Вдруг и я различил то, что уже давно уловили его более чуткие уши. Я услышал тихий, приглушенный звук, только доносился он не со стороны Бейкер-стрит, а из глубины того самого дома, в котором прятались мы. Тихонько открылась и закрылась дверь, и почти сразу послышались осторожные шаги – кто-то крадучись пробирался по коридору. Но даже эти тихие звуки мгновенно разносились по всему пустому дому. Мой друг вжался в стену, и я, держа руку на рукоятке револьвера, последовал его примеру. Напряженно вглядываясь в сумрак, я увидел, как в черном провале открытой двери появился еще более темный силуэт человека. На мгновение он замер, потом, ступая по-кошачьи, двинулся в комнату. Эта зловещая фигура находилась всего в трех ярдах от нас. Я собрался, готовясь отразить его нападение, если вдруг он решит броситься на меня, но потом до меня дошло, что этот человек не догадывается, что в комнате он не один. Не замечая нас, он подкрался к окну и мягко, бесшумно приоткрыл раму на полфута. Когда он встал на колени, лицо его оказалось на уровне образовавшегося проема, и свет улицы, уже не приглушенный грязным стеклом, позволил нам рассмотреть его.

Незнакомец был необыкновенно взволнован, глаза его блестели не хуже звезд на небе, а всё лицо мелко подергивалось. Это был уже немолодой мужчина с тонким ястребиным носом, очень высоким лбом и пышными седыми усами. Складной цилиндр его сдвинулся на затылок, под расстегнутым пальто сияла белоснежная манишка. Смуглое худое лицо мужчины было изрезано глубокими морщинами, в руке он держал какой-то предмет, похожий на палку; правда, когда он положил его на пол, эта штука издала металлический лязг. Из внутреннего кармана пальто он достал какой-то увесистый предмет и принялся что-то с ним делать, пока не послышался громкий резкий щелчок, как будто встала на свое место пружина или защелкнулся затвор. По-прежнему стоя на коленях, он подался вперед и всем весом налег на какой-то рычаг, отчего мертвую тишину нарушил длинный скрежещущий звук, который закончился очередным громким щелчком. После этого он выпрямился, и я увидел, что в руках он держит что-то наподобие ружья с прикладом непривычной формы. Он открыл патронник, сунул в него что-то и передернул затвор, после чего пригнулся, положил конец ствола на край подоконника, и я увидел, как его усы коснулись ружейной ложи, а глаза хищно блеснули, когда он стал всматриваться в прицел. Я даже услышал, как он довольно крякнул, когда удобно устроил на плече приклад и навел мушку на изумительную мишень – темный силуэт в ярко освещенном окне прямо напротив. На какой-то миг он замер, словно окаменел. Потом плавным движением пальца нажал на спусковой крючок. Раздался странный жужжащий звук, громкий звон разбитого стекла, и в ту же секунду Холмс, словно тигр, набросился на стрелка и повалил его на пол лицом вниз. Но его противник оказался не так-то прост, он тут же извернулся, резко вырвался из рук Холмса и вцепился ему в горло. Но в это мгновение я подоспел на помощь другу и ударил незнакомца рукояткой револьвера по голове, отчего тот повалился на пол. Я кинулся на него сверху, и пока я его сдерживал, Холмс громко свистнул в свисток. Тут же с улицы донесся топот бегущих ног, и сначала в дом через парадную дверь, а потом и в комнату ворвались двое полицейских в форме и инспектор в штатском.

– Вы, Лестрейд? – спросил Холмс.

– Да, мистер Холмс. Решил сам взяться за это дело. Рад, что вы вернулись в Лондон, сэр.

– Думаю, вы не откажетесь от небольшой неофициальной помощи. Три нераскрытых убийства за один год – многовато, Лестрейд. Да и загадку Молси вы раскрыли, прямо скажем… Я хотел сказать, действовали вы весьма расторопно.

Мы все поднялись. Пленник наш стоял между двумя дюжими констеблями и тяжело дышал. К этому времени на улице уже начали собираться люди. Холмс подошел к окну, опустил раму и закрыл внутренние ставни. Лестрейд достал из кармана и зажег две свечи, а констебли открыли свои потайные фонари. Наконец я смог хорошенько рассмотреть задержанного.

На нас смотрело мужественное, но в то же время удивительно мрачное и злое лицо. Высокий выпуклый лоб мыслителя и нижняя челюсть любителя чувственных наслаждений указывали на то, что человеку этому от природы суждено было стать либо выдающимся философом, либо великим злодеем. Но одного взгляда на его холодные как лед голубые глаза с цинично полуопущенными веками или на агрессивно выдающийся нос и густые брови, хищно сросшиеся над переносицей, было достаточно, чтобы стало понятно, какая чаша весов перевесила в этом характере. Не обращая ни малейшего внимания ни на кого из нас, он буравил глазами Холмса. Но помимо лютой ненависти в его взгляде было заметно и не меньшее восхищение.

– Хитрый дьявол! – пробормотал он. – Ну и хитрый!

– Ну что вы, полковник, – легкомысленным тоном сказал Холмс, поправляя съехавший на бок воротничок. – «Все пути ведут к свиданью», как говорится в одной старой пьесе{12}. В последний раз я имел удовольствие встречаться с вами, когда вы забрасывали меня камнями у Рейхенбахского водопада.

Полковник продолжал как завороженный смотреть на моего друга.

– Хитрый дьявол. Ну и хитрый, – только и мог повторять он.

– Но я все еще не представил вас, – сказал Холмс. – Джентльмены, полковник Себастиан Моран, бывший офицер Индийской армии Ее Величества и лучший в нашей восточной империи охотник на крупную дичь. Полагаю, я не ошибся, полковник, ваш рекорд по убитым тиграм еще не превзойден?

Мужчина ничего не ответил, лишь продолжал из-под свирепо сведенных бровей смотреть на моего друга. Жестокие глаза и топорщащиеся усы делали его самого похожим на тигра.

– Удивительное дело! Столь опытный охотник угодил в такую простую ловушку, – продолжил Холмс. – Вам ведь такой прием должен быть очень хорошо знаком. Неужели вы никогда не прятались на дереве с ружьем, привязав внизу молодого козленка и дожидаясь, когда на приманку выйдет тигр? Этот пустой дом для меня и есть то самое дерево, а вы – мой тигр. Вы наверняка брали с собой запасные ружья на тот случай, если появятся несколько тигров или если случится чудо и ваш первый выстрел не попадет в цель. Вот это, – он обвел нас широким жестом, – мои запасные ружья. Как видите, аналогия полная.

Яростно взревев, полковник бросился на Холмса, но констебли успели схватить его и оттащить обратно. На взбешенное лицо полковника было страшно смотреть.

– Должен признаться, вам все-таки удалось меня несколько удивить, – невозмутимо продолжил мой друг. – Я не мог предположить, что для своих целей вы выберете именно этот дом и это удобно расположенное окно. Мне казалось, что вы будете действовать с улицы, где вас поджидали Лестрейд со своими людьми. За исключением этого, все прошло в точности так, как я рассчитал.

Полковник Моран повернулся к инспектору.

– Есть у вас причины для моего ареста или нет, – сказал он, – но я имею право не выслушивать насмешки этого человека. Раз уж я попал в руки властей, пусть все будет по закону.

– Что ж, это справедливо, – кивнул головой Лестрейд. – Мистер Холмс, вы что-нибудь еще хотите сказать, прежде чем мы уйдем?

Холмс поднял с пола необычное духовое ружье и внимательно осмотрел его механизм.

– Превосходное и уникальное оружие, – сказал он. – Стреляет бесшумно и с поразительной силой. Я был знаком с фон Хердером, слепым немецким механиком, который создал его для покойного профессора Мориарти. О его существовании я знал несколько лет, но до сих пор не имел возможности держать его в руках. Лестрейд, я хочу обратить ваше особое внимание на него и на патроны, которые для него используются.

– Можете быть уверены, мы изучим его самым тщательным образом, – бросил Лестрейд, делая знак констеблям уводить задержанного. – Что-нибудь еще, мистер Холмс?

– Только одно: какое обвинение вы собираетесь ему предъявить?

– Как это какое, сэр? Покушение на мистера Шерлока Холмса, разумеется.

– Нет, Лестрейд. Я вовсе не хочу фигурировать в этом деле. Вам, исключительно вам принадлежит честь этого блестяще проведенного ареста. Да, Лестрейд, я вас поздравляю! Со свойственной вам хитростью и отвагой вы взяли его.

– Взяли его? Кого взяли, мистер Холмс?

– Человека, которого безуспешно пытается найти вся лондонская полиция… Полковника Себастиана Морана, застрелившего благородного Рональда Адэра. Разрывная пуля из духового ружья, влетевшая тридцатого мая прошлого месяца в открытое окно второго этажа дома номер 427 на Парк-лейн, была выпущена им. Вот обвинение, которое ему нужно предъявить, Лестрейд. А теперь, Ватсон, если вы согласны терпеть сквозняк из разбитого окна, полагаю, полчаса с сигарами в моем кабинете смогут немного развлечь вас.

Благодаря стараниям Майкрофта Холмса и заботам миссис Хадсон наша старая квартира за это время ничуть не изменилась. Правда, когда я туда вошел, мне показалось, там как-то уж слишком чисто, но обстановка была в точности такой, как в прежние времена. Сохранился химический уголок и столик для опытов с покрытой кислотными пятнами деревянной крышкой. На полке стояли многочисленные пухлые альбомы с вырезками из газет и тетради с записями, которые многие из наших соотечественников были бы счастливы сжечь. Схемы, футляр для скрипки, подставка для трубок, даже персидская туфля, в которой хранился табак, – все было на месте. В комнате нас встретили двое: миссис Хадсон, радостно всплеснувшая руками при нашем появлении, и странная кукла, сыгравшая такую важную роль в сегодняшнем ночном приключении. Просто поразительно, как умело мастер сумел повторить в воске внешний вид моего друга. Она стояла на небольшом столике, и старый халат Холмса был накинут на ее плечи так, что с улицы отличить портрет от оригинала было совершенно невозможно.

– Надеюсь, вы соблюдали все меры предосторожности, о которых я говорил, миссис Хадсон? – спросил Холмс.

– Приближалась к нему только на коленках, как вы и велели.

– Прекрасно. Вы справились со своей задачей изумительно. Не заметили, куда попала пуля?