком столике – мой magnum opus[2]. Это мое исследование документов, найденных в коптских монастырях Сирии и Египта{89}. Работа затронет истоки возникновения богооткровенной религии. При моем шатком здоровье я уж и не знаю, смогу ли я теперь закончить ее, после того как у меня отняли моего помощника. О мистер Холмс, вы, я вижу, еще более страстный курильщик, чем я.

Холмс улыбнулся.

– Да, я ценитель хорошего табака, – сказал он, доставая из коробки очередную, четвертую, сигарету и прикуривая ее от преды дущей. – Профессор Корэм, я не стану утомлять вас долгими расспросами, ведь, насколько мне известно, во время совершения преступления вы находились в постели и, следовательно, ничего о нем знать не можете. Я хочу спросить лишь следующее. Что, по-вашему, имел в виду этот бедняга, когда перед смертью сказал: «Профессор… это была она»?

Профессор покачал головой.

– Сьюзен – девушка простая, из деревни, – сказал он. – Вы же знаете, насколько глупы эти люди. Я думаю, что несчастный просто пробормотал что-то невнятное, а уж она превратила эти звуки в какие-то бессмысленные слова.

– Понятно. И сами вы не догадываетесь о том, что могло стать причиной этой трагедии?

– Возможно, это был несчастный случай, возможно (я ничего не хочу утверждать), – самоубийство. У молодых людей часто бывают тайны, которыми они не хотят делиться ни с кем. Может быть, дело в неразделенной любви, о которой никто из нас не знал. Мне кажется, это более вероятное объяснение, чем убийство.

– А пенсне?

– Ах, я всего лишь ученый, мечтатель. Я далек от превратностей повседневной жизни. Но все же мы все знаем, что залогом любви могут порой становиться самые неожиданные предметы. Берите еще сигарету. Приятно видеть человека, которому они так нравятся. Веер, перчатка, пенсне… кто знает, какие воспоминания могут быть связаны у влюбленного с подобными предметами? Этот джентльмен утверждает, что нашел следы на траве, но, право же, здесь очень легко ошибиться. Что касается ножа, он просто мог отлететь в сторону, когда несчастный юноша упал на пол. Вам, конечно, мои рассуждения могут показаться детским лепетом, но мне все же кажется, что Виллоуби Смит пал от собственной руки.

Холмса, похоже, поразила эта неожиданная теория, изложенная такими простыми словами. Он еще какое-то время с задумчивым видом походил по комнате, выкуривая одну сигарету за другой.

– Скажите, профессор Корэм, – наконец заговорил он, – а что находится в шкафчике бюро?

– Ничего, что могло бы привлечь внимание вора. Семейные бумаги, письма моей бедной жены, почетные дипломы университетов. Да вот ключ, можете сами посмотреть.

Холмс взял ключ, покрутил в руке и вернул.

– Нет, вряд ли это мне понадобится, – сказал он. – Я бы предпочел спуститься в ваш сад и все спокойно обдумать. В вашей теории самоубийства что-то есть. Прошу нас извинить за вторжение, профессор Корэм, обещаю, что до обеда мы вас больше не побеспокоим. В два часа мы к вам зайдем сообщить, как развивается дело.

Когда мы вышли из дома, Холмс был необычно рассеян.

– У вас уже есть версия? – наконец спросил я, после того как мы молча несколько раз прошли по садовой дорожке.

– Все зависит от сигарет, которые я выкурил, – сказал он. – Может оказаться, что все мои выводы неверны. Сигареты покажут.

– Дорогой Холмс, – воскликнул я, – но каким образом сигареты могут…

– Вы сами все увидите. Если я ошибаюсь, ничего страшного не случится. В конце концов, у нас есть еще одна зацепка – оптик. Но я всегда предпочитаю идти более коротким путем, если есть такая возможность. А вот и миссис Маркер! Я думаю, небольшой пятиминутный разговор с ней может оказаться нам полезен.

Кажется, я когда-то уже упоминал, что Холмс при желании умел быть очень обходительным с женщинами и легко находил с ними общий язык. Не прошло и половины названного им времени, как он уже завоевал полнейшее расположение и доверие миссис Маркер и болтал с экономкой так, будто был знаком с ней всю жизнь.

– Да-да, мистер Холмс, вы это совершенно точно заметили, он ужасно много курит. Целый день, а то и всю ночь сидит с сигаретой в зубах. Я в то утро заходила в его комнату… Знаете, сэр, можно было подумать, что весь лондонский туман собрался там. Бедный, бедный мистер Смит, он ведь тоже курил, хотя и не так много, как профессор. Его здоровье? Даже не знаю, вредит ему курение или, наоборот, на пользу идет.

– Говорят, курение ухудшает аппетит, – сказал Холмс.

– Не знаю, сэр.

– Ну вот профессор, он же, наверное, вообще почти ничего не ест?

– Как вам сказать, когда как.

– Готов поспорить, что сегодня он не завтракал, да и обедать вряд ли будет после того, как при мне выкурил столько сигарет.

– Вот и нет, сэр, как раз сегодня утром он очень хорошо позавтракал. Уж не помню, когда он последний раз так хорошо кушал. А на обед заказал целую тарелку отбивных. Я сама удивляюсь, потому что лично я, после того как зашла в ту комнату и увидела бедного мистера Смита на полу, на еду вообще смотреть не могу. Но люди-то всякие бывают. У профессора вот аппетит не пропал.

Все утро мы провели в саду. Стэнли Хопкинс отправился в деревню проверять слух о том, что вчера утром на чатамской дороге дети якобы видели какую-то незнакомую женщину. Что касается моего друга, то он, похоже, утратил всякий интерес к этому делу. Никогда еще я не видел его таким равнодушным к проводимому расследованию. Даже важное известие вернувшегося Хопкинса о том, что он нашел этих детей и убедился, что они действительно видели женщину в очках или пенсне, внешность которой в точности совпадала с описанием Холмса, не вызвала у него особенного интереса. Слегка оживить его смогла Сьюзен, поджидавшая нас у обеденного стола, чтобы сказать, что мистер Смит вчера утром выходил на прогулку и вернулся всего за полчаса до трагедии. Для меня значение этого факта осталось непонятным, но по лицу Холмса я увидел, что он полностью укладывается в его расчеты и даже подтверждает их. Неожиданно он вскочил со стула и, глядя на часы, воскликнул: